Мясницкая улица
Поделись знанием:
Координаты: 55°45′49″ с. ш. 37°38′09″ в. д. / 55.763750° с. ш. 37.636000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.763750&mlon=37.636000&zoom=12 (O)] (Я)Мясницкая улицаМясницкая улица
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
| Мясницкая улица Москва | |
 Мясницкая улица. Здание Госторга. | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район |
Басманный (№ 6/3, 22/2—26а, 30, 30/1, 32/1, 38—44/1 — жилые; № 33 и 8/2—14/2, 18—26б, 34 — 46/2 — нежилые), Красносельский (№ 13—17, 21/8, 35, 41, 43 — жилые, № 3—13 (стр. 1—18а), 17 (стр. 1, 6) — 21/8, 35 (стр. 2) — 49/22 и 48/1, 50/24 — нежилые) |
| Протяжённость |
1,6 км |
| Ближайшие станции метро |
Лубянка, Сретенский бульвар, Красные Ворота (300 м.) |
| Почтовый индекс |
101000 (№ 1—37, 41 и № 4—46/1), 107450 (№ 39), 107078 (№ 43—49 и 48, 50, 50/24), 107084 (№ 47) |
| Номера телефонов |
+7(495) XXX---- |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.764465&lon=37.636653&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/?text=Россия,%20Москва,%20улица%20Мясницкая&sll=37.636653,55.764465&sspn=0.018559,0.010008 на Яндекс.Картах] | |
| [maps.google.com/maps?ll=55.76444,37.63667&q=55.76444,37.63667&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google] | |
Мясни́цкая у́лица (XVI—XVII вв. — Фроловская улица и Евпловская улица, 1918—1935 — Первомайская улица, 1935—1990 — улица Кирова) — улица в Центральном административном округе города Москвы (Басманный и Красносельский районы). Проходит от Лубянской площади до Садовой-Спасской улицы. Нумерация домов ведётся от Лубянской площади.
Содержание
- 1 Происхождение названия
- 2 Описание
- 3 История
- 4 Примечательные здания
- 4.1 По нечётной стороне
- 4.2 По чётной стороне
- 4.2.1 От Лубянской площади до Большого Златоустинского переулка
- 4.2.2 От Большого Златоустинского до Кривоколенного переулка
- 4.2.3 От Кривоколенного до Банковского переулка
- 4.2.4 От Банковского переулка до Бульварного кольца
- 4.2.5 От Бульварного кольца до Малого Харитоньевского переулка
- 4.2.6 От Малого Харитоньевского до Большого Козловского переулка
- 4.2.7 От Большого Козловского переулка до Садового кольца
- 5 Улица в художественной литературе и искусстве
- 6 Примечания
- 7 Литература
- 8 Ссылки
Происхождение названия
Название XVII века дано по имени Мясницкой слободы, где находилось множество мясных лавок и домов мясников[1].
Описание
Мясницкая улица проходит от Лубянской площади до Садовой-Спасской улицы, пересекает Бульварное кольцо на площади Мясницкие Ворота. Нумерация домов ведётся от Лубянской площади.
На улицу выходят следующие переулки:
- на отрезке от Лубянской площади до Бульварного кольца:
- c нечётной стороны: Фуркасовский, Милютинский, Бобров;
- с чётной стороны: Большой Златоустинский, Кривоколенный, Банковский;
- на отрезке от Бульварного до Садового кольца:
- с нечётной стороны — нет;
- с чётной стороны: Гусятников, Малый Харитоньевский, Большой Козловский.
История
История улицы известна с 1482 года, когда Иван III поселил в Москве семьи новгородских бояр и купцов и за Никольскими воротами Китай-города была поставлена церковь Успения Пресвятой Богородицы, что на Бору (была более известна как Гребневская — по названию иконы Божией Матери). Но своё название она получила позже; ранее её начальная часть называлась Евпловкой — по церкви архидиакона Евпла, другая же часть называлась Фроловкой — по церкви святых Фрола и Лавра[1]. Оба этих находившихся в районе улицы храма были снесены в 1930-е годы. Уже в XVI веке улица была застроена лавками и домами мясников, а их слобода называлась Мясницкой полусотней. В конце XVII — начале XVIII веков мясная торговля была вытеснена к Земляному валу, а затем и сам торг был уничтожен, но название Мясницкая сохранилось за улицей.
При Петре I Мясницкая стала дорогой между Кремлём и Немецкой слободой, по которой постоянно ездил царь. На улице стали селиться дворяне и новая аристократия; большое владение приобрёл князь Меншиков. На плане Москвы 1767 года несколько домов показаны каменными, основная же часть застройки улицы была деревянной; за домами находились огороды и сады с прудами[2].
Дворянской улица оставалась и в первой половине XIX века; позднее дворян сменили преимущественно купцы и фабриканты. Во время пожара 1812 года все деревянные дома на улице сгорели. В 1813 году решением Комиссии о строении Москвы улицу расширили до 25 метров и новые каменные дома стали возводить на новой красной линии[2].
В 1870-х годах по улице пустили конку, в начале XX века её заменили трамваем[3]. Мясницкая одной из первых получила уличное освещение: в 1870-х годах газовое, а в 1890-х годах — электрическое[4]
В 1918 году Мясницкую переименовали в Первомайскую улицу, но москвичи не приняли название, и улица продолжала именоваться и значиться в официальных документах по-старому.
14 декабря 1935 года постановлением Моссовета улица была переименована в улицу Кирова в память видного деятеля коммунистической партии С. М. Кирова на основании того, что для захоронения на Красной площади тело убитого Кирова было провезено по Мясницкой улице.
В 1990 году улице было возвращено историческое наименование.
Примечательные здания
См. также категорию Здания и сооружения Мясницкой улицы
По нечётной стороне
От Лубянской площади до Фуркасовского переулка
- № 1/2 — Здание органов госбезопасности на Лубянке (1897—1900, архитектор А. В. Иванов; 1928—1933, архитектор А. Я. Лангман, совместно с И. Г. Безруковым; 1983 — по проекту А. В. Щусева). В конце XIX века здесь были построены два здания страхового общества «Россия».
- № 3 — Здание Московской Духовной консистории (1899, архитектор В. Г. Сретенский; строительство вёл архитектор И. Е. Бондаренко). Ныне здесь располагается Главное управление ГИБДД МВД РФ.
- № 3 (правое строение) — Доходный дом Московской Духовной консистории (1910, архитектор П. А. Виноградов). Здание использовалось консисторией для сдачи в аренду под торговлю[5].
- № 5/12 — Доходный дом с конторами и магазинами Г. А. Кеппена, (1907—1908, архитектор Р. И. Клейн)[6].
От Фуркасовского до Милютинского переулка
- № 7/3 — Усадьба Черткова. Дом татарского царевича Ивана, конец XVII века. Позже дом князя А. Г. Долгорукова. На рубеже 1820—1830-х годов усадьбу приобрёл и перестроил известный библиофил и ученый А. Д. Чертков[7][8][9][5]. В доме Черткова бывали Пушкин, Жуковский, Гоголь, Погодин, Щепкин, Загоскин, композитор Роберт Шуман и другие деятели культуры[5]. В левом флигеле в 1863—1873 гг. размещалась общедоступная Чертковская библиотека. В конце XIX — начале XX веков в доме размещались различные организации: Литературно-художественный кружок, Московское архитектурное общество, Общество любителей садоводства. После октябрьской революции в здании работал Деловой клуб — центр пропаганды научно-технических достижений[10].
- № 7, стр. 9 (в глубине, ближе к Малой Лубянке) — Доходный дом Н. А. Гагариной — Н. Н. Обидиной (1902), выявленный объект культурного наследия[6].
От Милютинского до Боброва переулка
- № 9/4 — Жилой дом (2-я пол. XVIII в; 1780; 1784; 1877)[6].
- № 13 — Доходные владения С. В. Давыдовой — Х. Д. Спиридонова.
- № 13, стр. 1 — Доходный дом С. В. Давыдовой (1898, архитектор С. С. Эйбушиц)[11], объект культурного наследия регионального значения[6].
- № 13, стр. 2 — Торговые помещения С. В. Давыдовой (1913, гражданский инженер Б. М. Великовский[11]; 1934), ценный градоформирующий объект[6].
- № 13, стр. 3 — Доходный дом с магазинами С. В. Давыдовой — Х. Д. Спиридонова (середина XIX в.; 1863—1865, 1872, архитектор В. И. Соколов — изменение фасада]; 1896, архитектор С. С. Эйбушитц — изменение фасада, пристройки во дворе; 1913, архитектор Б. М. Великовский — частичное изменение фасада[11]), выявленный объект культурного наследия[6].
- № 13, стр. 4 — Главный дом доходного владения А. П. Нилуса — Х. Д. Спиридонова — С. В. Давыдовой, гостиница «Рояль» (в основе — усадьба Салтыковых) (XVIII в.; 1810-е, 1891, архитектор К. В. Трейман), выявленный объект культурного наследия. В этом здании останавливались химик Д. И. Менделеев, писатели Г. И. Успенский, В. А. Гиляровский[6].
- № 13, стр. 5 — Доходный дом Х. Д. Спиридонова (1897, архитектор С. С. Эйбушитц)[6].
- № 13, стр. 10 — Доходный дом Х. Д. Спиридонова (1897, архитектор С. С. Эйбушитц; 1930-е), ценный градоформирующий объект[6].
- № 13, стр. 18, 18а — Склады доходного владения Х. Д. Спиридонова — С. В. Давыдовой (1895), ценный градоформирующий объект[6].
- № 13, стр. 20, 24 — Склады доходного владения Х. Д. Спиридонова — С. В. Давыдовой (1879, архитектор А. С. Каминский), ценный градоформирующий объект[6].
- № 15 — Доходный дом И. Е. Кузнецова («Дом со львом») (1908—1910, архитекторы — А. Н. Милюков, Б. М. Великовский, при участии В. А. Веснина и А. А. Веснина[12]), объект культурного наследия регионального значения[6]. Здесь в комнате коммунальной квартиры № 9 жила скульптор Н. И. Нисс-Гольдман.
- № 17 — Комплекс зданий Ермаковской богадельни.
- № 17, стр. 1 — Доходный дом Н. С. Аблова — Ермаковская богадельня (1876, архитектор В. А. Коссов; 1878; 1947), ценный градоформирующий объект[6]. В доме жил архитектор А. Н. Зелигсон (кв. № 17).[13].
- № 17, стр. 2 — Здание Ермаковской богадельни — жилой дом (1878—1879, архитектор В. Ф. Иванов; 1950-е), ценный градоформирующий объект[6].
- № 17, стр. 3 — Хозяйственная постройка Ермаковской богадельни (1879, архитектор В. Ф. Иванов; 1900), ценный градоформирующий объект[6].
- № 19 — Доходный дом с чайным магазином С. В. Перлова (1890, архитектор — Р. И. Клейн). В 1885—1896 годах переоформлен К. К. Гиппиусом в китайском стиле[14].
- № 21 — Комплекс зданий Московского училища живописи, ваяния и зодчества.
- стр. 1 — дом Юшкова. Построен на рубеже 1780-х — 1790-х годов, предположительно архитектором В. И. Баженовым, в 1844 году и на рубеже XIX—XX веков были произведены частичные перестройки[15][16]. В доме располагалось Училище живописи и ваяния, позднее преобразованное в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ). После революции в здании размещались Московский полиграфический институт и Институт изобразительных искусств[17]. Здесь начиная с дореволюционного периода до 1946 года проживал русский живописец П. И. Келин, ученик В. А. Серова, учитель В. Маяковского и Б. Иогансона. В этом доме жили художники Лев Бруни, Владимир Фаворский, Пётр Львов, Константин Истомин, Пётр Митурич.
- В 1942-62 годы здание занимал Московский механический институт боеприпасов (с 1953 года Московский инженерно-физический институт).
- В настоящее время здание занимает Российская Академия живописи, ваяния и зодчества. Во дворе находится выставочный зал училища (1910-е, архитектор Н. С. Курдюков совместно с В. Г. Шуховым).
- стр. 2 — учебный корпус МУЖВЗ (конец 1890-х, архитектор И. П. Машков; 1993)[6].
- стр. 5,
памятник архитектуры (вновь выявленный объект) — доходный дом МУЖВЗ с квартирами и мастерскими художников (1913—1914, архитектор Н. С. Курдюков)[6]. - стр. 6—7,
памятник архитектуры (региональный) — здание кухни и столовой студентов МУЖВЗ[6]. - стр. 8, памятник архитектуры (федеральный) — студенческое общежитие ВХУТЕМАС. 25 февраля 1921 года В. И. Ульянов-Ленин и Н. К. Крупская посетили здесь дочь Инессы Арманд и беседовали со студентами[6].
От Боброва переулка до Бульварного кольца
- Квартал за Бобровым переулком был снесён в 1972 году для стоянки машин почтамта[18].
От Бульварного до Садового кольца
- № 35 — Административное здание. Выходящий на Тургеневскую площадь фасад пристроен в 1989 году по проекту архитектора Д. С. Солопова к зданию 1930-х годов[19].
- № 37 стр. 1, 3 — Городская усадьба Докучаева – Солдатёнкова (включает палаты XVII — начала XVIII в.; главный дом перестроен в 1819—1821 годах архитектором А. Г. Григорьевым по проекту О. И. Бове; в сер. XIX в. перестроен архитектором А. И. Резановым), объект культурного наследия федерального значения[6] С 1821 года участок принадлежал купцам Золотарёвым[20]. В начале Великой Отечественной войны здесь находилась Ставка Верховного Главнокомандования, позже — Приёмная министра Обороны СССР, затем Приёмная министра обороны России)[21][22][23][24][25].
- № 39 — Здание Центросоюза (1936, архитектор Н. Я. Колли по проекту Ле Корбюзье). Построено на месте храма Николы Мясницкого.
- № 43 — Дом А. И. Лобанова-Ростовского, 1-я половина XIX в.; перестройка — 1790—1793 гг. (приписывается Ф. Кампорези)[16]; XIX в. — пристройки[26]; во дворе — склады и другие строения Товарищества «Эмиль Липгарт и К°» (1900, 1903, архитектор А. Ф. Мейснер; 1906—1907, архитектор А. В. Кузнецов).
- № 43, стр. 2 — Учебный корпус Реального училища К. П. Воскресенского (1906, архитектор А. В. Кузнецов), выявленный объект культурного наследия. Здесь в разные годы преподавали: хирург Т. П. Краснобаев, зоолог Н. Ф. Золотницкий, историк С. К. Богоявленский и другие[6].
- № 47 — Здание Госторга. Один из ранних образцов конструктивизма. Построено в 1925—1927 годах по проекту архитектора Б. М. Великовского, при участии А. Я. Лангмана, М. О. Барща, Г. Г. Вегмана, В. Н. Владимирова и М. В. Гакен[19]. Объект культурного наследия регионального значения[6]. В настоящее время в здании размещается Ростуризм.
По чётной стороне
От Лубянской площади до Большого Златоустинского переулка
- № 6/3, строение 4 — Доходный дом Н. Д. Стахеева 1897, архитектор М. Ф. Бугровский; 1970-е; 1986, архитекторы: А. В. Боков, Е. Будин, Б. Чернов, И. Иванов) — Вычислительный центр КГБ (1987, архитекторы Б. В. Палуй и Г. В. Макаревич) с Государственным музеем В. В. Маяковского[6]. Около здания установлен скульптурный портрет Маяковского (скульптор Ю. Г. Орехов, архитектор Б. В. Палуй)[1].
- № 6/3, строения 1, 5 — Доходный дом Н. Д. Стахеева с магазинами (1897, архитектор М. Ф. Бугровский; три верхних этажа надстроены в 1986 г. — Б. В. Палуй и Г. В. Макаревич), ценный градоформирующий объект[6]. Первый и второй этажи до середины 1950-х годов занимал магазин «Детский мир», затем переехавший на противоположную сторону Лубянской площади. С 1957 года в доме размещается книжный магазин Библио-глобус[18].
- № 8/2 — Торговый дом Товарищества М. С. Кузнецова (1898—1903, архитектор — Ф. О. Шехтель)[27], ценный градоформирующий объект[6]. До постройки современного здания здесь находился дом В. И. Фирсановой, перестроенный по проекту Л. Н. Кекушева и С. С. Шуцмана в 1894—1895 годах.
- № 8/2, строение 1д — Склады и столовая для служащих — административное здание (1898, архитектор Ф. О. Шехтель; 1970-е), объект культурного наследия федерального значения[6]
- № 8/2, строение 1е — Хозяйственная постройка Товарищества М. С. Кузнецова — административное здание (1898, архитектор Ф. О. Шехтель; 1911, архитектор Ф. А. Ганешин; 2000-е гг.), ценный градоформирующий объект[6]
- № 8/2, строение 1ж — Склады Товарищества М. С. Кузнецова— административное здание (1870-е; 1899, архитектор Ф. О. Шехтель), ценный градоформирующий объект[6]
От Большого Златоустинского до Кривоколенного переулка
- № 10 — Подворье вятского архиерея (начало XIX в.)[28].
- № 12 — Дом Волковой (1833)[28].
- № 14 — Подворье тульского архиерея (начало XIX в.)[28].
От Кривоколенного до Банковского переулка
- № 16 — Административное здание (2000-е гг.)[6]
- № 18 — Доходный дом с магазинами И. П. Бутикова — М. И. Мишина (XIX в; в 1902—1903 годах капитально перестроен с изменением фасада архитектором И. Т. Барютиным[29][11]), заявленный объект культурного наследия[6]
- № 20/3а, строение 1 — Доходное владение Варваринского акционерного общества домовладельцев — административный комплекс «Нефтесиндикат» (1900, архитектор А. К. Иванов; 1924; 1928, архитектор С. Ф. Воскресенский), ценный градоформирующий объект[6]. Сейчас — главное здание Национального исследовательского университета — Высшей школы экономики.
- № 20/3а, строение 2 — Главный дом Кольцовых-Мосальских — доходное владение Варваринского Акционерного общества — административный комплекс «Нефтесиндикат» (сер. XVIII в.; 1900; 1925—1926, архитектор С. Ф. Воскресенский), ценный градоформирующий объект[6].
- № 22/5/2 — Доходные владения Сытовых.
- № 22/5/2, строение 1а — Доходный дом с магазином И. Е. и С. И. Сытовых (1873, архитектор В. Ф. Жигардлович; 1930-е), ценный градоформирующий объект[6]
- № 22/5/2, строение 1б — Доходный дом И. Е. и С. И. Сытовых (II-я пол. XVIII в; 1878; 1895, архитектор А. Н. Кнабе), ценный градоформирующий объект[6]
- № 22/5/2, строение 2 — Доходное владение И. Е. и С. И. Сытовых (1861), ценный градоформирующий объект[6].
- № 22/5/2, строение 3 — Фабрика церковной утвари с магазином И. Е. Сытова (1875, архитектор Н. А. Зборчевский; 1896, архитектор А. Н. Кнабе)[6]
- № 22/5/2, строение 4 — Доходный дом И. Е. и С. И. Сытовых (1900, архитектор А. Н. Кнабе), ценный градоформирующий объект[6]
От Банковского переулка до Бульварного кольца
- Доходные дома Строгановского училища технического рисования.
- № 24/1 — Доходный дом Строгановского училища технического рисования (1906, архитектор — Ф. О. Шехтель), объект культурного наследия федерального значения[6]. Керамическое панно при участии художника Ф. Ф. Федоровского. В 1920 году в этом здании был разработан план ГОЭЛРО[30]. С 1963 года в здании размещается Редакция журнала «Наука и жизнь».
- № 24/7, строение 2 — Доходный дом — здание художественно-промышленного музея Строгановского училища (1874—1875, архитектор А. Е. Вебер[12]), объект культурного наследия регионального значения[6]. До 1896 года в доме размещались музей прикладного искусства и младшие классы Строгановского училища. Здесь же размещалась техническая контора Тимоховича, в которой служил А. И. Куприн[30]. В 1909 году левая часть здания была перестроена архитектором И. А. Ивановым-Шицем; в 1910 году к музейному корпусу была осуществлена пристройка по проекту архитектора А. А. Галецкого.
- № 24/7, строение 3 — Доходный дом Строгановского училища (1880—1883, архитектор А. Е. Вебер[12]; 1930-е; 2000-е), ценный градоформирующий объект[6]
- № 26 — Комплекс зданий Московского Императорского почтамта и телеграфа (д.26-А, стр.1,3; д.26-Б, стр.1) (XVIII в. — начало XX в., архитекторы Х. Фихтнер, А. К. Кавос, А. П. Попов, О. Р. Мунц, В. А. Веснин, А. А. Веснин, Л. А. Веснин, техник архитектуры Х. Э. Несслер, гражданский инженер Л. И. Новиков, инженер В. Г. Шухов. Флигели перестроены в 1904 году по проекту архитектора И. П. Залесского). Сейчас — Европейско-Азиатская биржа. Здание является объектом культурного наследия регионального значения[6].
- № 26а, строение 2 — Здание архива почтамта с жилыми помещениями — административное здание (1855—1856, архитектор А. К. Кавос; 1860-е; 1913—1914, архитектор А. А. Андреевский), ценный градоформирующий объект[6]
- № 26а, строение 3 — Дом призрения заслуженных престарелых членов почтово-телеграфного ведомства (1898, архитектор А. П. Попов), объект культурного наследия регионального значения[6].
- № 26а, строение 8 — Жилой дом для церковнослужителей храмов Архангела Гавриила и Федора Стратилата (1910), ценный градоформирующий объект[6]
- № 26б, строение 1 — Служебный корпус Отделения почтовых карет и брик (1855—1856, архитектор А. К. Кавос; 1914), объект культурного наследия регионального значения[6].
- № 26б, строение 2, 2а — Служебно-производственный корпус почтамта — жилой дом с административными помещениями (1855—1856, архитектор А. К. Кавос; 1868; 1914; 1952), ценный градоформирующий объект[6]
- № 26б, строение 5 — Хозяйственная постройка почтамта (1855, архитектор А. К. Кавос; конец 1920-х гг.), ценный градоформирующий объект[6]
- № 26б, строение 6 — Столовая для служащих почтамта — административное здание (1856, архитектор А. К. Кавос; начало XX в), ценный градоформирующий объект[6]
От Бульварного кольца до Малого Харитоньевского переулка
- № 30/1/2, строение 2 — Доходный дом А. И. Виноградовой (1886, архитектор Б. В. Фрейденберг), ценный градоформирующий объект[6]
- № 30/1/2, строение 3 — Доходный дом А. И. Виноградовой (1888—1889, архитекторы В. А. Бадер, К. А. Михайлов; 1892, архитектор Г. Сорокин; 1897)[6]
- № 34 — Доходный дом (1887, архитектор С. С. Эйбушиц)
- № 38 — Доходный дом А. П. Лангового (1904—1905, архитектор Н. Л. Шевяков). В первой половине XIX века здесь находился дом Н. Н. Демидова, который с 1884 года принадлежал купцу 1-й гильдии Петру Емельяновичу Ланговому, отцу А. П. Лангового.
- № 40, стр. 1-16 — Комплекс зданий «Старого» Императорского Московского почтамта[31].
- № 40, строение 1 — Главный корпус Императорского Московского почтамта — главный дом усадьбы Демидовых (1808—1810, архитектор Д. А. Тюрин; 1854, архитектор А. К. Кавос), выявленный объект культурного наследия. Здание связано с революционными событиями 1905—1907 годов[6].
- № 40, строение 5 — Конюшенный корпус Московского почтамта (1870—1872, архитектор В. Н. Карнеев), выявленный объект культурного наследия[6]
- № 40, строение 6 — Здание Газетного почтамта (потом — Центральной лаборатории связи Наркомпочтеля) (1931, архитектор К. И. Соломонов)[32]
- № 40, строения 10-13 — Кладовая Московского почтамта (1818), выявленный объект культурного наследия[6]
- № 40, строение 16 — Газетный почтамт (1931, архитектор К. И. Соломонов), выявленный объект культурного наследия[6]
- № 40а — Жилой дом (1948, архитектор А. Т. Капустина)[19]. В доме жили академики М. В. Келдыш[31], Г. С. Бюшгенс[33].
- № 42 — городская усадьба И. И. Барышникова (XVII—начало XVIII вв.; 1793—1796; 1797—1802, архитектор М. Ф. Казаков[26]; отреставрирован архитектором С. Ф. Кулагиным). Зиму 1823—1824 годов у С. Н. Бегичева, бывшего в то время владельцем дома, прожил писатель А. С. Грибоедов, работавший в этом доме над комедией «Горе от ума».[34][31] У Бегичева бывали поэты В. К. Кюхельбер и Д. В. Давыдов, писатель В. Ф. Одоевский, композитор А. Н. Верстовский. Со второй половины XIX века здание занимала Мясницкая больница. В настоящее время в здании размещается редакция газеты «Аргументы и факты»[35]. Здание отнесено к категории объектов культурного наследия федерального значения[6]
От Малого Харитоньевского до Большого Козловского переулка
- № 44/1 — Главный дом усадьбы П. Я. Голицына — Н. Ф. фон Мекк — Н. Д. Стахеева, 1-я половина XVIII—XIX вв.[26], перестроен в 1897—1899 годах М. Ф. Бугровским. Объект культурного наследия федерального значения. С конца XVII века здесь было владение Л. К. Нарышкина; принадлежавший ему земельный участок доходил до Большого Козловского переулка и объединял современные владения 44 и 46. После Нарышкиных некоторое время усадьбой владел Г. Ф. Вишневский, а с 1749 года П. Я. Голицын, который, по-видимому, построил на месте каменных палат новый дом. В 1753 году усадьба была приобретёна Филиппом Васильевичем Новосильцевым. Затем ею владели Урусовы; в 1809 году А. А. Урусов продал имение Прасковье Николаевне Бутурлиной, которой пришлось восстанавливать его после пожара 1812 года; здесь некоторое время жила семья её дочери Феодосии, бывшей замужем за сенатором Арсением Ивановичем Бартеневым. Их дети, в числе которых была фрейлина Прасковья Бартенева, переселились в Санкт-Петербург и в 1826 году усадьба была продана тайной советнице Н. М. Арсеньевой (жена А. А. Арсеньева) — существуют предположения, что знакомый с Арсеньевыми Пушкин, мог бывать в этом доме; но поэт также был знаком с Прасковьей Бартеневой, в альбом которой в 1832 году вписал три стиха из «Каменного гостя». В 1843 году здесь останавливался гастролировавший в Москве Ференц Лист. В 1880-х годах домом владела Н. Ф. фон Мекк, известная перепиской с П. И. Чайковским; композитор неоднократно останавливался в этом доме. В 1880-х годах здесь жил композитор Клод Дебюсси, который преподавал дочерям фон Мекк музыку[6][35]. В память о посещениях дома этими тремя музыкантами его стали называть — «дом трёх композиторов». В 1930—1950-х годах практически весь фасадный декор здания был утрачен[26]; в 1997 году фасадам здания возвращён облик середины XVIII века.
От Большого Козловского переулка до Садового кольца
- № 48 — Доходный дом построен в 1895 году. Здесь жил художник Константин Коровин[35]. В 1974—1983 годах в помещении бывшей квартиры-мастерской Коровина жил художник Иван Дергилёв[36]. Ныне — бизнес-центр «Мясницкая Плаза».
- № 50 — Бизнес-центр «Пульман». Ранее на месте современного здания стоял доходный дом, построенный в 1911 году по проекту архитектора М. А. Аладьина.
Улица в художественной литературе и искусстве
- А. С. Пушкин, несколько близких знакомых и друзей которого жило на Мясницкой, писал в стихотворении «Дорожные жалобы» (Болдино, 1830):
- «Долго ль мне гулять на свете
- То в коляске, то верхом,
- То в кибитке, то в карете,
- То в телеге, то пешком?
- … То ли дело быть на месте,
- По Мясницкой разъезжать,
- О деревне, о невесте
- На досуге помышлять!»
- В. В. Маяковский посвятил улице своё острое агитационное «Стихотворение о Мясницкой, о бабе и о всероссийском масштабе», где он критикует гигантоманию, присущую советской власти. Упоминается улица и в его любовной поэме «Про это».
- Мясницкая улица упоминается в диалоге Мастера и Ивана Бездомного в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» (Глава 13):
<…>
Выиграв сто тысяч, загадочный гость Ивана поступил так: купил книг, бросил свою комнату на Мясницкой…
— Уу, проклятая дыра! — прорычал гость.
<…>
Напишите отзыв о статье "Мясницкая улица"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Москва: все улицы, площади, бульвары, переулки / Вострышев М. И. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2010. — С. 349—351. — ISBN 978-5-699-33874-0.
- ↑ 1 2 Сытин, 2008, с. 266.
- ↑ Сытин, 2008, с. 267.
- ↑ Сытин, 2008, с. 157.
- ↑ 1 2 3 Федосюк, 2009, с. 199.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%EC%FF%F1%ED%E8%F6%EA%E0%FF&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Реестр памятников истории и культуры]. Официальный сайт «Москомнаследия». Проверено 7 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BVqkgqzE Архивировано из первоисточника 18 октября 2012].
- ↑ [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%EC%FF%F1%ED%E8%F6%EA%E0%FF&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Объекты культурного наследия]
- ↑ [www.mskmonastery.info/usadba/chertkov.html Усадьба Черткова, Москва, Россия — фото-путешествия]
- ↑ [krasncom.ru/index.php?page=plc&page2=plc4&expandable=2 | Достопримечательности | Управа Красносельского района |]
- ↑ Федосюк, 2009, с. 200.
- ↑ 1 2 3 4 Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 142.
- ↑ 1 2 3 Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 143.
- ↑ Вся Москва: адресная и справочная книга на 1914 год. — М.: Товарищество А. С. Суворина «Новое Время», 1914. — С. 406. — 845 с.
- ↑ Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 144.
- ↑ Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 146.
- ↑ 1 2 Гейдор Т., Казусь И. Стили московской архитектуры. — М.: Искусство—XXI век, 2014. — С. 85, 86. — 616 с. — ISBN 978-5-98051-113-5.
- ↑ Длугач В. Л., Португалов П. А. Осмотр Москвы. Путеводитель. — 2-е. — М.: Московский рабочий, 1938. — С. 106. — 267 с.
- ↑ 1 2 Федосюк, 2009, с. 201.
- ↑ 1 2 3 Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 398.
- ↑ [www.nkj.ru/archive/articles/3407/ Виктор Васильевич Сорокин. Переулки между улицами Мясницкая и Покровка // Наука и жизнь, № 1, 2006]
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/zhukov1/11.html Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Глава 11. Ставка Главного Командования Вооруженных Сил СССР.]
- ↑ [stalinism.ru/elektronnaya-biblioteka/iyun-1941-go-10-dnej-iz-zhizni-i-v-stalina.html?start=6 В. В. Карпов. Генералиссимус. Кн. 1. М., «Вече», 2009. С. 337—338]>
- ↑ [www.moskv.ru/articles/fulltext/show/id/1718/ Юлиан Толстов. Дворец мецената — приёмная министра обороны.]
- ↑ [old.redstar.ru/2006/12/26_12/2_01.html Дмитрий Андреев/ Шесть бед — один ответ // «Красная звезда», 26 декабря, 2006.]
- ↑ [www.mgi.ru/at.php?a=32 От Сретенки до Большого Харитоньевского переулка]
- ↑ 1 2 3 4 Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 399.
- ↑ Нащокина М. В. Московский модерн. — 2-е изд. — М.: Жираф, 2005. — С. 226—227. — 560 с. — 2500 экз. — ISBN 5-89832-042-3.
- ↑ 1 2 3 Федосюк, 2009, с. 202.
- ↑ Нащокина М. В. Московский модерн. — 2-е изд. — М.: Жираф, 2005. — С. 371. — 560 с. — 2500 экз. — ISBN 5-89832-042-3.
- ↑ 1 2 Федосюк, 2009, с. 203.
- ↑ 1 2 3 Федосюк, 2009, с. 206.
- ↑ Васильев Н. Ю., Евстратова М. В., Овсянникова Е. Б., Панин О. А. Архитектура авангарда. Вторая половина 1920-х — первая половина 1930-х годов. — М.: С. Э. Гордеев, 2011. — С. 122. — 480 с.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=10734 Бюшгенс Георгий Сергеевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
- ↑ Трофимов В. Г. Москва. Путеводитель по районам. — М.: Московский рабочий, 1972. — С. 206. — 400 с. — 45 000 экз.
- ↑ 1 2 3 Федосюк, 2009, с. 207.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=10110 Дергилёв Иван Яковлевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 17 сентября 2015.
Литература
- Муравьёв В. Б.. Московские улицы. Секреты переименований. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. — С. 205—208. — (Народный путеводитель). — ISBN 5-699-17008-1.
- Федосюк Ю. А. Москва в кольце Садовых. — М.: Астрель, АСТ, 2009. — С. 197—207. — 448 с. — 3000 экз. — ISBN 5-239-01139-7.
- Земляной город / Макаревич Г. В., Аренкова Ю. И., Домшлак М. И., Мехова Г. И., Розентуллер П. Б., Трубецкая Е. В.. — М.: Искусство, 1990. — С. 224—248. — 352 с. — (Памятники архитектуры Москвы). — 50 000 экз. — ISBN 5-210-00253-5.
- Дудина Т. [www.fbk.ru/upload/docs/Myasnitskaya-44.pdf Мясницкая, 44. Двадцать новелл из истории дома]. — М.: Художник и книга, 2005. — 176 с.
- Сытин П. В. История московских улиц. — М.: Эксмо, 2008. — С. 154—158, 266—267. — 512 с. — 5100 экз. — ISBN 978-5-699-24988-6.
- Москва: Архитектурный путеводитель / И. Л. Бусева-Давыдова, М. В. Нащокина, М. И. Астафьева-Длугач. — М.: Стройиздат, 1997. — 512 с. — ISBN 5-274-01624-3.;
Ссылки
- [www.mom.ru/Map/M/Myasnitskaya_ulitsa205_58.htm Схема Мясницкой улицы.]
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Мясницкая улица
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
