Мясников, Александр Леонидович

Александр Леонидович Мясников
Научная сфера:	медицина
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	академик АМН СССР
Альма-матер:	медицинский факультет 1-го МГУ
Известные ученики:	Н. Р. Палеев
Награды и премии:

Александр Леонидович Мясников (6 [18] сентября 1899, Красный Холм, Тверская губерния ‒ 19 ноября 1965, Москва) — советский терапевт, академик АМН СССР (1948).

Биография

Родился в 1899 году в семье земского врача Леонида Александровича Мясникова (1859—1922) и лекарской помощницы Зинаиды Константиновны. Отец, Леонид Александрович, происходил из купеческой семьи, закончил медицинский факультет Московского университета (1886), трижды избирался городским главой Красного Холма.

Образование Александра началось в реальном училище в Бежецке, позже учился в гимназиях в Новом Петергофе и Тифлисе.

В 1917 году вне конкурса как золотой медалист поступает на медицинский факультет Московского университета.

В 1922 году Александр Мясников окончил медицинский факультет 1-го МГУ и до 1932 года работал ассистентом в клинике 1-го Ленинградского мединститута под руководством профессора Г. Ф. Ланга.

В 1932‒1938 годах — заведующий кафедрой терапии Новосибирского института усовершенствования врачей. Создатель и первый заведующий кафедры факультетской терапии Новосибирского медицинского института, образованного в 1935 году. Одновременно являлся проректором по лечебной работе этого института. В 35 лет по монографии «Болезни почек» была присвоена степень доктора медицинских наук без защиты диссертации.

В 1938‒1940 году — заведующий кафедрой факультетской терапии 3-го Ленинградского медицинского института (ныне факультет подготовки врачей для Военно-морского флота Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова).

В 1940‒48 начальник кафедры факультетской терапии Военно-морской медицинской академии в Ленинграде и одновременно (с 1942) главный терапевт Военно-морского флота. Полковник медицинской службы.

С 1948 года директор Института терапии АМН СССР (с 1966 ‒ Институт кардиологии имени А. Л. Мясникова АМН СССР) и одновременно (1948‒65) заведующий кафедрой госпитальной терапии 1-го Московского медицинского института.

В числе медиков, наблюдавших И. В. Сталина в последние дни жизни.

Основные работы посвящены вопросам сердечно-сосудистой патологии (гипертоническая болезнь, атеросклероз, коронарная недостаточность), болезням печени и жёлчных путей, инфекционным болезням (малярия, бруцеллёз). Создал школу терапевтов (Е. И. Чазов, И. К. Шхвацабая, З. С. Волынский, А. С. Логинов, В. С. Смоленский и др.).

Председатель Всероссийского общества терапевтов (с 1957), почётный член многих зарубежных научных медицинских обществ, член Президиума Международного терапевтического общества, член президиума Академии медицинских наук.

Международная премия «Золотой стетоскоп» (1964). Награждён орденом Ленина, 4 др. орденами, а также медалями.

Незадолго до смерти закончил мемуары, рукопись находилась в семье, но опубликовать её удалось только в наши дни, опубликованы в 2011 году издательством «Эксмо» под названием «Я лечил Сталина: из секретных архивов СССР».

Интересные факты

В семье Мясниковых, начиная с деда Александра Ивановича, от отца к старшему сыну чередуются имена Александр и Леонид. Внук А. Л. Мясникова и его полный тёзка Александр Мясников — ведущий телепередачи «О самом главном».

Память

• Институт клинической кардиологии имени А. Л. Мясникова
• Всероссийская научная ассоциация исследования артериальной гипертонии имени Г. Ф. Ланга и А. Л. Мясникова
• Главная улица на курорте «Белокуриха» в Алтайском крае

Мемуары

• В. И. Бородулин, И. К. Шхвацабая «А. Л. Мясников» / М.: Медицина, 1967. — 72 с., 20000 экз.
• Александр Леонидович Мясников / «Клиническая медицина», 1966, т. 44, № 2
• Мясников А. Л. «Я лечил Сталина: из секретных архивов СССР» / А. Л. Мясников с участием Е. И. Чазова — М.: Эксмо, 2011. — 448 с., 5000 экз. ISBN 978-5-699-48731-8
• [www.mk.ru/politics/russia/article/2011/04/20/582874-upravlyal-gosudarstvom-v-suschnosti-bolnoy-chelovek.html Записки врача Сталина опубликованы спустя полвека]

Отрывок, характеризующий Мясников, Александр Леонидович

Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.