Мэйсон, Джон (губернатор)

Джон Мэйсон (1586—1635) — британский мореплаватель и колонизатор, основатель британской колонии Нью-Гэмпшир в Северной Америке на территории нынешних США.

Родился в Кингс-Линн, Норфолк, Англия. В 1610 году он командовал небольшой вооружённой флотилией, посланной королём Яковом I, чтобы оказать помощь в подчинении Гебридских островов. С 1615 до 1621 года он был губернатором английской колонии на северной стороне Концепшн-Бэй в Ньюфаундленде; он исследовал остров, создал первую английскую карту Ньюфаундленда (изданную в 1625 году) и написал описательный трактат под названием A Briefe Discourse of the New-Found-Land with the situation, temperature, and commodities thereof, inciting our nation to go forward in the hopefull plantation begunne (издан в Эдинбурге в 1620 году), чтобы популяризировать колонизацию острова шотландцами.

Тогда же он вступил в официальные переговоры с сэром Фердинандо Горджесом, на тот момент управляющим соседней колонии, чтобы урегулировать вопросы рыболовства у берегов Ньюфаундленда. В марте 1622 Мэйсон получил от Совета по Новой Англии, в котором Горджес был самым влиятельным членом, право на территорию (который он назвал Мариана) между реками Наумкиг, или Салем, и Мерримак, и в августе следующегогода он и Горджес вместе получили права на область между реками Мерримак и Кеннебек и простирающуюся на 60 миль вглубь острова. С 1625 до 1629 года Мэйсон был казначеем и кассиром английской армии во время войн, которые Англия вела против Испании и Франции. К концу 1629 года Мэйсон и Горджес согласовали разделение территории, управляемой ими совместно, и 7 ноября 1629 года Мэйсон полученным от Совета отдельное право на управление территорией между Мерримаком и Пискэйтагуа, которую он отныне назвал Нью-Гэмпширом. Предполагая, что у реки Пискэйтагуа было устье в озере Шамплен, Мэйсон с Горджесом и несколькими другими обеспеченными партнёрами 17 ноября 1629 года получили право область, которую назвали Лаконией (очевидно, название происходило от большого числа озёр, которые, как они предполагали, здесь находились), установив её границы с озером Шамплен; новая территория простиралась на 10 миль к востоку и югу от него и далеко на запад и северо-запад вместе с 1000 акров, которые были расположены вдоль некой удобной гавани, по-видимому — около устья Пискэйтагуа.

В ноябре 1631 года Мэйсон и его партнёры получили от имени Пескатэуэя Гранта право на земли по обе стороны реки Пискэйтагуа, простиравшиеся на 30 миль вглубь острова и включавшие также острова Мелководий. Мэйсон стал членом Совета по Новой Англии в июне 1632 года и его вице-президентом в следующем ноябре; в 1635 году, когда участники решили разделить свою территорию между собой и сдать свои хартии, он определил как свои владения всю область между реками Наумкиг и Пискэйтагуа, простирающуюся на 60 миль вглубь страны, южную половину островов Мелководий и право на десять тысяч акров, названных Мэйсония, на западной стороне реки Кеннебек. В октябре 1635 года он был назначен вице-адмиралом Новой Англии, но умер в начале декабря, не успев пересечь Атлантику. Он был похоронен в Вестминстерском аббатстве. Спустя сорок четыре года после его смерти Нью-Хэмпшир был сделан королевской областью.

• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.

Отрывок, характеризующий Мэйсон, Джон (губернатор)

– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.