Мягков, Владимир Андреевич

Владимир Андреевич Мягков
Место рождения	дер. Михайловка, Петроградский уезд, Петроградская губерния, Российская империя
Место смерти	в районе Кухмо, Финляндия
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1940
Звание
Командовал	взводом
Сражения/войны	Советско-финская война
Награды и премии

Владимир Андреевич Мягков (1915, дер. Михайловка, Петроградская губерния — 6 марта 1940, в районе Кухмо, Финляндия) — советский лыжник, мастер спорта СССР, чемпион СССР, первый из известных советских спортсменов, удостоенный звания Героя Советского Союза.

Биография

Родился в 1915 году в селе Михайловка Парголовской волости (ныне посёлок Парголово, Санкт-Петербург).

В чемпионате СССР по лыжному спорту 1939 года Владимир Мягков занял первое место в гонке на 20 км, с результатом 1:17.13.

Добровольцем ушёл на фронт советско-финской войны в январе 1940 года. Был командиром взвода Особой лыжной диверсионно-разведывательной бригады 9-й армии под командованием Хаджи Мамсурова. 11 февраля 1940 года прорвался из окружения со всеми бойцами своей разведгруппы, лично уничтожив около 10 белофиннов.

6 марта 1940 года вновь попал в окружение, раненый, прикрыл отход своей разведгруппы, пал смертью храбрых на поле боя.

Награды

• 21 мая 1940 года за отвагу и героизм Владимиру Мягкову было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=5762 Мягков, Владимир Андреевич]. Сайт «Герои Страны».

• [artofwar.ru/g/gawrjuchenkow_j_f/text_0040.shtml Доклад Х.-У. Мамсурова Верховному Командованию РККА 1940 г.]

Отрывок, характеризующий Мягков, Владимир Андреевич

– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.