Чучуна

Чучуна́ или чучуны, мюлены (якут. чучуна, чучунаа, чучна, мулуөн) — название диких людей в якутском и эвенкийском фольклоре. По этнографическим данным, чучуны носили длинные волосы, были одеты в звериные шкуры, при себе имели лук и стрелы. Речь у них была нечленораздельная. Крали оленей и еду; нападали на людей ночью, обстреливая их из лука или забрасывая камнями. Фольклорные данные во второй половине XX века послужили основанием для построения научной гипотезы о существовании в Северной Азии реликтового гоминоида.

Этнографические данные

26 апреля 1929 года газета «Автономная Якутия» опубликовала статью под названием «Чучуна». В ней рассказывалось, что ещё в царской России в северных районах Якутии бытовало поверье о существовании «на далёком севере» никому не известного народа под названием чучуна. Каждый год их видели в Бутантайском наслеге Верхоянского улуса в направлении Жиганска. По описаниям очевидцев, чучуна отличались высоким ростом и крепким телосложением, с очень длинными волосами; они одевались в звериные шкуры, умели стрелять из лука и очень быстро бегали. Двое или трое чучуна были убиты «охотниками», скрывавшими это в страхе быть привлечёнными к ответственности за убийство. В шестом номере журнала «Будущая Сибирь» за 1933 год была опубликована статья П. Драверта под названием «Дикие люди мюлены и чучуна». В ней рассказывалось о первобытных людях, обитающих в Северо-Восточной Сибири. Аяно-нельканские тунгусы называли их мюленами. Они представляют смертельную опасность для людей, переходящих хребет Дюжунгджур. Якуты испытывают страх перед мюленами. Эти дикие люди с длинными волосами и покрытым шерстью лицом имеют рост ниже или выше среднего человека, одеты в звериные шкуры, ходят с луком и ножом. Речь у них нечленораздельная, живут предположительно в пещерах. Нападают на людей ночью, обстреливая из лука или забрасывая камнями. Крадут оленей и еду. Последний раз мюлен был убит в 1913 году якутом. Собрав материал о чучуна, П. Драверт пришёл к выводу о реальном существовании «своеобразных представителей человеческой породы» на территории Якутии, которые находятся на грани исчезновения. При этом, он обратил внимание на отсутствие в этих рассказах сведений о женщинах и детях диких людей. В том же номере журнала была опубликована рецензия на статью, написанная Г. Ксенофонтовым. В рецензии автор относил рассказы о диких людях к первобытным верованиям: якуты верили в существовании духов, обитавших в горах и лесах. В якутском языке есть слово чуучус — «привидение, злой дух». Русские старожилы села Русское Устье в низовье Индигирки во второй половине XX века ещё верили в существование духа тундры, которого называли «сендушный» (от «сендуха» — тундра, суша). Он имел высокий рост, женщин забирал в жёны. Кто знается с сендушным, на том свете к сатане пойдёт. Помнили русскоустьинцы и о «худых» чукчах, приходивших с Чукотского Носа. Иногда они по ночам крали лошадей; имели при себе лук и умели быстро бегать. В якутском селении Аллаиха ходили рассказы о «худых» чукчах, которых также называли чучуной. Русскоустьинцы считались врагами этих чукчей. Местный житель по фамилии Рожин, говоривший по-русски, привёл такой рассказ: «Чукчи, как знаете, люди бродячие. Кочуют по несколько лет в нашу сторону, потом опять уходят на Чукотку… Их убивали — больно вредные. Они тоже убивают». Сохранилась рукопись ссыльного И. Худякова «Краткое описание Верхоянского округа» 1868—1869 годов. Автор рассказал о слухах про существование каких-то диких людях, кочующих по пустынной местности. Они очень малочисленны, иногда одеваются в лохмотья, имеют при себе лук, ступня большая. У них бывали стычки с промышленными людьми. Могут бросить камень в спину якутским женщинам. Якуты испытывают страх, рассматривая этих людей. Обитают они на побережье Северного Ледовитого океана в Жиганском улусе, а также в Чистых, западнее. Их называют по-тунгусски хучана, что значит «беглый».

Согласно выводам крупнейшего специалиста по этнографии народов Крайнего Севера АН СССР И. С. Гурвича (ум. 1992), более тридцати лет собиравшего и изучавшего этнографические данные, связанные с чучунами: чучуны, они же — мюлены, дикие или «худые» чукчи — были по своему происхождению береговыми чукчами. Во время охоты на морского зверя летом и осенью льды откалывались и уносили морских зверобоев-одиночек далеко на запад, к берегам Якутии. Оторвавшись от родных, они считали себя отверженными: чукотский обычай запрещал им возвращаться на родину, где их уже считали мёртвыми. Оказавшись в новых непривычных условиях, чукотские «робинзоны» были обречены на голод, поскольку не имели орудий для охоты на диких оленей. Поэтому вынуждены были воровать еду, а в крайнем случае — нападать на рыбаков и охотников, что часто оборачивалось для них гибелью.

В криптозоологии

Идею о существовании в Северной Азии неандертальца — реликтового гоминоида выдвигал профессор Б. Ф. Поршнев (ум. 1972), возглавлявший Комиссию по изучению вопроса о «снежном человеке». В ходе экспедиции, проведённой комиссией, ископаемые палеоантропы найдены не были. Итогом проведённых исследований стала публикация Поршневым в 1963 году монографии «Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах». Несмотря на то, что его гипотеза не нашла симпатии у специалистов, он от своих убеждений не отказался.

См. также

• Бродячий чукча
• Снежный человек

Литература

• Гурвич, И. С. Таинственный чучуна (история одного этнографического поиска). — М.: Мысль, 1975. — 95 с.
• Чучуна и Суланя, или, Повесть о «снежном» человеке. — Якутск: Якутское книжное изд-во, 1992. — С. 73.

Отрывок, характеризующий Чучуна

Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.