Мюльфельд, Ойген Мегерле фон

Ойген Мегерле фон Мюльфельд

Ойген Александр Мегерле фон Мюльфельд (нем. Eugen Alexander Megerle von Mühlfeld; 3 мая 1810, Вена, — 24 мая 1868, Хитцинг (ныне в черте Вены)) — австрийский юрист и либеральный политик.

Биография

Мюльфельд был сыном Виктории Краус и Наполеона.

Учился в Венском университете и имел две докторские степени (по философии и по праву). Был одним из самых успешных и уважаемых адвокатов Вены. В 1848 году выиграл выборы во Франкфуртское национальное собрание в избирательном округе № 1 (за время работы собрания состоял в правой фракции «Café Milani» и центристской фракции «Pariser Hof»). Позднее был членом нижнеавстрийского ландтага и австрийского рейхсрата, а также президентом венской адвокатской палаты. Мюльфельд выступал за отмену смертной казни, подсудность суду присяжных и отмену конкордата. Несмотря на своё высокое общественное положение, он испытывал постоянные финансовые трудности, поскольку помимо семьи должен был обеспечивать и любовницу, Иоганну фон дер Гог.

В 1872 году во 2-м венском округе Леопольдштадт появился переулок Мюльфельдгассе (Mühlfeldgasse), названный в честь Ойгена Мюльфельда и натуралиста Карла Мегерле фон Мюльфельда (1765—1840).

Литература

Historisches Lexikon Wien. — Bd. 4. — W.: Kremayr & Scheriau, 1995. — ISBN 3-218-00546-9. — S. 228f.

Ссылки

• Мюльфельд Евгений // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.viennatouristguide.at/Friedhoefe/Zentralfriedhof/Index_32A_Bild/32A_Megerle_02.htm Могила на Венском центральном кладбище] (нем.)

Отрывок, характеризующий Мюльфельд, Ойген Мегерле фон

– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.