Мы дети станции Зоо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мы дети станции Зоо (Я Кристина)
Christiane F. – Wir Kinder vom Bahnhof Zoo
Режиссёр

Ули Эдель

Продюсер

Бернд Айхингер
Ганс Каден
Ганс Вет

Автор
сценария

Герман Вайгель
Кай Херманн
Хорст Рик

В главных
ролях

Натя Брункхорст
Томас Хауштайн

Оператор

Юрген Юргес
Юстус Панко

Композитор

Юрген Книпер
Дэвид Боуи

Длительность

138 мин

Бюджет

2,7 млн долл.

Год

1981

К:Фильмы 1981 года

«Мы дети станции Зоо», или «Я Кристина» (нем. Christiane F. – Wir Kinder vom Bahnhof Zoo) — художественный фильм режиссёра Ули Эделя и продюсера Бернда Айхингера, снятый в 1981 году по мотивам одноимённой биографической книги, основанной на записях дневника Кристианы Фельшеринов, получившего популярность в юношеской среде Германии, благодаря реалистичному отображению развития наркозависимости у подростков[1]. Действие разворачивается в 1970 годах и описывает ситуацию с наркотиками в Западном Берлине. В качестве композитора саундтрека выступил Дэвид Боуи, а его концертное появление в фильме, нацеленное на молодёжную аудиторию, способствовало коммерческому успеху проекта.





Сюжет

На дворе 1975 год, 13-летняя Кристиана Фельшеринов живёт со своей мамой и младшей сестрой в небольшой квартире, в обыкновенном жилом многоэтажном бетонном здании, в скучном районе на окраине Западного Берлина. Ей наскучила жизнь здесь, и ей нравится певец Дэвид Боуи. Она узнает о месте под названием «Sound» — новой дискотеке в центре города, известной, как самой модной дискотеке в Европе. Хотя по закону она ещё слишком мала, чтобы пойти туда, она надевает туфли на высоких каблуках, делает макияж и просит подругу из школы, которая часто «зависает» там, взять её с собой. На дискотеке она встречает Детлефа, парня немного старше её. Он состоит в компании тех, кто экспериментирует с различными наркотиками. Сначала она принимает ЛСД и едет на концерт Дэвида Боуи, на котором встречает девушку её лет и с теми же интересами по имени Бабси, а также впервые в жизни пробует героин. Но после Кристиана влюбляется в Детлефа и, чтобы быть ближе к нему, начинает употреблять героин на постоянной основе, постепенно погружаясь в пучину наркомании, и в конечном итоге становится полностью наркозависимой. В 14 лет, вместо того чтобы проводить время дома, она проводит его со своими приятелями в обветшалой квартире и на вокзале «Зоологический сад», который известен как место проституции и торговли наркотиками. Тут она начинает заниматься проституцией, в первую очередь мастурбацией, как и её парень, который обслуживает клиентов с гомосексуальными наклонностями. Она крадёт из дома, продает всё своё имущество и падает на самое дно. В одной из самых жестоких сцен, наркоман старше её запрыгивает в грязную туалетную кабинку, пропитанную мочой и кровью, и отбирает у Кристианы шприц с наркотиком, вводит его содержимое себе в шею прямо на глазах у потерявшей от страха дар речи старушки, которая в этот момент тоже оказалась в туалете.

Мать Кристианы обнаруживает свою дочь в бессознательном состоянии на полу в ванной. С помощью матери и отчима она и Детлеф пытаются «соскочить с иглы»; период «отходняка» сопровождается крайне подробными сценами с физиологической точки зрения. Тем не менее, вскоре после возвращения на станцию они снова принимаются за старое. Кристиана и Детлеф обнаруживают, что их лучший друг и сосед по комнате Аксель умер вследствие передозировки в их собственной квартире. Они убегают и останавливаются в квартире клиента Детлефа на пару дней. Когда Кристиана входит в комнату, она видит, что двое мужчин очень громко занимаются анальным сексом, она теряет обладание и отчаянно бежит к своей лучшей подруге Бабси, которая, как оказалось, тоже умерла от передозировки в возрасте 14 лет. Кристиана пытается покончить жизнь самоубийством при помощи передозировки, появляется закадровый голос, который сообщает, что Кристиана все же выжила, чего нельзя сказать обо всех её товарищах.

Актёры

Саундтрек

Поскольку в октябре 1980 года Боуи выступал на Бродвее и не мог прилететь на съёмки фильма, сцена с концертом снималась в Нью-Йорке в Hurrah Club, с тем чтобы было похоже, что действие происходит в ночном клубе в Берлине[2].

  1. «V-2 Schneider»
  2. «TVC 15»
  3. «Heroes/Helden»
  4. «Boys Keep Swinging»
  5. «Sense of Doubt»
  6. «Station to Station» (Live)
  7. «Look Back in Anger»
  8. «Stay»
  9. «Warszawa»

Напишите отзыв о статье "Мы дети станции Зоо"

Примечания

  1. Reimer, Reimer, 2010, p. 96.
  2. «The Complete David Bowie» by Nicholas Pegg, Reynolds & Hearn 2002, ISBN 1-903111-40-4 (p. 461)

Литература

  • Robert C. Reimer, Carol J. Reimer. [books.google.ru/books?id=nqCa1YYd9ncC&pg=PA96&lpg=PA96&dq=Christiane+F.+%E2%80%93+We+Children+from+Bahnhof+Zoo+cult+status&source=bl&ots=tOTHkm_jKN&sig=lhSrD5zFIJTBIPjvxlcIZ8svCoc&hl=ru&sa=X&ei=0gokVKCCEoWaygOs9ICoCA&ved=0CFkQ6AEwBw#v=onepage&q=Christiane%20F.%20%E2%80%93%20We%20Children%20from%20Bahnhof%20Zoo%20cult%20status&f=false The A to Z of German Cinema]. — The Scarecrow Press, Inc., 2010. — (The A to Z Guides Series, No 183). — ISBN 978-0-8108-7611-8.

Ссылки

См. также

Отрывок, характеризующий Мы дети станции Зоо

«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.