Мьёльнир
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
В Англо-Саксонской Британии эпохи язычества неоднократно были найдены кремационные урны с орнаментом в виде дракона, окружающего свастику. Некоторые исследователи проводят параллели между орнаментом
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
| Мьёльнир |
|---|
Мьёльнир или мьёллнир (др.-сканд. Mjöllnir[1] «сокрушитель») — в германо-скандинавской мифологии молот бога Тора. Был выкован с непропорционально короткой рукоятью из-за проказ Локи. Мьёльнир был настолько тяжёл, что никто не мог его даже поднять. Тор надевал волшебные железные рукавицы, благодаря которым молот становился метательным оружием, которое всегда поражает цель и возвращается обратно в руки метателя. Также, он носил пояс силы Мегингъёрд[en], состоящий из волшебных колец, удваивающий силу носящего. Мьёльнир был настолько мощным оружием, что его удар вызывал молнии и гром.
Содержание
Мьёльнир в скандинавской мифологии
Мьёльнир изготовлен карликами-двергами Броком и Синдри при споре с Локи о мастерстве кузнецов. Молот был признан асами лучшим творением гномов, Локи проиграл спор, и ему зашили рот, так как Один запретил кому-либо из асов или двергов рубить голову Локи (в споре на заклад Локи поставил свою голову). Мьёльнир — универсальное оружие, жившее своей собственной жизнью: он то улетал от Тора, то прилетал обратно, а иногда и самому Тору приходилось вызволять своё оружие из плена, им убивали и оживляли. В одной из поездок в Ётунхейм Тор забил своих козлов, которые тянули его колесницу вместо лошадей, а наутро при помощи своего молота оживил их. Короткая рукоять молота — следствие попытки Локи помешать его изготовлению[2]. Одно время был похищен ётуном Тримом, но благодаря хитроумному Локи, был возвращён Тору.
Разновидность свастики?
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Множественные кремационные урны ранних Англо-Саксов имеют знак в виде свастики и в некоторых свастика, похоже, соприкасается со змеем или драконами в декоративном дизайне. Это — ясная отсылка к величайшим подвигам Тора в которых Мировой Змей лежит, свернувшись кольцом вокруг земли.
[3]Оригинальный текст (англ.)"Many cremation pots of the early Anglo-Saxons have the swastika sign marked on them, and in some the swastikas seems to be confronted with serpents or dragons in a decorative design. This is a clear reference to the greatest of all Thor's struggles, that with the World Serpent which lay coiled round the earth."
Влияние на культуру
Мьёлльнир считался символом Тора. Копии молота были популярными в Скандинавии, люди носили их на шее как амулеты. Также они употреблялись в священных церемониях — им освящали свадьбы. Их подкладывали под кровать молодожёнам, чтобы у них было много детей. После принятия христианства люди долго ещё носили одновременно крест и амулет — копию Мьёлльнира. Амулеты в виде молоточков Тора являются показателем присутствия средневековых скандинавов[4]. Сейчас Молот Тора на гербе использует шведская коммуна Турсос[en].
Молот Тора является одним из известных элементов скандинавской культуры в целом и мифологии в частности. Изготовляются ювелирные украшения «по мотивам» и даже скульптуры[5]. В мае 2013 года Мьёльнир под названием «Молот Тора» был внесён в перечень утверждённых надгробий Ветеранского Департамента США под номером 55[6][7].
Кинематограф
- Также как и бог Тор, его молот Мьёльнир фигурирует в комиксах Marvel и произведениях по мотивам — кинофильмах, мультсериалах и компьютерных играх.
- Также Мьёльнир фигурирует в телесериале Сверхъестественное во 2-й серии 8-го сезона.
- В аниме-сериале Soul Eater присутствует персонаж Мария Мьёльнир, способная превращаться в подобие молота Тора и обладающая огромной разрушительной силой. На левом глазу у неё повязка со знаком молнии.
- В аниме-сериале Легенда о героях Галактики энергетическая суперпушка, созданная учёными Галактического Рейха и составляющая основное вооружение космической сверхкрепости Изерлон (постоянно переходящей из рук в руки), называется «Молот Тора». Оружие способно испепелять целые флоты и упоминается чуть ли не в каждой серии.
- В фильмах «Матрица: Перезагрузка» и «Матрица: Революция» такое оригинальное имя носил один из кораблей на воздушной подушке, однако поскольку никто из актёров не был в состоянии его выговорить, корабль в фильмах стали называть «Хаммер» (англ. Hammer, Молот)
- В аниме-сериале «Chuunibyou Demo Koi ga Shitai!» одна из главных героинь Санаэ Дэкомори носит косички, завязанные в два длинных хвоста с оранжевыми мешочками на концах, которые она называет «Молот Мьёльнир». Внутри мешочков находятся леденцы. Этим «оружием» она сражается с противниками в своём выдуманном мире.
- В аниме-сериале «Безграничный Фафнир» героиня Рэн Миядзава использует оружие тёмной материи в виде молота и называет его «Мьёльнир».
Компьютерные игры
- По мотивам легенды о Мьёльнире в 1995 году была издана игра Thor’s Hammer Trilogy.
- В официальном дополнении к Quake — Scourge of Armagon, Мьёльнир является самым мощным оружием, использующим charge cells и наносящим урон всем окружающим врагам одновременно. Если charge cells у игрока нет, используется как альтернатива топору.
- В основной кампании игры Age of Mythology игроку требуется высечь новую рукоять Мьёльнира, после чего воссоединить его с наконечником, а затем с его помощью запереть врата в Преисподнюю.
- Молот Мьёльнир фигурирует в игре Tomb Raider: Underworld как основное оружие способное начать и остановить Рагнарек.
- В серии игр Halo аугментированные космические спецназовцы Спартанцы облачены в броню Мьёльнир, усиливающую их и без того нечеловеческие скорость, силу, выносливость и реакцию.
- В играх DotA и Dota 2 Мьёльнир является одним из артефактов, значительно увеличивающий скорость нанесения ударов и способный окружить владельца электрическим полем, наносящим урон. Также, с некоторой вероятностью, удар вызывает цепную молнию.
- Мьёльнир фигурирует в игре Dead Space 3, как один из видов оружия.
- В игре Ex Machina молот Тора одно из самых мощных энергетических орудий.
- В онлайн-игре Ragnarök Online Мьёльнир и пояс Тора Медингъярд являются одними из мощнейших godlike-предметов. Для их получения каждое из заданий цепочки должно быть выполнено сотней игроков, после чего лишь один игрок сможет получить выбранный им godlike-предмет. Также в игре присутствует горная гряда Мьёльнир.
- В игре «Корсары: Каждому своё» присутствует оберег «Молот Тора», оберегающий корабельные орудия от взрыва.
- В игре Path of Exile является одноручной булавой
Литература
- Роман Уильяма Дитриха «Молот Тора»[8].
Музыка
- В 90-х годах XX века существовала американо-норвежская группа в стиле death/doom Thorr's Hammer
- В репертуаре фарерской рок-группы Týr есть песня "The Hammer of Thor" (Молот Тора).
- Норвежская паган-метал группа Enslaved в логотипе использует молот Тора.
- Украинская (город Николаев) викинг-метал группа Miellnir в названии группы и как логотип использует молот Тора.
- Санкт-Петербургская группа «Тролль гнёт ель», исполняющая пивной фолк-метал, имеет в своём репертуаре песню «Хмъёльнир», повествующую о молоте Тора.
Напишите отзыв о статье "Мьёльнир"
Примечания
- ↑ Слово родственно рус. молния, молот, см. Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/1974_Ivanov_Toporov_Issledovaniya_v_oblasti_slavyanskih_drevnostey.djvu Исследования в области славянских древностей.] — М.: Наука, 1974.
- ↑ Х. Гербер. Мифы Северной Европы. — М.: «Центрполиграф», 2008.
- ↑ Mayr-Harting, Henry. The Coming of Christianity to Anglo-Saxon England
- ↑ [www.rusarch.ru/nosov2.htm Носов Е. Н. Типология городов Поволховья. В кн.: Новгород и Новгородская земля. История и археология. Материалы научной конференции. Вып. 7. Новгород, 1993.]
- ↑ [context.crimea.ua/news/obschestvo/doneckie_kyzneci_izgotovili_dlya_simferopolya_skylptyry_%C2%ABmolot_tora%C2%BB.html Контекст. Крым: Донецкие кузнецы изготовили для Симферополя скульптуру «Молот Тора»]
- ↑ [www.cem.va.gov/hmm/emblems.asp National Cemetery Administration: Available Emblems of Belief for Placement on Government Headstones and Markers]. U.S. Department of Veterans Affairs. — «55 – Hammer of Thor» Проверено 12 мая 2013. [www.webcitation.org/6HGQYbXVx Архивировано из первоисточника 10 июня 2013].
- ↑ Elysia. [www.llewellyn.com/blog/2013/05/hammer-of-thor-now-va-accepted-symbol-of-faith/ Hammer of Thor now VA accepted symbol of faith]. Llewellyn. Проверено 12 мая 2013. [www.webcitation.org/6HGQaPOxM Архивировано из первоисточника 10 июня 2013].
- ↑ [www.mirf.ru/Reviews/print4514.html Рецензия журнала «Мир Фантастики»]
Литература
- Старшая Эдда. Песнь о Трюме. Перевод А.Корсуна. М.: «Художественная Литература», 1975.
- Х. Гербер. Мифы Северной Европы. — М.: «Центрполиграф», 2008.
- Гуревич А. Я. Избранные труды. Т. 1. Древние германцы. Викинги. — М.-СПб.: «Университетская книга», 1999.
- Носов Е. Н. [www.rusarch.ru/nosov2.htm Типология городов Поволховья.] // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Материалы научной конференции. Вып. 7. Новгород, 1993.
Отрывок, характеризующий Мьёльнир
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
