Мьевиль, Чайна
Поделись знанием:
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
(перенаправлено с «Мьевиль Чайна Том»)
| Чайна Мьевиль | |
| China Tom Miéville | |
 Мьевиль в апреле 2006 года | |
| Дата рождения: |
6 сентября 1972 (51 год) |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писатель-фантаст |
| Годы творчества: | |
| Жанр: | |
| Дебют: |
«Крысиный король» (1998) |
| Премии: | |
Ча́йна Том Мьевиль (англ. China Tom Miéville, род. 6 сентября 1972, Норидж) — британский писатель-фантаст. Он определяет свой жанр как «странную фантастику» (weird fiction).
С раннего детства Мьевиль жил в Лондоне. С восемнадцати лет он преподавал английский язык, жил в Египте, где у него появился интерес к арабской культуре и ближневосточной политике. Мьевиль получил степень бакалавра социальной антропологии в Кембриджском университете, а также доктора философии по международным отношениям в Лондонской школе экономики, где защитил докторскую диссертацию, озаглавленную «При столкновении двух равных прав»[1], в которой адаптировал к теории международного права марксистскую концепцию права, опираясь на работы Евгения Пашуканиса и критических теоретиков права, и продемонстрировал связь международного права с империализмом.
Мьевиль — троцкист, бывший член британской Социалистической рабочей партии. В 2001 году баллотировался в Палату общин от Социалистического альянса, набрав 459 голосов, то есть 1,2 %. В январе 2013 года выступил с критикой руководства СРП. В марте 2013 года покинул партию из-за несогласия с отказом руководства осудить виновника внутрипартийного сексуального скандала. Его левые политические взгляды отражаются в его работах (в том числе в его романе «Железный совет») и теоретических взглядах на литературу (его критика «Властелина колец»). Входит в редакционную коллегию марксистского журнала «Historical Materialism» (Нидерланды).
Дебютный роман «Крысиный король» может быть отнесён к жанру мистического ужаса, впоследствии Мьевиль обратился к жанру фэнтезийного стим-панка, опубликовав имевшие огромный успех романы «Вокзал потерянных снов» и «Шрам». В творчестве автора присутствуют элементы научной фантастики, фэнтези и литературы ужасов. К последнему из перечисленных жанров относится большинство рассказов Мьевиля, неоднократно появлявшихся в престижных сборниках «Фэнтези, мистика, магический реализм: лучшее за год», «Ужасы: лучшее за год» и тематических антологиях. Сам автор признавался, что некоторое влияние на его малую прозу оказало творчество Говарда Лавкрафта.
Содержание
Библиография
- Крысиный король / King Rat (1998)
- Вокзал потерянных снов / Perdido Street Station (2000)
- Шрам / The Scar (2002)
- Железный совет / Iron Council (2004)
- При столкновении двух равных прав: марксистская теория международного права / Between Equal Rights: A Marxist Theory of International Law (2005)
- Нон Лон Дон / Un Lun Dun (2007)
- Город и Город / The City & the City (2009)
- Кракен / Kraken (2010)
- Посольский город / Embassytown (2011)
- Рельсы / Railsea (Май 2012)[2]
Премии
- Первый роман, «Крысиный король», был номинирован на премию Международной гильдии ужасов и премию имени Брэма Стокера.
- Второй роман, «Вокзал потерянных снов», получил премию Артура Кларка и был номинирован на премии Локус, «Хьюго», «Небьюла» и World Fantasy.
- Третий роман, «Шрам», получил премии British Fantasy и Локус за лучший роман фэнтези. Был номинирован на премии «Хьюго», «Небьюла», World Fantasy и премию Артура Кларка.
- Четвёртый роман, «Железный совет», получил премию Артура Кларка и Локус за лучший роман фэнтези в 2005 и был номинирован на премии World Fantasy, «Хьюго» и «Небьюла».
- 2010, премия Локус в категории «Роман фэнтези» за «The City & the City» (2009). За этот роман он получил премию «Хьюго» и «World Fantasy». Также был номинирован на премию «Небьюла».[3].
- 2011, премия Локус в категории «Роман фэнтези» за «Kraken»
- Роман «Embassytown» получил премию Локус за лучший научно-фантастический роман в 2012 и был номинирован на премию «Небьюла» и «Хьюго».
Напишите отзыв о статье "Мьевиль, Чайна"
Примечания
- ↑ Аллюзия на известное выражение К. Маркса «При столкновении двух равных прав решает сила» (Капитал. Т. 1. Соч., 2 изд., т. 23, с. 247).
- ↑ [www.amazon.com/Railsea-China-Mieville/dp/0345524527/ Amazon.com] page for Railsea
- ↑ [www.mirf.ru/News/Laureaty_Hugo_Awards_2010_12963.htm Лауреаты Hugo Awards 2010 — Новости — МИР ФАНТАСТИКИ И ФЭНТЕЗИ]
Литература
- Сергей Шикарев Головоногая эсхатология // Если : журнал. — Москва: Любимая книга, 2012. — № 11. — С. 269-271. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0136-0140&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0136-0140].
Ссылки
- [fantlab.ru/autor849 Биография и библиография на fantlab.ru]
- [www.rabkor.ru/interview/12585.html «Фэнтези, фантастика и политика» — интервью журналу International Socialist Review]
- [fantlab.ru/article504 Офлайн интервью с Чайной Мьевилем для FantLab.ru]
- [pomidor.blox.ua/2012/04/50-knig-v-zhanre-quotnauchnaya-fantastikardquo-i.html Чайна Мьевиль. 50 книг в жанре «научная фантастика» и фэнтези, которые следует прочесть каждому социалисту]
Отрывок, характеризующий Мьевиль, Чайна
– Что ты говоришь?– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
Категории:
- Родившиеся 6 сентября
- Родившиеся в 1972 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Норидже
- Писатели по алфавиту
- Чайна Мьевиль
- Писатели-фантасты Великобритании
- Писатели в жанре хоррор Великобритании
- Писатели фэнтези Великобритании
- Троцкисты Великобритании
- Марксисты
- Выпускники Лондонской школы экономики
- Специалисты по теории права и государства
- Мифы Ктулху
- Лауреаты премии ESFS
- Лауреаты мемориальной премии Джона В. Кэмпбелла за лучший научно-фантастический роман
