Мятеж сыновей Генриха II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мятеж сыновей Генриха II
Дата

март 1173 — декабрь 1174

Место

Англия, Нормандия, Южная Шотландия, Бретань, Фландрия

Итог

Фалезский мир, закрепивший победу короля Генриха II

Противники
Англия, сторонники короля Английская знать
королевство Франция
королевство Шотландия
графство Фландрия
графство Булонь
герцогство Бретань
Командующие
Генрих II Английский
Ричард де Люси
Ранульф де Гланвиль
Алиенора Аквитанская (жена Генриха II) (пленена)
Генрих Молодой Король (сын Генриха II)
Ричард Львиное Сердце (сын Генриха II)
Джеффри II Бретонский (сын Генриха II)
Роберт де Бомон (пленён)
Гуго Биго
Давид Хантингдонский
Уильям де Феррерс (пленён)
Гуго де Кевильок (пленён)
Вильгельм I Лев (пленён)
Людовик VII Французский
Филипп Фландрский
Матье Булонский (погиб)
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Мятеж сыновей Генриха II — восстание англо-нормандской против английского короля Генриха II Плантагенета в 1173—1174 годах, которое возглавили трое его сыновей и жена, Алиенора Аквитанская. Восстание было поддержано королями Франции и Шотландии, а также графами Фландрии и Булони.





Предыстория

После смерти короля Стефана Блуасского в 1154 году согласно Уоллингфордскому договору, в результате которого завершилась многолетняя Гражданская война, новым королём Англии стал Генрих II Плантагенет, объединивший в своих руках огромные владения не только в Англии, но и во Франции: в его руках находились Нормандия, Анжу, Мэн, Турень, а также владения его жены, Алиеноры Аквитанской — герцогства Аквитания и Гасконь.

В 1170 году Генрих серьёзно заболел. Поскольку он полагал, что дни его сочтены, Генрих составил завещание о разделе своих владений между четырьмя сыновьями, родившимися у него от брака с Алиенорой[К 1]. Согласно ему, королём становился старший из сыновей, Генрих, который должен был также унаследовать все остальные отцовские владения во Франции (Нормандию, Анжу, Мэн и Турень). Следующий сын, Ричард, получал наследные владения матери — Аквитанию и Гасконь. Третий сын, Джеффри, получал Бретань — наследство своей жены, Констанции Бретонской[К 2]. Только младший из сыновей, Иоанн (Джон) оказался обделён: он не получил никаких владений, хотя ему было обещано графство Мортен. 14 июля Генрих Младший, получивший позже прозвище «Молодой Король», был миропомазан и провозглашён королём. Желая обеспечить безболезненный переход короны сыну, Генрих II заставил всех баронов королевства, включая короля Шотландии Вильгельма I и его брата Давида Хантингдонского принести клятву верности Генриху Молодому, в результате чего тот стал королём Англии, признанным знатью[1][2].

Однако Генрих II выздоровел. Хотя Генрих Молодой Король был коронован, Джеффри после смерти Конана Бретонского в 1171 году был признан герцогом Бретани, а Ричард 11 июля 1172 года[3] — герцогом Аквитании, старый король считал все эти церемонии лишь символическими, он намеревался продолжать лично управлять своими владениями и делиться властью с сыновьями не желал. Подобное положение не устраивала Генриха Молодого. В итоге, вероятно, именно в 1170—1172 годах начало назревать восстание против Генриха II[4].

Восстание

Начало восстания

В начале 1173 года возник проект брака Джона, младшего из сыновей Генриха II, с Алисой Савойской, дочерью и вероятной наследницей Гумберта III Савойского. Согласно брачному договору английский король обещал передать Джону завоёванные в Ирландии владения, а также 3 замка в Анжу, которые изымались из владений, обещанных ранее Генриху Молодому. Условия соглашения были объявлены на собрании королевского двора в Лиможе. Генрих Младший, которому к тому моменту исполнилось 18 лет, наотрез отказался уступать брату часть своего наследства[5][6].

Как сообщает хронист Вильгельм Ньюбургский, Генриху Младшему некоторые люди нашептывали, что он имеет право не просто быть соправителем, но и на единовластное правление, поскольку коронация должна была положить конец правлению его отца. В итоге, как пишет Роберт из Ториньи, «по совету короля французского[К 3] и по совету графов и баронов Англии и Нормандии, которые ненавидели его отца», Генрих Молодой потребовал, чтобы отец наконец то отдал ему обещанные ранее, владельцем которых он считался уже несколько лет, чтобы он мог самостоятельно управлять ими. Кроме того, Генрих Молодой был недоволен тем, что отец забрал у него несколько рыцарей, поскольку тот считал, что они дурно влияют на наследника. Примирить отца и сына так и не удалось[5][6].

Душой заговора, возникшего против Генриха II, была его жена, Алиенора Аквитанская. Между супругами уже давно разладились отношения, и с годами разрыв углублялся. Хотя граф Раймунд V Тулузский, который только что принёс вассальную присягу Генриху II[К 4], предупредил своего сюзерена о том, что его жена и сыновья «замышляют против него», английский король явно недооценил недовольство им своей родни. Он решил сосредоточиться на старшем сыне[9].

28 февраля совет в Лиможе был распущен, и Генрих II захватив сына двинулся в Нормандию. При этом Алиенора и Ричард остались в Аквитании, поскольку король явно их не опасался. 5 марта Генрих II добрался до Шинона, где ночь Генрих Молодой вместе с несколькими своими людьми смог сбежать от от отца. 8 марта он прибыл во владения французского короля и встретился с ним в Шартре[6][9].

Вильгельм Ньюбургский сообщает, что король Франции занял недвусмысленную позицию: в его глазах королём Англии был его зять, Генрих Молодой. Кроме того, при дворе Людовика VII собралось несколько вассалов (графы Филипп Фландрский, Матье Булонский и Тибо V Блуасский), которые обещали поддержать претензии сына против отца. В ответ Генрих Молодой обещал не заключать с отцом мира без согласия союзников. Алиенора Аквитанская стала на сторону сына, под её влиянием на его сторону стали и двое братьев — Ричард, герцог Аквитании, и Жоффруа (Джеффри), герцог Бретонский. Ричард по совету матери отправился в Париж, где король Людовик посвятил его в рыцари и признал его законным герцогом Аквитании[6][10].

Нормандия и Бретань

Первоначально Генрих II не придал особого значения побегу сына. Он был в Руане, где, по сообщению Ральфа из Дицето, охотился. Но после того как его начали покидать рыцари, осознал серьёзность восстания. Во второй половине июня он, вероятно, ненадолго отлучался в Англию, где советовался с главным юстициарием Ричардом де Люси[11].

В конце июня в Нормандию вторглась армия Филиппа Фландрского, осадив Омаль[fr], правитель которого, Вильгельм Толстый, не был рьяным сторонником Генриха II и предпочёл сдаться. Через неделю к Филиппу и его брату, Матье Булонскому, присоединился Генрих Молодой с братьями. Их армия осадила замок Дринкур в Нёфшателе. Осада длилась две недели, во время неё Матье Булонский был тяжело ранен и умер вскоре после захвата замка. После этого граф Фландрии вернулся в свои владения. В это же время король Франции осадил Вернёй[11].

Поддержали восстание не только нормандские бароны, но и английскими. Первыми оказались Роберт де Бомон, граф Лестер, сын покойного юстициария Генриха II, и камергер короля Гильом II де Танкарвиль, которые отпросились у юстициария, но прибыв в Нормандию сразу отправились к Генриху Молодому. Узнав о случившемся, Генрих II приказал конфисковать владения отступников[12].

Чтобы противостоять угрозе, Генрих II начал нанимать наёмников. Узнав о приближении английского короля, Людовик VII отступил от Вёрнея, который взять так и не смог, хотя и сжёг предместья.

Англия

Итоги

Напишите отзыв о статье "Мятеж сыновей Генриха II"

Комментарии

  1. От брака с Алиенорой у Генриха родилось 5 сыновей, но старший, Вильгельм, умер в младенчестве.
  2. Конан IV Бретонский, отец Констанции, отрёкся от герцогства Бретонского в пользу дочери и её мужа. Пока Джеффри был малолетним, Бретань оказалась под опекой Генриха II[1].
  3. Генрих Молодой был женат на Маргарите Французской, дочери короля Франции Людовика VII. Ещё в ноябре 1172 года Генрих и Маргарита гостили при французском дворе, где Генрих жаловался тестю на то, что отец не даёт ему самостоятельности, в итоге французский король посоветовал зятю потребовать, чтобы отец передал под Нормандию или Англию, обещав поддержать его[7].
  4. Раймунд V принёс оммаж за графство Тулузское Генриху II, затем Генриху Молодому, а затем уже Ричарду, титулярному герцогу Аквитании. При этом Алиенора Аквитанская сама претендовала на сюзеренитет над Тулузой, считая, что графы Тулузы должны быть вассалами герцогов Аквитании, но номинальный герцог Аквитании, Ричард, оказался отодвинут отцом и братом на задний план[8].

Примечания

Литература

  • Флори Ж. Алиенора Аквитанская. Непокорная королева / Пер. с франц. И. А. Эгипти. — СПб.: Евразия, 2012. — 432 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-91852-018-5.
  • Эплби Джон Т. Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов / Пер. с англ. Е. В. Ламановой. — М.: ЗАО Центрополиграф, 2014. — 413 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9524-5133-9.
  • Tout T. F., rev. Keefe Thomas K. [dx.doi.org/10.1093/ref:odnb/14059 Hugh , fifth earl of Chester (1147–1181)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004—2014.
  • Hallam Elizabeth . [dx.doi.org/10.1093/ref:odnb/12957 Henry (1155–1183)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004—2014.

Отрывок, характеризующий Мятеж сыновей Генриха II

И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.