Мэгжид Жанрайсэг
| |
| Н. Жамба | |
| Быстротворящий Авалокитешвара. 1996 | |
| Мэгжид Жанрайсэг | |
| Медь, позолота. Высота 26 м | |
| Гандантэгченлин, Улан-Батор | |
Мэ́гжид Жанра́йсэг (от тиб. སྤྱན་རས་གཟིགས) — статуя бодхисаттвы Авалокитешвары в улан-баторском монастыре Гандантэгченлин (Монголия).
Содержание
История
Возведение
Инициатива возведения в столице Внешней Монголии монументальной статуи Авалокитешвары принадлежала Далай-ламе XIII, посетившему Ургу в 1905 году, однако экстренное возведение статуи и строительство храма для её размещения начались лишь после победы Национальной революции по указу Богдо-гэгэна VIII и по настоянию монгольских верующих, чтобы заслуга от этого вернула зрение нововозведённому монгольскому монарху, страдавшему катарактой[1]. Образ Авалокитешвары был выбран потому, что он являлся центральным элементом практик по восстановлению зрения[2]. Помимо восстановления зрения Богдо-хана, возведение статуи посвящалось и улучшению здоровья его супруги Дондогдулам.[3]
По оценке Б. Б. Барадийна, расходы на строительство составили около 1 млн российских рублей, из них 50 тыс. были взяты из займа, выданного Монголии российским правительством. Возведением статуи руководил главный министр Богдо-гэгэна, чинван Ханддорж; элементы статуи были отлиты долоннорской фирмой, специализировавшейся на литье массивных бурханов. В России были заказаны парча для убранства храма и комплект меньших бурханов.[4] Внутренность 25-метровой статуи была заполнена томами Ганджура, мантрами, целебными травами и драгоценностями. Для статуи высотой 25,6 м было использовано 45 кг золота, 56 кг серебра и 400 драгоценных камней. Возведённый китайскими рабочими 42-метровый храм, в котором находилась статуя, по сей день является самым высоким образцом монгольской буддийской архитектуры.
В начале Второй мировой войны статуя была демонтирована, видимо, по приказу Х. Чойбалсана, и, по рассказам, была вывезена советскими солдатами[5]. Скорее всего, фрагменты медной статуи были отправлены в СССР на переплавку на снаряды, однако никаких достоверных сведений, подтверждающих это, не имеется. Прибывшая в 1992 году в Россию делегация, занимавшаяся поисками вывезенных из страны бурханов, также не обнаружила никаких её следов.
Восстановление
27 октября 1996 года восстановленная на средства от народных пожертвований статуя Авалокитешвары была вновь освящена. Командой скульпторов руководил народный художник МНР Н. Жамба. По случаю освящения были проведены служение Калачакры и народное празднество-надом. Создание этой статуи подробно описано.[6]
Внешний вид и реликвии
|
• Бурханы шашин Монголд •
Буддизм в Монголии
| |
|---|---|
| Персоналии | |
| Карма-бакши • Пагба-лама Сакья-пандита • Далай-лама IV Дзанабадзар • Данзанравжа Богдо-гэгэн VIII • Агван-Балдан Жамсранжав • Цэрэндондов Богдо-гэгэн IX • Бакула Ринпоче Сонинбаяр • Пурэвбат | |
| Учения | |
| Красная вера • Жёлтая вера Сачжа • Дзогчен • Луйжин | |
| Духовенство | |
| Богдо-гэгэн • Донкор-Манджушри Джалхандза • Бамбар-Эрдэни Догшин-Ноён • Дилова • Джанджа
Хубилган • Хутухта • Цорджи | |
| Гандантэгченлин • Эрдэни-Дзу Амарбаясгалант • Данзандаржа Уржиншаддувлин • Шанх | |
| Цаган сар • Дончод • Зул • Цам Чотрул Дючен • Майдари-хурал | |
|
Культ | |
| Ма́ни • Итгэл • Микчжи́м
Бурхан • Хадак • Обо́ • Очир • Субурган • Тарни • Хий-морин • Аршан • Шарил • Эрих | |
Статуя выполнена иначе, нежели стандартная четырёхрукая форма Авалокитешвары, используемая в тибетском буддизме. Различия заключаются в позе (тибетцами изображается сидящим) и в атрибутах, удерживаемых в руках: у монгольской формы отсутствует лотос (падма), однако присутствует зеркало (монг. толь). Встречаются и изображения-танка с аналогичной иконографией.
Высота статуи — 26 м; выполнена из меди, инкрустирована 2286 драгоценными камнями, в том числе 186 найденными в самой Монголии, и покрыта 8,6 кг добытого в Монголии сусального золота. По центру полости статуи установлен одиннадцатиметровый ствол лиственницы, срубленной на заповедной горе Богд-Хан-Уул. В лотосе-постаменте установлена пятистенная юрта из Булганского аймака, доспехи, лекарственные травы, драгоценности и другие дары монгольских верующих, полное собрание Ганджура и Данджура, присланное Далай-ламой XIV, сочинения Цонкапы, подарки других известных лам, например настоятеля Амарбаясгаланта Гуру-Дэва Ринпоче, а также волосы с голов всех перерождений Далай-лам и резной лик Таранатхи, подаренный Далай-ламой XIII в 1905 году и помещённый в голову статуи.[7]
См. также
Напишите отзыв о статье "Мэгжид Жанрайсэг"
Примечания
- ↑ Торновский М. Г. События в Монголии-Халхе в 1920—1921 годах // Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны. М.: КМК, 2004. С. 182. ISBN 5-87317-175-0
- ↑ См. напр. «Наставления по устранению пороков зрения с помощью Арья Авалокитешвары, называемые „Лунный свет, исцеляющий жгучую боль мучений“» // Наставления по устранению пороков зрения с помощью Арья Авалокитешвары, называемые «Лунный свет, исцеляющий жгучую боль мучений» // Тексты для ежедневных практик. Сост., пер. Тендзин Гонпо, Тендзин Чойдзин. М., «Икар», 2004. С. 129—134. ISBN 5-902619-02-5
- ↑ Батсайхан О. Монголын сүүлчийн эзэн хаан VIII Богд Жавзандамба. Амьдрал ба домог. Улаанбаатар, Адмон, 2011, стр.199-200
- ↑ Ломакина И. И. Монгольская столица, старая и новая. — М., Тов-во научных изданий КМК, 2006. — ISBN 5-87317-302-8 — c. 70
- ↑ Батсайхан О. Монголын сүүлчийн эзэн хаан VIII Богд Жавзандамба. Амьдрал ба домог. Улаанбаатар, Адмон, 2011, стр.198
- ↑ Мэнд-Ооео Г. Билгийн мэлмий нээгч. Улаанбаатар, Odsar Ltd., 1997
- ↑ Ломакина И. И. Монгольская столица, старая и новая. — М., Тов-во научных изданий КМК, 2006. — С. 205. — ISBN 5-87317-302-8
Отрывок, характеризующий Мэгжид Жанрайсэг
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
