Мэннион, Уилф

Уилф Мэннион
Общая информация
Полное имя	Уилфред Джеймс Мэннион
Прозвище	Golden Boy (Золотой мальчик)
Родился	16 мая 1918(1918-05-16) Мидлсбро, Англия
Умер	14 апреля 2000(2000-04-14) (81 год)
Гражданство	Англия
Рост	173 см
Позиция	инсайд
Карьера
Клубная карьера*
1936—1954	Мидлсбро	341 (99)
1954—1956	Халл Сити	16 (1)
1956—1958	Кембридж Юнайтед
Национальная сборная**
1946—1951	Англия	26 (11)
1947	Великобритания	1 (2)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Уи́лфред Джеймс Мэ́ннион (англ. Wilfred James Mannion; 16 мая 1918 — 14 апреля 2000) — английский футболист, наиболее известный по своим выступлениям за «Мидлсбро», а также за национальную сборную Англии. В Англии он был известен по прозвищу «Золотой мальчик» (Golden Boy).

Ранние годы

Мэннион родился 16 мая 1918 года в Саут Бэнк, Мидлсбро, в семье ирландских иммигрантов Томми и Мэри Мэннионов. У Уилфа было четыре брата и пять сестёр. В детстве Уилф играл в футбол на глинистом пустыре в Саут Бэнк. Он позднее вспоминал: «Мы играли все время: утром, днём и ночью. Если видели полицейского, могли остановиться, но ненадолго. Мы играли чем угодно: банками, тряпичными мячами, мы даже взяли у мясника свиной мочевой пузырь, и считалось, что если ты можешь контролировать его, ты настоящий гений. И мы играли везде, но чаще всего на глине, потому что там можно было играть в любое время года. Площадка была неровной, но нас это не беспокоило».

Клубная карьера

17 сентября 1936 года Уилф перешёл в клуб «Мидлсбро». Он получал 3 фунта и 10 шиллингов в неделю, а за участие в победном матче ему платили ещё 2 фунта. Поначалу он играл за резервистов, но 2 января 1937 года сыграл свой первый матч за основную команду в матче против «Портсмута», заменив травмированного Мики Фентона. Матч завершился со счётом 2:2.

В сезоне 1937/38 Мэннион стал регулярно играть за основной состав. Он составил мощную атакующую связку с крайним нападающим Джеки Милном, купленным из «Арсенала». Из-за своего небольшого роста и скромных габаритов, Мэнниону тяжело было противостоять физически крепким защитникам, однако в этом деле ему помогал одноклубник Бенни Йорстон, служивший Уилфу «щитом», а также дававший ему советы, как «учитель ученику». Партнёр Мэнниона по сборной Англии Том Финни, утверждал: «Небольшой по габаритам, но удивительно сильный, Уилф был футбольным аристом и великим шоуменом». Джимми Сид, главный тренер «Чарльтон Атлетик», заметил: «Мэннион чудесен. Я никогда не видел, чтобы мальчик отбирал мяч у опытных игроков с таким талантом, как он». В матче с «Ливерпулем» Мэннион сыграл против Мэтта Басби, который признался, что Уилф «заставил его бегать», и назвал его «чудо-мальчиком».

10 декабря 1938 года в матче против «Блэкпула» Мэннион забил четыре гола и сделал несколько голевых передач, а его команда разгромила соперника со счётом 9:2. В этом сезоне игроки «Мидлсбро» забили 93 гола, а клуб занял 4-е место в Первом дивизионе. В конце сезона главный тренер «Боро» Уилф Гиллоу сказал Мэнниону: «Тебя вызвали в сборную Англии. Они едут в Южную Африку в трёхнедельный тур. Ты не едешь. Я уже написал в Футбольную ассоциацию, что тебе нужно полностью отдохнуть от мяча».

Затем футбольная карьера Мэнниона прервалась из-за начала Второй мировой войны. В январе 1940 года его призвали в Британскую армию. Он был отправлен во Францию, где участвовал в боях по отражению наступления немцев на Францию. Местная газета сообщила, что он был убит в бою, однако на самом деле он попал в число солдат, эвакуированных в ходе Дюнкеркской операции.

Вернувшись на родину, Мэннион сыграл в неофициальном матче между сборными Англии и Шотландии в январе 1942 года. После этого он был послан в Южную Африку. В июле 1943 года он участвовал в Сицилийской операции. Он также участвовал в битве при Анцио. Потери в его батальоне были так велики, что он был расформирован и реорганизован. Сам Мэннион был послан в Каир на реабилитацию, где заболел малярией.

К началу сезона 1946/47 он полностью восстановил своё здоровье и продолжил играть в футбол. 28 сентября 1946 года он сыграл свой первый официальный матч за сборную Англии, в котором сделал хет-трик. В начале сезона 1948/49 он отказался продлевать контракт с «Мидлсбро», потребовав у клуба выставить его на трансфер. Дэвид Джек, главный тренер клуба, отверг его запрос на трансфере и заявил: «Даже если какой-нибудь клуб предложил бы нам 50 тысяч фунтов, мы не продадим Мэнниона. Почему мы должны позволять уйти лучшему футболисту в Британии?». В те времена клубы могли удерживать игроков помимо их воли, и руководство «Мидлсбро» дало понять Мэнниону, что если он не будет играть за клуб, он не будет играть вообще нигде. В результате Уилф уступил, подписав с клубом контракт.

Несмотря на талант Мэнниона, «Мидлсбро» был командой среднего уровня и не выиграл ни одного трофея за годы пребывания Уилфа в клубе. По окончании сезона 1953/54 «Боро» выбыл во Второй дивизион. 36-летний Мэннион отказался подписывать с клубом контракт и объявил о завершении карьеры. Всего он провёл за «Мидлсбро» 368 матчей, в которых забил 110 голов. После ухода из «Мидлсбро» он начал писать статьи для Sunday People, в которых, в частности, обличал коррупцию в футболе. Так, он писал, что некий клуб нелегально предлагал ему взятку в размере 3000 фунтов за уход из «Мидлсбро» и переход к ним. В декабре 1954 года он перешёл в клуб Второго дивизиона «Халл Сити» за 4500 фунтов. Он заявил по этому поводу: «Я рад снова вернуться в игру. Моя жажда играть была так велика, что в тот момент, когда ко мне обратились представители „Халла“, я был в правильном настроении». Футбольная лига Англии сделала официальный запрос к Мэнниону, в котором потребовала раскрыть название клуба, пытавшегося незаконно подкупить его ранее. Мэннион отказался предоставлять Футбольной лиге такую информацию, за что получил пожизненную дисквалификацию (уже много позднее он признался, что этим клубом была «Астон Вилла»). Он не мог больше играть Футбольной лиге, поэтому перешёл в клуб «Кембридж Юнайтед», который выступал в Лиге Восточных графств. В мае 1958 года он завершил карьеру игрока.

Карьера в сборной

Из-за войны Уилф дебютировал за сборную в официальном матче лишь в возрасте 28 лет. Это был матч против сборной Ирландии 28 сентября 1946 года, в котором он сделал хет-трик. Всего он провёл за сборную 26 матчей и забил 11 голов.

Статистика выступлений за сборную Англии

Матчи и голы Уилфа Мэнниона за национальную сборную Англии

№	Дата	Оппонент	Счёт	Голы Мэнниона	Турнир
1	28 сентября 1946	Ирландия	7:2	3	Домашний чемпионат Британии
2	30 сентября 1946	Ирландия	1:0		Товарищеский матч
3	13 ноября 1946	Уэльс	3:0	2	Домашний чемпионат Британии
4	27 ноября 1946	Нидерланды	8:2	1	Товарищеский матч
5	12 апреля 1947	Шотландия	1:1		Домашний чемпионат Британии
6	3 мая 1947	Франция	3:0	1	Товарищеский матч
7	18 мая 1947	Швейцария	0:1		Товарищеский матч
8	25 мая 1947	Португалия	10:0		Товарищеский матч
9	21 сентября 1947	Бельгия	5:2		Товарищеский матч
10	18 октября 1947	Уэльс	3:0		Домашний чемпионат Британии
11	5 ноября 1947	Ирландия	2:2	1	Домашний чемпионат Британии
12	19 ноября 1947	Швеция	4:2		Товарищеский матч
13	16 мая 1948	Италия	4:0		Товарищеский матч
14	18 мая 1949	Норвегия	4:1		Товарищеский матч
15	22 мая 1949	Франция	3:1		Товарищеский матч
16	21 сентября 1949	Ирландия	0:2		Домашний чемпионат Британии
17	15 апреля 1950	Шотландия	1:0		Домашний чемпионат Британии
18	14 мая 1949	Португалия	5:3		Товарищеский матч
19	18 мая 1949	Бельгия	4:1	1	Товарищеский матч
20	25 июня 1950	Чили	2:0	1	Чемпионат мира 1950
21	29 июня 1950	США	0:1		Чемпионат мира 1950
22	7 октября 1950	Северная Ирландия	4:1		Домашний чемпионат Британии
23	15 ноября 1950	Уэльс	4:2	1	Домашний чемпионат Британии
24	22 ноября 1950	Югославия	2:2		Товарищеский матч
22	14 апреля 1951	Шотландия	2:3		Домашний чемпионат Британии
24	3 октября 1951	Франция	2:2		Товарищеский матч

Итого: 26 матчей / 11 голов; 18 побед, 4 ничьи, 4 поражения.

После завершения карьеры

После завершения карьеры игрока Мэннион был главным тренером в клубе «Кингс Линн» на протяжении сезона 1958/59. Затем он был владельцем паба в Стивинидже, а также работал на автомобильном заводе в Лутоне. В конце 1960 года он стал тренером клуба «Эрлстаун», но в октябре 1962 года клуб обанкротился, а Мэннион был уволен.

В 1976 году Мэннион был принят на работу в качестве журналиста газеты Daily Mail. В статье, в которой он комментировал матч между «Мидлсбро» и «Бирмингем Сити», он написал: «Сейчас так мало природного таланта и так много искусственных роботов. Этот матч был похож на матч Третьего дивизиона в 1930-е годы. Почему они постоянно пасуют назад? Они, кажется, уже не могут пользоваться обеими ногами. Почему им нужно постоянно останавливаться, вместо того, чтобы двигаться с мячом? Зачем такие плотные скопления игроков? Они, кажется, боятся двигаться в свободные зоны и никто не двигается без мяча».

17 мая 1983 года состоялся матч в честь Уилфа Мэнниона и Джорджа Хардуика, в котором сборная Англии сыграла с «Мидлсбро».

Уилф Мэннион умер 14 апреля 2000 года в возрасте 81 года.

В том же 2004 году он был включён в Зал славы английского футбола.

Ссылки

• [www.soccerbase.com/players_details.sd?playerid=5621 Профиль игрока] на сайте Soccerbase  (англ.)
• [www.englandfc.com/Profiles/php/PlayerProfileByName.php?id=694 Статистика выступлений за сборную Англии]  (англ.)
• [www.spartacus.schoolnet.co.uk/MIDDmannion.htm Профиль футболиста] на сайте Spartacus Educational  (англ.)

Отрывок, характеризующий Мэннион, Уилф

Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.