Монбельяр
| Город
Монбельяр Montbéliard 
|
Монбельяр (фр. Montbéliard), историческое название Мёмпельгард нем. Mömpelgard) — французская коммуна, расположенная в департаменте Ду региона Франш-Конте. Монбельяр является одной из двух супрефектур департамента Ду и административным центром двух кантонов. Монбельяр расположен на расстоянии 13 километров от границы со Швейцарией.
Город также известен по своему прежнему германскому имени Мёмпельгард. Более семи веков, с 1042 по 1793 год, город был центром сначала графства, а затем и княжества Монбельяр, основанного императором Генрихом III, и с 1407 года входил в состав Священной Римской империи. В XVI веке Монбельяр присоединился к движению Реформации, последовав примеру швейцарских городов. Княжество было аннексировано Францией в 1793 году. После этого Монбельяр несколько раз прикреплялся то к одному французскому департаменту, то к другому. Поначалу город был присоединён к франш-контийскому департаменту Верхняя Сона, затем, в 1797 году, к департаменту Мон-Террибль, затем, в 1800 году был включён в состав Эльзасского департамента Верхний Рейн. После территориальных потерь Франции 1815 года, Монбельяр в 1816 году окончательно нашёл своё место в составе департамента Ду, где и остаётся до настоящего момента одним из немногих протестантских анклавов во Франции.
Монбельяр является центром агломерации, насчитывающей 162284 жителей, и совместно с городом Бельфор образует самый крупный район региона, насчитывающий 285026 жителей.
Содержание
- 1 История
- 2 Достопримечательности
- 3 Интересные факты
- 4 Известные уроженцы
- 5 Примечания
- 6 Ссылки
История
Возникновение поселения
Первые письменные упоминания поселения Montem Billiardae датируются 935 годом. В ту эпоху поселение состояло из нескольких жилищ, располагавшихся на укреплённой скале, возвышавшейся над слиянием рек Аллен и Лизен. Название «Montbéliard» происходит от германского женского имени.
Окрестности Монбельяра были существенно освоены уже в античную эпоху, о чём свидетельствуют развалины галло-романского театра около поселения Мандёр[1]. В античный период именно это поселение сдерживало развитие Монбельяра и окрестностей. Но начиная с VII века, в регионе начинает усиливаться могущество Монбельяра. В XI веке здесь появляется замок, призванный защищать границы местности от набегов мадьяр.
Эпоха средневековья
Уже после того как в XI веке был возведён, так называемый, «передний замок», для расширения укреплений возвели «задний замок». В это же время появилась церковь Святого Петра и несколько жилых построек. В XII веке рядом с «передним замком» появился небольшой посёлок. Ещё один посёлок, Вотье, неожиданно появился в следующем веке перед «задним замком». Численность поселений росла вплоть до XIV века, когда произошло её существенное снижение вследствие эпидемии чумы.
Важнейшим событием этого исторического периода стал выпуск Хартии вольностей в 1283 году[2], которая зафиксировала положение города вплоть до 1793 года. Граф Рено Бургундский предоставил Монбельяру самостоятельность в обмен на уплату туазного налога[3]. Городом управлял Совет Девяти, в который входили по 1 представителю от каждого городского квартала. Также в городе существовал Магистрат (или Городской совет).
Династии, правящие в Монбельяре, сменяли одна другую: Муссоны, Монфоконы, Шалонский дом, затем Монбельяр снова вернулся к Монфоконам. Генрих II, сын Этьена де Монфокона, участвуя крестовом походе, погиб в 1396 году в битве при Никополе. К моменту смерти Этьена де Монфокона прямых наследников уже не осталось и, незадолго до своей смерти, он провозгласил внучку Генриетту своей наследницей и организовал её помолвку с Эберхардом IV, наследником вюртембергских владений. Свадьба произошла в 1407 году. Графство Монбельяр таким образом перешло в лоно этой германской династии и, следовательно, присоединилось к землям Священной Римской империи. Вследствие нового союза Монбельяр попал под влияние эльзасских Риквира и Обура. В XV веке площадь города составляла 5 гектаров, а численность населения оценивалась в 1500 жителей. Архитектурный стиль жилых домов сильно напоминал эльзаский. Широкое распространение получили ремесленные мастерские. Причем эти мастерские были членами цеховых организаций, так называемых «chonffes», которые детальным образом регулировали правила торговли.
Монбельяр в XVI веке
Монбельяр являлся своеобразным анклавом в королевстве Франции, при этом город находился под влиянием испанского Франш-Конте, Священной Римской империи, вассалом которой он был, а также соседней Швейцарии, хотя используемым языком всегда оставался французский. Граф Монбельяра (которым являлся герцог Вюртемберга или его младший сын) образовал Совет регентства, куда он назначал 10 членов, а также Финансовый совет, Церковный совет и Феодальный суд.
Город постепенно восполнил человеческие потери, случившиеся во время эпидемии чумы, а также разрушения эпохи Столетней войны (особенно причинённые вооруженными бандами в 1438/1439 и 1444/1445 годах) и периода Бургундских войн.
Протестантизм в Монбельяре
Все эти несчастья вызвали кризис веры у населения, что было хорошо ощутимо по возросшему количеству судебных процессов по обвинениям в колдовстве. Горожане осуждали богатство и злоупотребления местного духовенства. В 1524 году в город по приглашению герцога Ульриха VI прибыл известный деятель реформации Гийом Фарель. Сложившаяся в городе обстановка способствовала восприятию его протестантских проповедей. Его крайний консерватизм привёл к тому, что архиепископ Безансона отправил в Монбельяр капуцинов, что было предвестником интердикта жителей города. Фарель был выслан из Монбельяра в марте 1525 года. Он ушёл, оставив город, наполовину обращённый в лютеранство. Герцог Ульрих VI не отступал и прислал в город пастора Пьера Туссена. Он завершил труды Фареля — к 1537 исчезло поклонение образам, братства были распущены, были открыты протестантские школы для мальчиков и девочек, где преподавали пасторы. В 1538 году Монбельяр стал полностью протестантским, а Туссен стал главой новой церкви и продолжил проповеди на остальных землях графства.
Император Карл V на время восстановил католицизм, с 1547 по 1552 год, затем в графство вернулось лютеранство. Герцог Георг I противостоял намерению Магистрата распространять кальвинизм. В 1555 году в результате Аугсбургского религиозного мира лютеранство окончательно закрепилось в Монбельяре. Георг I образовал специальные стипендии для обучения пасторов в Тюбингенском университете в Вюртемберге.
Ренессанс в Монбельяре
После смерти герцога Георга I в 1558 году в Монбельяре действовало регентское правление до достижения совершеннолетия его наследником Фридрихом I. Лютеранство было закреплено в Монбельяре его предшественниками. Движение реформации в княжестве укреплялось. Однако в княжестве нашли свой приют множество кальвинистов, уехавших из Франции во время религиозных войн. Глава протестантского духовенства, Туссен, ушёл в отставку в 1573 году, а к власти пришёл совершеннолетний князь Фридрих I. Именно с этого времени в Монбельяре стал укрепляться религиозный антагонизм. На известном коллоквиуме, проходившем в Монбельяре с 21 по 29 марта 1586 года, князь был арбитром между двумя соперничавшими сторонами. Однако, успеха это мероприятие не имело. Верный своим убеждениям, Фридрих I, обладая титулом summus episcopus, насаждает лютеранство более чем когда либо, объявив лютеранство государственной религией. Кальвинисты были обязаны придерживаться этого вероучения, иначе им предлагалось покинуть княжество. Усилилась борьба с колдовством (38 человек было казнено сожжением на костре в период с 1555 по 1618 год). После осады Монбельяра герцогом Гизом, длившейся с декабря 1587 года по январь 1588 года, ситуация в городе улучшилась. В 1601 году было начато строительство кирхи Сен-Мартен, и на этот раз лютеранство было окончательно принято в городе в обмен на подтверждение действия Хартии вольностей 1283 года.
Фридрих I поручает своему талантливому архитектору Генриху Шикхардту планировку нового городского района, получившего имя «Новый город»; в самом замке был сооружён Отель Бальи, а также расширено зернохранилище, возведено здание библиотеки, латинской школы (колледж) и университета. В этот период (1587 год) в городе появляются типография, бумажная фабрика и ботанический сад. Упрочилось положение кузницы в Шаже и солеварни в Сольно. Развитие города продолжил сын Фридриха I, Иоганн Фридрих. Преемник Шикхардта, Клод Фламан, завершает сооружение «Нового города», заканчивает проект монбельярской цитадели и строит кузницу в Эдинкуре. В 1618—1620 годах в городе насчитывалось уже 4000 жителей.
Монбельяр в XVII веке
Тридцатилетняя война
Габсбурги стремились навязать католицизм всем территориям империи. Монбельяр оставался безразличным к этим попыткам, при этом демонстрируя свою преданность. Вплоть до 1630 года конфликтов удавалось избежать. Леопольд Фридрих был обязан противостоять продвижению имперских и шведских войск через Бургундские ворота. В 1633 году граф обратился за помощью к Франции, которая прислала 750 солдат для расквартирования и постановки на довольствие. Монбельяр был атакован, поскольку Франция являлась врагом Священной Римской империи, и Леопольд Фридрих был вынужден бежать в Швейцарию. На подкрепление прибыло 20000 французских солдат и Монбельяр получил возможность сопротивляться нападению. Тем не менее последствия для горожан были драматичными. В 1635 случился голод, в город вместе с беженцами пришли эпидемии, унёсшие половину жителей, соседние деревни были разграблены.
Французская оккупация
В 1662 году начинается правление герцога Георга II. Восстановление княжества проходило уже под угрозами со стороны Франции. Это объясняется тем, что большая часть Эльзаса перешла Франции в 1648 году, а в 1674 году французским владением стало Франш-Конте. Город снова становится анклавом, подобно республике Мюлуза. Франция оккупировала всю территорию графства с 1676 по 1698 год, Георг II вместе со своей семьёй укрылся в Базеле, и впоследствии перебрался в Силезию. Управление находилось в руках Магистрата и Совета регентства. Несмотря на это, французы ограбили замок и вывезли архивы, на доходы графства был наложен арест, цитадель и другие укрепления были срыты. К тому же, горожанам было вменено в обязанность расквартировывать солдат в своих жилищах. В 1697 году Рейсвейкский мирный договор положил конец французской оккупации и позволил графу вернуться в Монбельяр. Георгу II предстояло восстановить лютеранство, однако в 1699 году последовала новая оккупация Францией, была учреждена должность «королевский кюре», а церковь Сен-Менбёф (на территории замка) стала католической. Сеньорная зависимость части территорий княжества от графа Монбельяра была утрачена и укреплялся католицизм.
Монбельяр в XVIII веке
Правление Леопольда Эберхарда
Герцог Леопольд Эберхард правил с 1699 по 1723 год. Он был единственным сыном своего отца, Георга II, его матерью была Анна де Колиньи, и точно так же, как и отец, Леопольд боролся с Людовиком XIV. Он взял в жёны капитанскую дочь, Анну-Сабину Хедвижер, с которой познакомился, находясь с родителями в Силезии. В течение своего правления Леопольд Эберхард отличился, главным образом, жаждой наживы и распущенным нравом[4]. Тем не менее, ему удалось оживить экономику Монбельяра, пригласив в княжество работать эльзасских крестьян и анабаптистов. Потомство этой общины существует в Монбельяре до сих пор. Леопольд Эберхард имел крупный конфликт с горожанами в 1704 году причиной которого стало значительное повышение налогов и вмешательство князя в деятельность Магистрата (Городского совета). Иск был подан в Имперский суд в Вецларе. Князь отклонил все компромиссные предложения, распорядился арестовать лидеров горожан, изъять архивы и разоружить городскую милицию. Магистрат был распущен и в его новый состав князь попросту назначил верных себе людей. Высланные горожане обратились напрямую к императору Иосифу I, который заставил Леопольда в 1708 году подписать мировое соглашение. Мещанство было восстановлено в своих правах, а уровень налогов был возвращен к уровню 1704 года. Князь скончался в возрасте 53 лет не оставив законного наследника. Нет информации о том, что жители Монбельяра были сильно расстроены смертью князя.
Период относительной самостоятельности
Франция была ослаблена в эти годы, но она встала на защиту интересов Георга-Леопольда Спонека, незаконнорожденного сына Леопольда Эберхарда, препятствуя законному наследнику Эберхарду Людвигу вступить в свои права. Совет регентства в 1726 году принял решение о вхождении Монбельяра в валютную зону Франции (турский ливр). В ходе войны за польское наследство город был оккупирован французами с апреля 1734 года по октябрь 1735 года. Франция сознательно старалась поддерживать жёсткий таможенный режим на границах анклава и жители Монбельяра были вынуждены заняться контрабандой, в особенности табака, и стали отправлять товары в Швейцарию.
Князь Леопольда Эберхарда, скончавшийся в 1723 году, был последним князем, проживавшим в Монбельяре постоянно. Эберхард Людвиг правил находясь в Штутгарте и 10 лет его правления совместно с Советом регентства не запомнились городу чем-то особенным. Наследником стал его кузен Карл Александр (годы правления 1733—1737). Сам он ещё в 1712 году перешёл в католическую веру, но при этом сохранил лютеранство в Монбельяре, а также неизменно соблюдал Хартию вольностей. Ему наследовал сын Карл Евгений (годы правления 1737—1793), но власть снова была в руках Совета регентства. В 1769 году он назначил своего младшего брата Фридриха Евгения штатгальтером графства Монбельяр, где тот стал жить с 1769 года. Фридрих Евгений построил замок в Этюпе, небольшой деревеньке рядом с Монбельяром (эта прекрасная летняя резиденция была разрушена вскоре после французской революции). Фридрих Евгений бежит в Вюртемберг вместе со всей семьёй при приближении к Монбельяру первых революционных отрядов.
Экономика и общество
В этот период в целом собирались хорошие урожаи, эпидемии ослабли, голод отступил даже несмотря на неурожайные 1770—1771 и 1788—1789 годы. Численность населения выросла с 12000 до 26000 человек, но большинство проживало в сельской местности. Численность городских жителей увеличилось с 2900 до 4000 человек. Однако росло количество эмигрантов. Показательно, что община монбельярских протестантов была образована в Канадском Люненбурге[5].
Сельские хозяйства были небольшими и, как правило, выращивали только коноплю. Более крупными по своему размеру территориями владели семьи анабаптистов. Ремесленные и кустарные хозяйства (кожевенные и текстильные производства) были организованы в цеховые корпорации. В это время в Монбельяре начали выпускать часы, а кузницы Оденкура были на подъёме. Торговля также развивалась динамично, каждую неделю на рынке торговали около 50 торговцев и раз в месяц собирали ярмарку. Процветала контрабанда табака.
Религиозная ситуация
Налажена система отбора и образования пасторов. В этот период времени им требовалось противостоять пиетизму. Но несмотря на это религиозная жизнь протекала спокойно, церковный доход был достаточно большим; все пасторы входили в Совет и раз в год должны были читать проповедь в кирхе Сен-Мартен. Был образован специальный денежный фонд для вышедших в отставку пасторов и их вдов. За нравами общества строго следила Великая Консистория. Больница, приют и школа находились под жёстким контролем церкви. В обществе царила терпимость, кальвинисты имели возможность устраивать богослужения частным образом, анабаптисты жили обособленно, католики могли свершать обряды публично. Преследования за веру прекратились.
Французская революция и интеграция Монбельяра во Францию
Начиная с 1789 года в Монбельяре зарождается небольшая про-французская партия. К 1792 году штатгальтер Фридрих Евгений практически полностью перестал отвечать чаяниям своих подданных, а страна, с закрытыми границами, вошла в глубокий экономический кризис и периодически в княжестве наступал голод. Строжайший таможенный режим изолировал княжество Монбельяр и поэтому любая торговля с Францией была прекращена. В этой ситуации революционная партия попыталась взять власть в свои руки. В конце концов к Монбельяру прибыли французские революционные отряды и княжество без сопротивления было аннексировано Францией 10 октября 1793 года членом Национального конвента Бернаром Сентским (фр. André-Antoine Bernard). Торговцы и промышленники Монбельяра тайно способствовали аннексии, поскольку она открывала огромный рынок сбыта для их товаров. Вследствие отмены таможенной границы были ликвидированы душившие бизнес цеховые корпорации. Штатгальтер Фридрих Евгений спасся бегством вместе со своей семьёй, уехав в Вюртемберг. Французская революция разрушила сложившиеся консервативные нравы и обычаи жителей Монбельяра. Поначалу эти изменения были восприняты скорее хорошо, поскольку казалось что они привносят равенство и терпимость в реформистскую религию. Но взамен, были повышены налоги. Присоединение к Франции принесло много неразберихи в общественной жизни, а в экономике начали развиваться денежные спекуляции.
11 октября 1793 года Монбельяр был включён в состав департамента Верхняя Сона и стал административным центром округа. В 1797 году город перешёл в состав департамента Мон-Террибль, главным городом которого был, французский в то время, Поррантрюи. Однако, это присоединение было сочтено контрреволюционным и Монбельяр передали в состав эльзасского департамента Верхний Рейн. В 1801 году в Люневильском мирном договоре Монбельяр был признан французским городом. В 1814 году российский император Александр I посетил город Монбельяр. Целью этого визита было знакомство с местами, где жила его мать, София Доротея Вюртембергская, ставшая Марией Фёдоровной после бракосочетания с будущим российским императором Павлом I. В результате переговоров мэра, Монбельяр в 1816 году был передан в состав департамента Ду и получил статус супрефектуры. Это положение сохраняется и до нашего времени.
В годы революционного террора в Монбельяре была смонтирована собственная гильотина, но она никогда не была пущена в действие. Население весьма негативно восприняло закон о максимальной заработной плате и максимальных ценах, также негативно была воспринята мобилизация во французскую армию. Насаждавшийся в период революции Культ Верховного Существа был отвергнут лютеранами, которых здесь было большинство. Впрочем, религиозные обряды были некоторое время под запретом, пасторам перестали платить зарплату, а лютеранские школы закрыли. Однако, ситуация улучшилась после Конкордата Наполеона в 1801 году. Лютеранская церковь была подчинена Страсбургу, а городская кирха была реставрирована.
Резиденции Вюртембергов — замок Монбельяра и шато Этюп — были разграблены. Замок после это стал военным госпиталем, а шато просто разрушили. При этом, благодаря отмене границ, экономика Монбельяра была на подъёме. К примеру, семья Залер владела швейным производством на улице rue de la Schliffe, где работало 800 рабочих.
Монбельяр в XIX веке
Общественная и экономическая ситуация
Монбельяр был преимущественно сельскохозяйственным городом. Здесь достигли крупных успехов в скотоводстве. Коровы Монбельярской породы, начиная с 1889 года, получили широкую известность и признание. Выращивались пшеница и ячмень для производства пива, при этом в Монбельяре было немого виноградников. До Первой мировой войны в регионе еще не господствовали Peugeot и Japy. Было широко распространено часовое производство и в отрасли доминировали два крупных предприятия: Vincent-Rouse и Marti. В текстильном производстве господствовали две семьи Sahler и Bourcard. Торговля была монополизирована еврейской общиной, в начале XIX века был построен вокзал и появился трамвай, в финансовом секторе лидировали банкирские семьи Morel и Goguel.
Правящая верхушка, в своем большинстве, принадлежала к лютеранам, и преобладала в политической жизни, а также играла заметную общественную роль. Средний класс начал развиваться к концу XIX столетия и постепенно набирал политический вес. Но простой народ жил плохо вследствие недоедания, алкоголизма, антисанитарных жилищных условий и вредных условий труда. Тем не менее, социальные протесты были редки из-за маленького размера предприятий.
В этот период численность населения города увеличилась с 3823 человек в 1815 году до 10400 человек в 1913 году. Открывшаяся доступность региона благодаря судоходному каналу, новой железной дороге, дороге Поррантрюи—Монбельяр—Бельфор, способствовала росту числа иммигрантов. Построенный в 1852 году железнодорожный вокзал Монбельяра вызвал бурный подъём местной промышленности. Также в этот период стало отмечаться массовое переселение жителей из сельских поселений в города. Средняя продолжительность жизни составляла 47 лет для мужчин и 49 лет для женщин, а детская смертность составляла 20%. Расширению города мешала плотная гидрографическая сеть, которая также способствовала частым наводнениям в Монбельяре.
Политическая жизнь
В эпоху реставрации монархии власть в Монбельяре возвращается к именитым лютеранам. Вторая империя была плохо встречена поначалу, но впоследствии получила большую поддержку в Монбельяре, поскольку император распорядился построить железную дорогу, которая существенно повлияла на развитие города. Благодаря либерализации Наполеона III в политической жизни возникает конкуренция и появляется оппозиция в лице республиканского движения во главе с Жюлем Вьетом (фр. Jules Viette) и депутатом Дорианом. После начала Франко-прусской войны город был оккупирован германскими войсками уже 8 ноября 1870 года. В январе 1871 года высоты вокруг Монбельяра были заняты французской армией генерала Бурбаки. Перед ним была поставлена задача разрушить немецкие линии связи и отвоевать Бельфор, который отважно оборонял гарнизон под командованием полковника Пьера Данфер-Рошро. Эта задача не была выполнена. Согласно условиям мирного договора Германия получила Эльзас, но Бельфор остался французским. Монбельяр, расположенный южнее, никто не потревожил.
Мэрия Монбельяра находилась в руках лютеран вплоть до 1900 года, когда на пост мэра стали всё чаще выбирать республиканцев. Радикальная партия стала набирать вес по мере развития среднего класса. Монбельяр остался в стороне от политического движения буланжистов и от процесса по делу Дрейфуса, благодаря духу толерантности его жителей.
Достопримечательности
Городу Монбельяр присвоен национальный статус французского города искусств и истории. Достойны упоминания следующие исторические памятники и достопримечательности:
- Замок герцогов Вюртембергских: существовавший уже в X веке, поначалу как простая крепость, он видоизменялся и расширялся с течением столетий (Башня Генриетты в 1424 году, Башня Фридриха в 1572 году и 1595 году, Отель Бальи в начале XVII века). Помимо прочего, в настоящее время в нём находятся музей замка герцогов Вюртембергских, музей археологии и естествознания Монбельяра и музыкальная консерватория Монбельяра.
- Музей археологии и естествознания Монбельяра, также известный как Музей Кювье, в замке Монбельяр
- Музей замка герцогов Вюртембергских и Музей Бёрнье-Россель, представляющие самые любопытные исторические периоды графства Монбельяр. Также в этих музеях представлена эксклюзивная коллекция мебели в «стиле Монбельяр», отражающая все периоды истории владетельного княжества, а также несколько предметов мебели с клеймом Колеру, известного краснодеревщика, родившегося в этих краях.
- Кирха Сен-Мартен была проектирована в 1601 году архитектором Шикхардтом по заказу князя Фридриха. Её возведение было завершено в 1608 году. В настоящее время это здание считается самым старым лютеранским храмом Франции. Совершенные пропорции, величественные тосканские пилястры, широкие проёмы, увенчанные треугольными фронтонами — все внешние элементы кирхи Сен-Мартен воскрешают в памяти итальянский Ренессанс.
- Кирха Сен-Жорж строилась начиная с 1674 года по распоряжению князя Георга II чтобы распределить большие потоки верующих.
- Церковь Сен-Менбёф, строившаяся с 1850 года по 1875 год, символизировала возвращение к католицизму на этой протестантской земле.
- Пре-Ля-Розе (фр. Près-La-Rose) — крупный парк площадью около 10 гектаров, где высажено более 100 видов цветов. Идеально подходит для прогулок вдоль берегов реки Аллен, либо для плутания в растительном лабиринте. Для занятий спортом есть скейтпарк и стена для скалолазания. Для юных горожан в парке построен Культурный центр промышленности, техники и науки. В парке также представлен гигантский географический меридиан[6], а также солнечные часы[7]
В ближайшем пригороде:
- Музей Peugeot на территории автоконцерна в соседнем Сошо.
Интересные факты
- В Монбельяре была основана компания «Пежо».
- Долгое время в этом городе жила будущая императрица Мария Фёдоровна.
Известные уроженцы
- Николя Турнье (1590—1639) — французский живописец школы Караваджо.
- Жорж Кювье, выдающийся натуралист и естествоиспытатель
- Фредерик Кювье, зоолог
- Александр Вюртембергский, русский военачальник
- Фанни Дюрбах, гувернантка русского композитора П. И. Чайковского
- Николай Таурелл, философ
- Доминик Вуане, французский политик от партии Зелёных
- Рене Том, математик
- Анри Муо, путешественник, первооткрыватель Ангкор-Вата
- Фрэнк Дарабонт, американский кинорежиссёр и сценарист
- Montbé-château2.jpg
Вид замка
- Württemberg 1495.gif
Наиболее раннее изображение городского герба, датированное 1495 годом
Напишите отзыв о статье "Монбельяр"
Примечания
- ↑ Эта коммуна существует и в наше время.
- ↑ [www.montbeliard.fr/fileadmin/Fichiers/Photos/5_Culture_loisirs_et_sport/Archives_municipales/gazette_expositions/34_admin.pdf Хартия вольностей 1283 года] (фр.). Проверено 5 августа 2012. [www.webcitation.org/6A0hwQDlG Архивировано из первоисточника 18 августа 2012].
- ↑ Подать, размер которой определялся с учётом ширины фасада жилого дома.
- ↑ Современники насчитывали четыре любовницы и множество незаконнорожденных детей.
- ↑ Современная провинция Новая Шотландия.
- ↑ [www.cadrans-solaires.org/photos/25/montbeliard1.html Гигантский меридиан в парке Пре-Ля-Розе] (фр.). Проверено 6 августа 2012. [www.webcitation.org/6A0hwzr8M Архивировано из первоисточника 18 августа 2012].
- ↑ [www.cadrans-solaires.org/photos/25/montbeliard2.html Солнечные часы в парке Пре-Ля-Розе] (фр.). Проверено 6 августа 2012. [www.webcitation.org/6A0hxdYhM Архивировано из первоисточника 18 августа 2012].
Ссылки
- [www.agglo-montbeliard.fr/ Официальный сайт]
- [www.montbeliard.com Городской сайт]
- [www.patrimoine-pays-montbeliard.org Сайт охраны культурного наследия города]
Отрывок, характеризующий Монбельяр
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
