Мюре, Марк Антуан
| Марк-Антуан Мюре | |
| фр. Marc Antoine Muret | |
 Портрет М.-А. Мюре | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
близ Лиможа |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писатель, педагог, гуманист |
| Годы творчества: |
с 1547 |
| Направление: | |
| Жанр: | |
Марк-Антуан Мюре́ (фр. Marc Antoine Muret, латиниз. Muretus; 12 апреля 1526 — 4 июня 1585, Рим) — французский писатель, педагог, гуманист, учитель Монтеня.
Содержание
Биография
Родился близ города Лимож. Сведения о юношеских годах Мюре практически отсутствуют; по-видимому, по стопам отца он начал изучать право, но очень скоро отказался от этой стези и стал интенсивно заниматься самообразованием. Мюре общался со Скалигером, навещал его в Ажане, пользовался его советами. С 1545 года, не имея никакого диплома, занимался преподавательской деятельностью, вначале в Оше и Пуатье, а затем в Бордо, где в то время учился Мишель де Монтень. В своей книге «Опыты» Монтень даёт высокую оценку своему наставнику, «которого и Франция и Италия считают лучшим оратором нашего времени»[1].
В 1551 году Мюре приехал в Париж, где снискал славу выдающегося стихотворца и эрудита. Преподавал в коллеже Бонкур, общался с поэтами Плеяды. В 1553-1554 жил в Тулузе, однако, обвинённый в содомии и ереси, оставиk Францию, дабы избежать костра. Жил в Венеции (1554-1558), общался с Паоло Мануцио, преподавал в Падуе; по словам Скалигера, Мюре навлёк на себя гнев венецианских патрициев за попытку «склонить их сыновей к содомии»[2].
В 1558 году по приглашению Ипполито д’Эсте Мюре перебрался в Феррару; в 1560 в сопровождении кардинала поселился в Риме. С 1563 года читал публичные лекции по литературе, юриспруденции и риторике в Римском университете. Вошёл в контакт с иезуитами; рукоположен в 1576 г., но продолжил преподавание до 1584 года.
Сочинения
В 1546 в Гиенском коллеже (Бордо) была поставлена трагедия Мюре «Юлий Цезарь» на материале «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха[3]. В 1552 г. опубликовал в Париже сборник латинских стихов «Juvenilia». Год спустя составил обширный филологический комментарий к «Любовным стихотворениям» Ронсара, который ознаменовал собой важный этап в развитии французского гуманизма: «впервые во Франции текст современного поэта представал снабжённым схолиями, подобно произведениям древних авторов»[4]. Главные труды Мюре: «Orationes» (большей частью, вступительные лекции), «Epistolae» и обширный эрудитский свод «Чтения на различные темы» («Variae lectiones»; восемь томов в издании 1559 года, двадцать — 1580 года). Ему же принадлежат издания нескольких римских классиков — Катулла, Горация, Теренция, Тибулла.
«Чтения на различные темы»
Эта книга, выдержанная в популярном у гуманистов Возрождения (и восходящем к «Аттическим ночам» Авла Геллия) жанре, сочетает учёность со стремлением к разнообразию и высоким интеллектуальным развлечением. В неё включены комментарии к античным текстам, выявление связей между греческими и римскими источниками (с первыми Мюре был знаком много хуже). Среди римских авторов, которых чаще всего цитирует Мюре, — Цицерон, Плавт, Гораций, Теренций, Вергилий, Плиний Старший, Овидий, Тит Ливий и Катулл. В этом отношении он в полной мере следует канону своего времени. Интересно, что Отцы Церкви (Лактанций, Тертуллиан, Августин, Иероним, Амвросий Медиоланский, Григорий Назианзин, Климент Александрийский, Ориген и пр.) занимают в книге довольно скромное место. Сравнительно редко упоминаются ренессансные авторы (чаще других — итальянские, французские и нидерландские гуманисты, включая Эразма Роттердамского, Юста Липсия, Гийома Бюде, Анджело Полициано, Лоренцо Валлу).
Интересные факты
- Бежавший из Франции Мюре по дороге заболел и оказался в больнице; ломбардские лекари, приняв его за нищего бродягу, произнесли при нём латинскую фразу «Faciamus experimentum in anima vili» («попробуем-ка это средство на низкой душонке»), на что «босяк» неожиданно ответил: «Vilem animam appellas pro qua Christus non dedignatus est mori...» («Ты именуешь низкой душонкой того, ради кого Христос не погнушался пойти на смерть»)[5].
- Мюре похоронен в известной римской церкви Тринита-деи-Монти, над Испанской лестницей.
Напишите отзыв о статье "Мюре, Марк Антуан"
Примечания
- ↑ [tululu.ru/read54679/114/ «Опыты», том 1]
- ↑ [books.google.com/books?id=zLWTqBmifh0C&pg=PA379&dq=%22muret+taught+and+worked%22&hl=ru&ei=pKwYTaujD8To4gby862GAg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCYQ6AEwAA#v=onepage&q=%22muret%20taught%20and%20worked%22&f=false Aldrich R. Who's who in gay & lesbian history] (англ.)
- ↑ Михайлов А.Д. Драматургия второй половины XVI в. // История всемирной литературы. — Т. 3. — М., Наука, 1985. — С. 263.
- ↑ Виппер Ю.Б. Поэзия Плеяды. — М., Наука, 1976. — С. 340.
- ↑ [www.enssib.fr/bibliotheque-numerique/document-48932 Roux M. Marc-Antoine Muret, lecteur et éditeur de Térence] (фр.)
Литература
- Dejob Ch. Marc-Antoine Muret, un professeur français en Italie dans la seconde moitié du XVIe siècle. — Paris, 1881; Genève, Slatkine, 1970.
- Oberlé G. Mémoires de Marc-Antoine Muret. — P., Grasset, 2009. ISBN 978-2246731115
- Sinn-Wittchow V. Caesars Einzug in die Tragödie: Marc-Antoine Muret, Jacques Grévin und das französische Humanistendrama. — Frankfurt am Main, 2010. ISBN 978-3-631-60589-9
Отрывок, характеризующий Мюре, Марк Антуан
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
