Мякотин, Венедикт Александрович

Венедикт Александрович Мякотин
Дата рождения:	12 марта 1867(1867-03-12)
Место рождения:	Гатчина, Российская империя
Дата смерти:	11 сентября 1937(1937-09-11) (70 лет)
Место смерти:	Прага, Чехословакия
Гражданство:
Партия:	Партия народных социалистов
Основные идеи:	Народничество
Род деятельности:	Революционер, публицист, историк

Венеди́кт Алекса́ндрович Мяко́тин (12 марта 1867, Гатчина — 11 сентября 1937, Прага) — русский историк, писатель и политик.

Биография

Сын почтмейстера. Учился в Кронштадтской гимназии и Петербургском университете, где и окончил курс по историко-филологическому факультету; был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию. Преподавал историю в средних учебных заведениях, а с 1891 г. читал лекции в Александровском лицее по русской истории.

Первый печатный труд Мякотина — «Крестьянский вопрос в Польше в эпоху её разделов», 1889. Для «Биографической библиотеки Павленкова» Мякотин написал биографии Мицкевича (1891) и протопопа Аввакума (1893). Важны основанные на архивных материалах, которые автор долго изучал в Киеве, Чернигове, Харькове и Москве, специальные работы: «Прикрепление крестьянства левобережной Малороссии в XVIII ст.» («Рус. Богатство», 1894) и «К истории Нежинского полка» (составленный по поручению Академии наук разбор книги А. М. Лазаревского: «Описание старой Малороссии», 1896). Участвовал в периодической прессе (в частности, «Профессор сороковых годов» [Т. Н. Грановский], «Русское богатство», 1896) и в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона («Казачество» и мн. др. статьи по русской истории). С 1897 по 1902 поместил ряд исторических и публицистических статей в журнале «Русское богатство». С марта 1900 по декабрь 1904 вёл «Хронику внутренней жизни» в том же журнале. В 1902 издал книгу «Из истории русского общества», в состав которой вошли разные его исторические статьи, большей частью из «Русского богатства». Состоял одним из членов редакции «Русского Богатства».

В апреле 1901 был арестован по обвинению в политическом преступлении и после двухмесячного тюремного заключения выслан из Петербурга, с воспрещением жить в столицах и университетских городах, а в 1903 выслан на 3 года под надзор полиции в Новгородскую губернию, где и был водворён губернатором в городе Валдае. В ноябре 1904 освобождён из-под надзора полиции и вновь вернулся в Петербург.

8 января 1905 года, накануне событий «Кровавого воскресенья», вошёл в состав депутации из представителей интеллигенции, посетившей министров С. Ю. Витте и П. Д. Святополк-Мирского с просьбой не применять военную силу против демонстрантов. Депутация успеха не имела, и после разгона рабочего шествия, 11 января, Мякотин вместе с другими её членами был арестован и заключён в Петропавловскую крепость. Входил в либеральный «Союз освобождения», был одним из редакторов оппозиционной газеты «Сын отечества». В конце 1905 года сотрудничал в газете эсеров «Революционная Россия». В мае — июне 1906 года один из самых острых критиков Государственной думы I созыва на многочисленных митингах в Петербурге. Осенью 1906 года — один из основателей Партии народных социалистов.

В 1911—1912 отбывал заключение в Двинской крепости (ныне Даугавпилс).

В 1917 году избран председателем ЦК Трудовой народно-социалистической партии. В 1918 один из создателей и руководителей Союза возрождения России. В 1920 арестован, содержался в Бутырской тюрьме. В 1922 выслан из России.

Жил в Берлине, Праге, затем в Софии. С 1928 года преподавал в Софийском университете.

Сочинения

• [www.archive.org/download/Myakotin/Myakotin_Protopop_Avvakum_Zhitie.djvu Протопоп Аввакум: Его жизнь и деятельность: Биогр. очерк] — СПб.: тип. т-ва «Обществ. польза», 1894. — 160 с.
• Великий переворот и задачи момента. — Пг.: Задруга, 1917. — 16 с.
• Из недалекого прошлого: Отрывки воспоминаний // На чужой стороне. 1923. № 2. С.178-199; № 3. С.179-193; 1924. № 5. С.251-268; № 6. С.73-99; 1925. № 9. С.279-302; № 11. С.205-235; № 13. С. 193—227.
• Очерки Социальной Истории Украины в XVII—XVIII вв. Прага, 1924—1926. III выпуска.
  Онлайн: [www.archive.org/download/Myakotin/Myakotin_Ocherki_soc_istorii_Ukrainy_Tom1-1.djvu Том I. Выпуск I], [www.archive.org/download/Myakotin/Myakotin_Ocherki_soc_istorii_Ukrainy_Tom1-2.djvu Том I. Выпуск II], [www.archive.org/download/Myakotin/Myakotin_Ocherki_soc_istorii_Ukrainy_Tom1-3.djvu Том I. Выпуск III],
• [www.archive.org/stream/Myakotin/Myakotin_Pereyaslavsky_Dogovor_1654.djvu Переяславский договор 1654 года]. Прага, 1930.
• [www.archive.org/download/Myakotin/Myakotin_krestyanstvo_Levober_Ukr.djvu Крестьянство левобережной Украины]. София, Придворна печатница. 1933

Литература

• savedarchives.net/ru/article/v-a-miakotin
• Мякотин, Венедикт Александрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Иогансон Е. Н. В. А. Мякотин: Историк и политик: дис. … канд. ист. наук. — М., 1994. — 229 с.
• Зезегова О. И., Павлова Т. В. Переписка Н. И. Кареева и В. А. Мякотина как исторический источник // Национальный/социальный характер: археология идей и современное наследство. М., 2010 С. 292—293.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Мякотин, Венедикт Александрович

Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.