Мэссинджер, Филипп
| Филипп Мэссинджер | |
| англ. Philip Massinger | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Род деятельности: |
драматург |
| Жанр: |
драма, комедия |
Филипп Мэссинджер (англ. Philip Massinger 1583—1640) — английский драматург — один из непосредственных преемников Шекспира.
Биография
Биография его почти совершенно неизвестна. Установлено лишь, что материальное положение его всё время было плохое и что он довольно рано выступил со своими драмами, сначала в сотрудничестве с Фильдом, Деккером и Дэборном. Три из его драм: «The Virgin Martyr» (напечатана в 1622 году, представлена до 1620 года), «The Renegado» (представлена в 1624 году) и «The Maid of Honour» (напечатана в 1632 году) подали повод к утверждению, что Мэссинджер был католиком.
Творчество
Драма о «Деве мученице» — св. Доротее, пострадавшей при Диоклетиане, — совершенный тип старинного миракля; на сцене происходит целый ряд чудес и перед зрителями появляется сам дьявол, сначала в виде человека, как слуга одного из преследователей, потом «в собственном облике», окруженный адским пламенем. Тон всей драмы — глубоко серьёзный и патетический; страсти преследователей и геройская самоотверженность мучеников переданы с большой драматической силой. В другой пьесе главным действующим лицом является иезуитский священник Франсиско, совершенно свободный от эгоизма, превозмогающий всякие опасности и препятствия для спасения душ и благотворно влияющий на всех окружающих. В третьей пьесе героиня выходит из чрезвычайно запутанного положения тем, что поступает в монастырь и из имения своего треть передает женской обители, треть на благотворительность, а треть оставляет своему верному, но для неё непривлекательному поклоннику; заключение пьесы ставит её в пример «всем благородным девам». Очевидно, Мэссинджер был чужд тогдашней народной ненависти к католичеству и вполне доступен пониманию высоких стремлений, возможных в среде римской церкви. До сих пор ещё, однако, не выяснено, каким образом такие пьесы могли находить симпатизирующую им публику в эпоху Иакова I. Лучшие их стороны рассчитаны скорее на глубокомысленных политиков, моралистов и психологов, чем на обыкновенную театральную публику.
Лишь одна из драм Мэссинджера, не имеющая ничего общего с религиозными тенденциями: «New Way to Pay Old Debts» (напечатана в 1633 году) до сих пор удержалась на сцене, главным образом благодаря центральной фигуре, сэру Джайльсу Оверричу, своего рода коммерческому Ричарду III, помеси «льва и лисицы», дающей хороший материал для актера; в остальных фигурах этой пьесы мало жизни.
Драма «Fatal Dowry» (напеч. в 1632 г.), которую Мэссинджер написал в сотрудничестве с Фильдом, отчасти была пробуждена к новой жизни благодаря Роу (см.), взявшему её в основу своей «Fair Penitent» (1703).
По признанию самого Мэссинджера, «лучшее порождение его Минервы» — драма «Roman Actor». Это психологическая картина тирана Домициана и последствий, какие деспотическое правление влечет за собой для самого деспота и его двора. С большой силой изображены здесь, в ряде оживленных сцен, интриги и контринтриги, рост сикофантства, падение честности, усиление жажды крови, окончательный триумф духа мщения.
Не лишены силы и «Duke of Milan» и «Great Duke of Florence». Пьеса Мэссинджера «City Madam» является предшественницей получивших впоследствии большое распространение так называемых салонных пьес, a «The Bondman» — одно из первых отражений на сцене рабочего вопроса.
Характеры и действия у М. всегда представлены с большой ясностью; главная его сила — в изображении перипетий одной господствующей страсти. Действие у него подвигается вперед очень быстро, с возможно меньшим числом отступлений. Язык Мэссинджера очень ровный; в патетических местах ему недостает огня и определенности. Побочные персонажи, в сравнении с шекспировскими, кажутся бледными и безжизненными. Многие пьесы Мэссинджера утеряны. Новейшее издание сохранившихся 19 пьес принадлежит Кеннингэму (1870). Избр. соч. М. изд. Симонсом в «Mermaid Series» (т. IV и V, Л., 1887—89).
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Мэссинджер, Филипп"
Отрывок, характеризующий Мэссинджер, Филипп
– Ах, графинюшка!…И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
