Синклер, Мэдж
| Мэдж Синклер | |
| Madge Sinclair | |
 | |
| Имя при рождении: |
Мэдж Дорита Уолтерс |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
20 декабря 1995 (57 лет) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1972—1995 |
| Награды: |
«Эмми» (1991) |
Мэдж До́рита Синкле́р (англ. Madge Dorita Sinclair), в девичестве — Уо́лтерс; 28 апреля 1938, Кингстон, Ямайка — 20 декабря 1995, Лос-Анджелес, Калифорния, США) — американская актриса. Лауреат премии «Эмми» в номинации Лучшая женская роль второго плана в драматическом телесериале (1991) за роль Императрицы Джозефины из телесериала «Огонь Джозефины» (1990—1991).
Биография
Мэдж Дорита Уолтерс родилась 28 апреля 1938 года в Кингстоне (Ямайка) в семье Герберта и Джемимы Уолтерс. Мэдж работала школьным учителем в Ямайке до того, как в 1968 году она переехала в Голливуд (штат Калифорния, США), чтобы начать кинокарьеру.
В период с 1972 до своей смерти в 1995 году Мэдж сыграла в 54-х фильмах и сериалах. В период с 1977 по 1991 года Синклер получила 5 номинаций на премию «Эмми» и стала лауреатом последней номинации — в 1991 году за роль Императрицы Джозефины в телесериале «Огонь Джозефины» (1990—1991)[1].
Мэдж дважды была замужем, имела двоих детей и семерых внуков (некоторые родились после её смерти)[2]. Её первый супруг, полицейский Ройстон Синклер, (они развелись в 1969 году) стал отцом её двоих сыновей — Гэрри Синклер и Уэйна Синклер; вторым супругом Синклер стал актёр Дин Комптон, они поженились 18 августа 1982 года и были женаты 13 лет до смерти актрисы 20 декабря 1995 года от лейкемии в 57-летнем возрасте.
Напишите отзыв о статье "Синклер, Мэдж"
Примечания
Ссылки
- Мэдж Синклер (англ.) на сайте Internet Movie Database
|
||||||
Отрывок, характеризующий Синклер, Мэдж
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
