Мэйсон, Джеймс
Поделись знанием:
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
| Джеймс Мэйсон | |
| James Mason | |
 В фильме «К северу через северо-запад» (1959) | |
| Имя при рождении: |
James Neville Mason |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1935 — 1984 |
| Награды: |
«Золотой глобус» (1954) |
Джеймс Мэ́йсон (англ. James Mason; 15 мая 1909, Хаддерсфилд, Уэст-Йоркшир, Англия, Великобритания — 27 июля 1984, Лозанна, Романдия, Швейцария), полное имя Джеймс Не́вилл Мэ́йсон — английский актёр, сценарист и продюсер. Достигнув успеха и мирового признания благодаря ролям в британских и американских фильмах, Мэйсон на протяжении всей своей карьеры оставался значительной фигурой в кинематографе. По три раза номинирован на «Оскар» и «Золотой глобус» (один из которых выиграл), дважды на премию BAFTA, а также один раз на премию «Сатурн».
Молодость
Мэйсон родился в Хаддерсфилде, Уэст-Йоркшир, Англия, в семье Джона и Мейбл Мэйсонов. Его отец был богатым торговцем. Джеймс Мэйсон никогда не учился актёрскому мастерству и начинал играть ради собственного удовольствия. Он получил образование в колледже Марлборо и учился на архитектора на факультете Питерхаус Кембриджского университета[1], где в свободное время участвовал в театральных постановках. После Кембриджа он поступил в лондонский театр Олд Вик, руководителями которого тогда были Тайрон Гатри и Александр Корда, последний из которых дал ему в 1933 году небольшую роль в своём фильме, но через несколько дней уволил со съёмочной площадки.[2]
Карьера
Дебют Мэйсона на сцене состоялся в 1931 году в театре Royal Aldershot. Корреспондент The Daily Telegraph написал, что «Я несколько лет не видел в театрах такого большого актёра с такой характерной внешностью злодея и это подарок». Он пользуется успехом на сцене, отыграв сезон вместе с Чарльзом Лоутоном в театре Олд Вик и затем перейдя в Дублинский театр. Наиболее заметной его ролью того периода был Брут в «Юлии Цезаре», которая позже стала одной из его самых заметных ролей в кино.[3]
С 1935 по 1948 год Мэйсон играл главные роли во многих британских второсортных фильмах. Он отказывался служить в армии, когда началась Вторая мировая война (из-за этого он поссорился с семьёй, в результате чего на много лет порвал с ней отношения). В то же время Мэйсон становится очень популярным благодаря ролям угрюмых антигероев в мелодрамах киностудии Gainsborough Pictures, в том числе «Человек в сером» (1943) и «Злая леди» (1945). Джеймс также снялся вместе с Деборой Керр и Робертом Ньютоном в довольно успешной ленте «Замок Броуди» (1942). Он сыграл главную роль в чрезвычайно популярном среди критиков фильме «Седьмая вуаль» (1945), который стал рекордсменом по сборам в послевоенной Великобритании и сделал Мэйсона всемирно известным актёром. Среди его персонажей конца 40-х также можно отметить смертельно раненого бойца ИРА в ленте Кэрола Рида «Выбывший из игры» (1947) и доктора Ларри Кинаду в своём первом голливудском фильме «Пленница» (1949).
Необычный голос Мэйсона позволил ему очень хорошо играть злодеев, в то время как внешность помогала получать главные роли. Среди его персонажей тех лет были Марк Юний Брут в «Юлии Цезаре» (1953), генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель в «Лисе пустыни» (1951) и «Крысах пустыни» (1953), аморальный лакей, оказавшийся шпионом в «Пяти пальцах» (1952), спившийся актёр в первом ремейке ленты «Звезда родилась», Капитан Немо в «20000 лье под водой» (оба — 1954), обезумевший от кортизона школьный учитель в «Больше чем жизнь» (1956), учтивый шпион в «К северу через северо-запад», исследователь в «Путешествии к центру Земли» (оба — 1959), Гумберт Гумберт в «Лолите» Стэнли Кубрика (1962), наёмный убийца, посланный убить персонажа Питера О’Тула, в «Лорде Джиме» (1965), слуга вампира Ричард Стрэкер в «Салемских вампирах» (1979) и сюрреалистический капитан пиратов в «Жёлтой бороде» (1983). За одну из своих последних ролей, а именно коррумпированного адвоката Эда Конкэннона в «Вердикте» (1982), он получил свою третью и последнюю номинацию на премию «Оскар».
Мэйсон, как когда-то полагали, в 1958 году сыграл Джеймса Бонда в телефильме по роману Яна Флеминга «Из России с любовью», но он этого не делал, потому что этот фильм никогда не снимали. Несмотря на то, что Джеймсу было уже за 50, его кандидатуру рассматривают на роль Бонда в кинокартине «Доктор Ноу», но выбор падает на Шона Коннери.[4] Позже ему предложили сыграть Хьюго Дракса, одного из врагов агента 007, в ленте «Лунный гонщик», но он отказался,[5] и это несмотря на его известный принцип соглашаться на любые роли, которые ему предлагали, что привело к появлению в таких фильмах, как The Yin and the Yang of Mr. Go и «Кровная связь». В 1975 году он сыграл владельца плантации Фалконхерст в неоднозначной ленте «Мандинго». Его последней работой в кино стала заглавная роль в телефильме по повести Грэма Грина «Доктор Фишер из Женевы» (1985), где он изобразил эксцентричного богатого бизнесмена, который играет со швейцарским высшим сословием на условиях, что они будут получать дорогие подарки, если будут выполнять унижающие их просьбы (например, носить детские нагрудники за столом).
В конце 1970-х Мэйсон становится наставником актёра Сэма Нилла.[1]
В конце жизни он выступает рассказчиком для британского документального телесериала о фильмах и жизни Чарли Чаплина «Неизвестный Чаплин» (1983).[6]
Личная жизнь
Мэйсон очень любил животных, особенно кошек. Он и его жена Памела Мэйсон создали книгу Кошки в нашей жизни, опубликованную в 1949 году. Джеймс Мэйсон написал большую часть книги, а также проиллюстрировал её. В ней он рассказывал юмористические, а иногда и трогательные истории про кошек и нескольких собак.
Мэйсон был женат дважды:
- В первый раз (1941 — 1964) был женат на англо-американской актрисе Памеле Мэйсон (урождённая Острер) (1916 — 1996).[1] У них в браке родилось двое детей. Дочь Портленд Мэйсон-Шуилер (1948 — 2004) и сын Морган (который состоит в браке с Белиндой Карлайл, бывшей ведущей вокалистке и основательнице женской рок-н-ролл группы The Go-Go's). Портленд Мэйсон была названа в честь Портленд Хоффы, жены американского радиокомика Фреда Аллена (Аллены и Мэйсоны были друзьями).
- Во второй раз (с 1971 года и до своей смерти) был женат на австралийской актрисе Клариссе Кайе.[1] В комментарии Тоуба Хупера для DVD киноленты «Салемские вампиры» показано, что Мэйсон в последние годы своей жизни добавлял в рабочие контракты положение, по которому Клариссе гарантировались эпизодические роли в некоторых фильмах с его участием.
Автобиография Мэйсона Прежде, чем я забуду была опубликована в 1981 году.[2]
Смерть
Мэйсон умер 27 июля 1984 года в своём доме в Лозанне, Швейцария, от второго инфаркта миокарда (первый сердечный приступ он пережил в 1959 году). Он был кремирован, но только спустя 16 лет его прах был похоронен в Корсьер-Сюр-Веве, Во, Швейцария. Дорога вокруг болот Хаддерсфилда названа в честь Мэйсона. Место захоронения его старого друга Чарли Чаплина находится в нескольких шагах от его могилы.
Вдова Мэйсона Кларисса Кайе, также известная как Кайе-Мэйсон, умерла в 1994 году от рака.
Фильмография
| Фильмы | ||||
|---|---|---|---|---|
| Год | На русском языке | На языке оригинала | Роль | Примечания |
| 1935 | Late Extra | Джим Мартин | ||
| 1936 | Secret of Stamboul | Ларри | ||
| 1936 | The High Command | Капитан Хеверелл | ||
| 1936 | Twice Branded | Генри Гамильтон | ||
| 1936 | Troubled Waters | Джон Мэрримен | ||
| 1936 | Prison Breaker | «Банни» Бэрнс | ||
| 1936 | Blind Man’s Bluff | Стивен Невилл | ||
| 1937 | Пламя над Англией | Fire Over England | Хилари Вейн | |
| 1937 | Return of the Scarlet Pimpernel | Джин Тальен | ||
| 1937 | The Mill on the Floss | Том Тулливер | ||
| 1937 | Catch As Catch Can | Роберт Лиленд | ||
| 1939 | I Met a Murderer | Марк Уорроу | также сценарист | |
| 1941 | The Patient Vanishes | Мик Кардби | ||
| 1942 | The Night Has Eyes | Стивен Деремид | ||
| 1942 | Замок Броуди | Hatter’s Castle | Доктор Ренвик | |
| 1942 | Алиби | Alibi | Андре Лоран | |
| 1942 | Секретная миссия | Secret Mission | Рауль де Карно | |
| 1942 | Thunder Rock | Стритер | ||
| 1943 | The Bells Go Down | Тед Роббинс | ||
| 1943 | Человек в сером | The Man in Grey | Лорд Рохан | |
| 1943 | They Met in the Dark | Ричард Фрэнсис Херитедж | ||
| 1944 | Candlelight in Algeria | Алан Торстон | ||
| 1944 | Hotel Reserve | Питер Вадасси | ||
| 1944 | Fanny by Gaslight | Лорд Мандерстрок | ||
| 1945 | A Place of One’s Own | Мистер Генри Смедхёрст | ||
| 1945 | They Were Sisters | Джеффри Ли | ||
| 1945 | Злая леди | The Wicked Lady | Капитан Джерри Джексон | |
| 1945 | Седьмая вуаль | The Seventh Veil | Николас | |
| 1947 | Выбывший из игры | Odd Man Out | Джонни МакКуин | |
| 1947 | The Upturned Glass | Майкл Джойс | также продюсер | |
| 1949 | Момент безрассудства | The Reckless Moment | Мартин Доннелли | |
| 1949 | Мадам Бовари | Madame Bovary | Гюстав Флобер | |
| 1949 | Ист-Сайд, Вест-Сайд | East Side, West Side | Брэндон Борн | |
| 1949 | Пленница | Caught | Ларри Кинада | |
| 1950 | One Way Street | Доктор Фрэнк Мэтсон | ||
| 1951 | Пандора и Летучий Голландец | Pandora and the Flying Dutchman | Хендрик ван дер Зи | |
| 1951 | Лис пустыни | The Desert Fox: The Story of Rommel | Эрвин Роммель | |
| 1952 | Lady Possessed | Джимми Дель Пальма | также сценарист и продюсер | |
| 1952 | Узник крепости Зенда | The Prisoner of Zenda | Руперт из Хенцау | |
| 1952 | Лицом к лицу | Face to Face | Капитан | |
| 1952 | Пять пальцев | 5 Fingers | Улисс Диелло | Приз Национального совета кинокритиков США за лучшую мужскую роль (также за фильмы Юлий Цезарь, Человек посредине и Крысы пустыни) |
| 1953 | Юлий Цезарь | Julius Caesar | Марк Юний Брут | |
| 1953 | Человек посредине | The Man Between | Айво Керн | |
| 1953 | Крысы пустыни | The Desert Rats | Эрвин Роммель | |
| 1953 | Botany Bay | Капитан Пол Гилберт | ||
| 1953 | Три истории любви | The Story of Three Loves | Чарльз Каутрэй | |
| 1953 | Charade | Убийца / Майор Линден / Джона Уотсон | также сценарист и продюсер | |
| 1953 | Сердце-обличитель | The Tell-Tale Heart | рассказчик | мультфильм, озвучка |
| 1954 | Принц Валиант | Prince Valiant | Сэр Блэк | |
| 1954 | Звезда родилась | A Star Is Born | Норман Мэйн | Номинация на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль Премия «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль — комедия или мюзикл |
| 1954 | 20 000 льё под водой | 20000 Leagues Under the Sea | Капитан Немо | |
| 1956 | Больше чем жизнь | Bigger Than Life | Эд Эйвери | также сценарист и продюсер |
| 1956 | Forever, Darling | Ангел-хранитель | ||
| 1957 | Остров Солнца | Island in the Sun | Максвелл Флёри | |
| 1958 | The Decks Ran Red | Капитан Эдвин Раммилл | ||
| 1959 | Journey to the Center of the Earth | Сэр Оливер С. Линденбрук | ||
| 1959 | A Touch of Larceny | Командир Макс Истон | ||
| 1959 | К северу через северо-запад | North by Northwest | Филипп Вандам | |
| 1960 | Процесс над Оскаром Уайльдом | The Trials of Oscar Wilde | Сэр Эдвард Карсон | |
| 1961 | The Marriage-Go-Round | Поль Дельвиль | ||
| 1962 | Ребекка | Rebecca | Максим де Винтер | телефильм |
| 1962 | Тиара Таити | Tiara Tahiti | Капитан Бретт Эймсли | |
| 1962 | Остров героя | Hero’s Island | Джейкоб Вебер / Майор Боннет | также продюсер |
| 1962 | Лолита | Lolita | Гумберт Гумберт | Номинация на премию «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль — драма Номинация на премию BAFTA за лучшую мужскую роль |
| 1963 | Beta Som | Капитан Блейн | ||
| 1964 | Пожиратель тыкв | The Pumpkin Eater | Боб Конвэй | |
| 1964 | Падение Римской империи | The Fall Of The Roman Empire | Тимотид | |
| 1965 | Лорд Джим | Lord Jim | Джентльмен Браун | |
| 1965 | Чингисхан | Genghis Khan | Кам Линг | |
| 1965 | Los pianos mecánicos | Паскаль Ренье | ||
| 1966 | Голубой Макс | The Blue Max | Генерал фон Клюгерманн | |
| 1966 | Dare I Weep, Dare I Mourn | Отто Хоффман | телефильм | |
| 1966 | Дело самоубийцы | The Deadly Affair | Чарльз Доббс | Номинация на премию BAFTA за лучшую мужскую роль |
| 1966 | Девушка Джорджи | Georgy Girl | Джеймс Лимингтон | Номинация на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана |
| 1967 | Stranger in the House | Джон Сойер | ||
| 1968 | Duffy | Чарльз Калверт | ||
| 1968 | Майерлинг | Mayerling | Франц Иосиф I | |
| 1968 | Чайка | The Sea Gull | Борис Алексеевич Тригорин | |
| 1968 | The Legend of Silent Night | Франц Грубер | телефильм | |
| 1969 | Совершеннолетие | Age of Consent | Брэдли Морахан | также продюсер |
| 1969 | A Tall, Stalwart Lancer | Торкуилл Калландер | ||
| 1970 | Spring and Port Wine | Рэйф Кромптон | ||
| 1970 | Холодный пот | De la part des copains | Капитан Росс | |
| 1970 | The Yin and the Yang of Mr. Go | И. И. Гоу | ||
| 1971 | Убей! | Kill! | Алан Хэмилтон | |
| 1971 | Река негодяев | Bad Man’s River | Франциско Монтеро | |
| 1972 | Детская игра | Child’s Play | Джером Молли | |
| 1973 | Последний круиз на яхте «Шейла» | The Last of Sheila | Филип | |
| 1973 | Человек Макинтоша | The MacKintosh Man | Сэр Джордж Уилер | |
| 1973 | Франкенштейн: Правдивая история | Frankenstein: The True Story | Доктор Джон Полидори | телефильм |
| 1974 | Марсельский контракт | The Marseille Contract | Жак Бризар | |
| 1974 | Похитители бриллиантов | 11 Harrowhouse | Чарльз Д. Уоттс | |
| 1974 | Большие надежды | Great Expectations | Магвитч | |
| 1975 | Уважаемые люди | Gente di rispetto | Антонио Беллокампо | |
| 1975 | La polizia interviene: ordine di uccidere | Сенатор Леандри | ||
| 1975 | Inside Out | Эрнст Фурбен | ||
| 1975 | Autobiography of a Princess | Сирил Сахиб | ||
| 1975 | La città sconvolta: caccia spietata ai rapitori | Филиппини | ||
| 1975 | Мандинго | Mandingo | Уоррен Максвелл | |
| 1976 | Путешествие проклятых | Voyage of the Damned | Ремос | |
| 1976 | Paura in città | прокурор | ||
| 1977 | Железный крест | Cross of Iron | полковник Оберст Брандт | |
| 1977 | Иисус из Назарета | Jesus of Nazareth | Иосиф Аримафейский | телефильм |
| 1978 | Дети воды | The Water Babies | Мистер Гримс / голос акулы-убийцы | |
| 1978 | Мальчики из Бразилии | The Boys from Brazil | Эдуард Сейберт | |
| 1978 | Небеса могут подождать | Heaven Can Wait | Мистер Джордан | Номинация на премию «Сатурн» лучшему киноактёру второго плана |
| 1979 | Переход | The Passage | Профессор Бергсон | |
| 1979 | Убийство по приказу | Murder by Decree | Доктор Ватсон | |
| 1979 | Кровная связь | Bloodline | Сэр Алек Николс | |
| 1979 | Салемские вампиры | Salem’s Lot | Ричард К. Стрэкер | телефильм |
| 1979 | Захват в Северном море | North Sea Hijack | Адмирал Бриндсен | |
| 1980 | Голливуд | Hollywood | рассказчик | документальный телесериал |
| 1982 | Айвенго | Ivanhoe | Исаак из Йорка | |
| 1982 | Смертельное лето | A Dangerous Summer | Джордж Инджелс | |
| 1982 | Зло под солнцем | Evil Under the Sun | Оделл Гарднер | |
| 1982 | Вердикт | The Verdict | Эд Конкэннон | Номинация на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана Номинация на премию «Золотой глобус» за лучшую мужскую роль второго плана — Кинофильм |
| 1983 | Жёлтая борода | Yellowbeard | Капитан Хьюз | |
| 1983 | Неизвестный Чаплин | Unknown Chaplin | рассказчик | |
| 1983 | Alexandre | Отец | ||
| 1984 | Джордж Вашингтон | George Washington | генерал Эдвард Брэддок | мини-телесериал |
| 1985 | The Assisi Underground | епископ Николини | ||
| 1985 | На охоте | The Shooting Party | Сэр Рэндольф Неттлеби | |
| 1985 | Наша эра | A.D. | Тиберий | мини-телесериал |
| 1985 | Доктор Фишер из Женевы | Dr. Fischer of Geneva | Доктор Фишер | телефильм |
Напишите отзыв о статье "Мэйсон, Джеймс"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.classicmoviefavorites.com/mason/bio.html James Mason Biography] (англ.). classicmoviefavorites.com. Проверено 26 июля 2010. [www.webcitation.org/67P0J5byG Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
- ↑ 1 2 [www.screenonline.org.uk/people/id/447497/ Mason, James (1909-1984)] (англ.). screenonline.org.uk. Проверено 26 июля 2010. [www.webcitation.org/67P0JqCxI Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
- ↑ [www.svetla-video.ru/?page=artist&id=4 Джеймс Мэйсон] (рус.). svetla-video.ru. Проверено 26 июля 2010. [www.webcitation.org/67P0KJ85s Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
- ↑ [www.yuddy.com/celebrity/james-mason/bio James Mason Bio] (англ.)(недоступная ссылка — история). yuddy.com. Проверено 26 июля 2010. [web.archive.org/20081121205618/www.yuddy.com/celebrity/james-mason/bio Архивировано из первоисточника 21 ноября 2008].
- ↑ [www.imdb.com/name/nm0000051/bio James Mason Bio] (англ.). imdb.com. Проверено 26 июля 2010. [www.webcitation.org/67P0LDi6f Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
- ↑ [www.imdb.com/name/nm0000051/ James Mason] (англ.). imdb.com. Проверено 26 июля 2010. [www.webcitation.org/67P0LrYFc Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
Ссылки
- Джеймс Мэйсон (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [ibdb.com/person.php?id=51766 Джеймс Мэйсон] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
- [www.bris.ac.uk/theatrecollection/search/people_sub_plays_all?forename=James&surname=MASON&job=Actor&pid=348&image_view=Yesamp;x=19amp;y=17 Театральные работы Джеймса Мэйсона в архиве Университета Бристоля] (англ.). [www.webcitation.org/67P0MvI56 Архивировано из первоисточника 4 мая 2012].
|
||||||
Отрывок, характеризующий Мэйсон, Джеймс
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Хаддерсфилде
- Актёры по алфавиту
- Актёры Великобритании
- Продюсеры по алфавиту
- Продюсеры Великобритании
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы Великобритании
- Родившиеся 15 мая
- Родившиеся в 1909 году
- Умершие 27 июля
- Умершие в 1984 году
- Актёры XX века
- Лауреаты премии «Золотой глобус»
- Похороненные в кантоне Во
