Мэтлэк, Тимоти

Тимоти Мэтлэк (англ. Timothy Matlack; 28 марта 1730 — 14 апреля 1829) — торговец, инспектор, архитектор, патриот и государственный деятель из Ланкастера и Филадельфии, штат Пенсильвания. Делегат от штата Пенсильвания на Втором Континентальном конгрессе в 1780, он был одной из наиболее провокационных и влиятельных политических фигур штата Пенсильвания в годы Американской революции.

Биография

Тимоти Мэтлэк родился в Хаддонфилде, Нью-Джерси. В 1745 семья переехала в Филадельфию, где Тимоти продолжал своё образование в квакерской Школе Друзей. В 1758 он женился на Эллен Ярнолл, дочери проповедника-квакера. Пара имела пять детей (Уильям, Мордекэй, Сибил, Кэтрин, Марта).

В 1765 Мэтлэк был отчислен из Филадельфийского Религиозного Общества Друзей, или квакеров, за сомнительный образ жизни и связи с людьми низшего класса. Один из самых ранних противников рабства, Мэтлэк чувствовал, что квакеры не желали его отмены.

В начале Войны за независимость США Мэтлэк служил клерком Чарльзу Томсону, секретарю Континентального Конгресса. В этой роли он переписал каллиграфическим почерком Декларацию независимости США, которая была подписана Конгрессом и теперь демонстрируется в Национальных архивах. Эта работа вдохновила множество создателей компьютерных шрифтов на создание копий почерка Мэтлэка.

Мэтлэк был также удостоен звания полковника в местной армии, известной как Ассоциаторы Филадельфии (Philadelphia Associators), в которой он командовал пехотным батальоном. Его батальон участвовал в кампании в Нью-Джерси, проводимой генералом Джоном Кадволладером, в том числе в сражениях при Трентоне и при Принстоне.

Мэтлэк был активен в революционной политике Филадельфии, как служащий в комитете надзора. В июне 1776 он посетил конференцию, на которой было решено сформировать конституцию нового государства. Как делегат от Филадельфии, в составе радикальной либеральной фракции он участвовал в составлении Конституции штата Пенсильвания и его Декларации прав в 1776 году. Он был горячим защитником Конституции против её умеренных республиканских критиков, таких как Джеймс Уилсон.

Служа Секретарем Высшего Исполнительного совета, Мэтлэк играл важную роль в трибунале в мае 1779 над генералом Бенедиктом Арнольдом в Морристауне, служа одним из главных свидетелей обвинения на суде. Третье обвинение, выдвинутое против Арнольда, утверждало, что он поручал «чёрную работу сыновьям свободных граждан государства»: сыну Тимоти, Уильяму, якобы было поручено привести парикмахера для генерала, в то время как он являлся его адъютантом.

В 1781 Мэтлэк помог создать, наряду с Сэмюэлем Ветэриллом, Общество Свободных Квакеров. Он пожертвовал существенную денежную сумму, чтобы построить Свободный молитвенный дом квакеров в центре Филадельфии.

Мэтлэк занимал множество правительственных постов в штате Пенсильвания после революции. Он умер в Холмсбурге, штат Пенсильвания, и похоронен в Одубоне, штат Пенсильвания.

Ссылки

• [www.archives.upenn.edu/histy/features/1700s/people/matlack_tim.html Биография Тимоти Мэтлока] в Университете Пенсильвании  (англ.) (недоступная ссылка с 27-06-2016 (2853 дня))

Отрывок, характеризующий Мэтлэк, Тимоти

«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.