Мёрдок, Уильям Макмастер
| Уильям Макмастер Мёрдок | |
| William McMaster Murdoch | |
 Снимок до 1911 года | |
| Род деятельности: |
старший помощник капитана |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Сэмюел Мёрдок |
| Мать: |
Джейн Мюрхэд |
| Супруга: |
Ада Флоренс Бэнкс |
Лейтенант Уильям Макмастер Мёрдок (англ. William McMaster Murdoch; 28 февраля 1873 — 15 апреля 1912) — шотландский моряк, член экипажа «Титаника» в ранге первого офицера. Мёрдок нёс вахту дежурного офицера на капитанском мостике в ночь столкновения «Титаника» с айсбергом в Атлантическом океане, когда погибло около 1500 человек, включая и его самого.
Содержание
Жизнь и карьера
Мёрдок родился в городе Далбитти в области Дамфрис-энд-Галловей, Шотландия. Он четвертый сын Сэмюэла Мёрдока, капитана торгового судна, и Джейн Мюрхэд. Мёрдоки принадлежат к давнему роду шотландских мореплавателей, которые покоряли океан ещё в начале 19 века. Отец и дед Уильяма были морскими капитанами, также как и четыре дедовых брата, поэтому не удивительно, что Уильям последовал семейной традиции.
Мёрдок учился в старой начальной школе Далбитти, потом в высшей школе, где в 1887 году получил диплом. После школы парень, согласно традиции, был отдан на 5-летнее обучение в William Joyce & Coy, Ливерпуль, но спустя 4 года (и 4 плаванья) он был настолько квалифицированным, что сдал экзамен и получил сертификат с первой попытки.
В период обучения он отслужил на борту ливерпульского судна Charles Cosworth, занимаясь торговлей на западном побережье Южной Америки. С мая 1895 года Уильям был первым помощником капитана на Saint Cuthbert, который затонул во время урагана в Уругвае в 1897. Мёрдок получил диплом магистра в Ливерпуле в 1896, в возрасте 23 лет. С 1897 по 1899 он был первым помощником на борту J.Joyce & Co., который ходил из Нью-Йорка в Шанхай.
В 1900—1912 годах Мёрдок получил повышение в звании со второго до первого помощника, плавая на разных суднах компании «White Star Line», среди которых Мэдик (1900 — вместе с Чарльзом Лайтоллером, вторым помощником на Титанике), Руник (1901—1903), Арабик (1903), Кельтик (1904), Германик (1904), Океаник (1905), Седрик (1906), Адриатик (1907—1911) и Олимпик (1911—1912).
В 1903 году Мёрдок встретил Аду Флоренс Бэнкс, 29-летнюю учительницу новозеландской школы, по пути в Англию. Они начали вести постоянную переписку и 2 сентября 1907 года обвенчались в Саутгемптоне в церкви Святого Дионисия.
В течение 1903 года Мёрдок выходит на престижный североатлантический маршрут на новом лайнере Арабик в чине второго помощника капитана. Его быстрое мышление, невозмутимый нрав и профессиональные суждения предотвратили катастрофу, когда был замечен корабль, подплывший в темноте к Арабику с наветренной стороны. Мёрдок отменил команду своего начальника офицера Фокса изменить направление судна, ворвался в рулевую рубку, оттолкнул старшину-рулевого и удержал первоначальный курс корабля. Любые изменения курса могли бы вызвать столкновение.
Последний этап карьеры Уильяма Мёрдока начался в мае 1911, когда он присоединился к команде нового «Олимпика». Предназначенному превзойти лайнеры Cunard Line в богатстве и размерах «Олимпику» нужна была опытная команда, которую только могла нанять компания White Star Line. Капитан Эдвард Джон Смит собрал команду, включающую в себя Генри Уайлда, как старшего помощника, Уильяма Мёрдока, как первого помощника и Генри МакЭлроя, как главного эконома. 14 июня 1911 «Олимпик» совершил своё первое путешествие в Нью-Йорк.
Первый несчастный случай произошел 20 сентября, когда «Олимпик» получил серьёзные повреждения при столкновении с крейсером военно-морских сил Великобритании Hawke. Так как во время столкновения Мёрдок был в установочной станции на корме корабля, которая является хорошей точкой обзора, то ему пришлось давать показания при расследовании случая, который обернулся финансовой катастрофой для White Star Line, поскольку путешествие в Нью-Йорк было отменено, а «Олимпик» направили на ремонт, который занял около 6 недель. Таким образом 11 декабря 1911 года Мёрдок вновь присоединился к команде. Пока он служил на борту «Олимпика» первым помощником (до марта 1912). произошло ещё несколько инцидентов — крушение и замена поломанного винта, посадка на мель незадолго после отхода из Белфаста. Однако, до прибытия в Саутгемптон Уильяма Мёрдока назначили старшим помощником нового «Титаника», лайнера-близнеца «Олимпика» и, по общему мнению, самого большого и роскошного лайнера, недавно спущенного на воду. Чарльз Лайтоллер заметил. что «три довольных выражения лица» возглавляли север от Белфаста, когда его назначили первым помощником, а их с Мёрдоком общего друга Дейви Блэра — вторым. К команде также присоединились уже знакомые коллеги — капитан Эдвард Джон Смит, перед запланированной отставкой, и Джозеф Боксхолл в ранге четвертого помощника.
«Титаник»
Мёрдок с дипломом и репутацией «осмотрительного и надежного человека» взобрался по лестнице званий компании White Star Line, чтобы стать одним из ценных молодых офицеров. Неудивительно, что ему, с 16-летним опытом мореплавателя, предложили стать старшим помощником капитана на борту «Титаника».
Уильям Мёрдок был изначально назначен старшим помощником, но капитан «Титаника» Эдвард Смит привел Генри Уайлда, старшего помощника из своей предыдущей команды, потому Мёрдок был временно понижен до первого помощника, а Чарльз Лайтоллер стал вторым. Изначально второй помощник Дэвид Блэр совсем ушел из команды, чтобы остальной состав не потерпел изменений.
Крушение «Титаника»
Мёрдок был дежурным офицером на капитанском мостике, когда «Титаник» столкнулся с айсбергом 14 апреля 1912 года. Были разные сведения о том, какие приказы отдавал Мёрдок, чтобы избежать столкновения. Точно известно, что он отдал приказ «Hard a'port» (Лево на борт!) при попытке повернуть корабль налево. Кроме того, четвёртый помощник капитана Джозеф Боксхолл сообщил, что Мёрдок установил судовой телеграф на отметке «Полный назад» («Full Astern»). Показания Боксхолла были опровергнуты Фредериком Скоттом, который зафиксировал, что телеграф показал «Стоп» и старшим кочегаром Фредериком Барреттом, который зафиксировал как указатель перешел с отметки «Полный» до «Стоп». Во время или сразу после столкновения Мёрдок мог также отдать команду «Hard a’staboard» для поворота направо (как слышал рулевой Альфред Оливер, проходя мимо мостика когда происходило столкновение) — это была попытка повернуть корму от айсберга обычным маневром «staboard around» (это объясняет слова Мёрдока капитану «Я планировал развернуть его»). Факт, что этот маневр был выполнен, подтвердили другие члены команды, которые дали сведения о том, что корма не была повреждена при столкновении с айсбергом. Несмотря на эти усилия, фатальная авария случилась спустя 37 секунд после того, как айсберг заметили. Правый борт корабля задела ледяная глыба, пробила корпус в нескольких местах ниже ватерлинии, открыв воде первые пять отсеков (форпик, три трюма и котельную № 6).
После столкновения Мёрдок был назначен ответственным за эвакуацию пассажиров с правого борта, во время которой он спустил на воду 10 спасательных шлюпок, благодаря чему спаслось 75 % всех выживших в катастрофе. Последний раз Мёрдока видели, когда он пытался спустить складную шлюпку «А». Его тело, если оно и было найдено, не идентифицировали.
Через несколько дней после катастрофы среди выживших пассажиров и членов экипажа ходили разговоры, что один из офицеров «Титаника» совершил в ту ночь самоубийство. Свидетели этого так и не сошлись во мнении относительно того, кто это был. Утверждалось, что это были Джеймс Муди, Генри Уайлд или Уильям Мёрдок. Ответственный за укладку груза Самюэль Хемминг и второй офицер Чарльз Лайтоллер рассказали, что последний раз видели Мёрдока, когда тот пытался освободить складную шлюпку «А», упавшую на палубу перед тем, как капитанский мостик скрылся под водой, и большая волна накрыла Мёрдока, смыв его в океан. Радист Гарольд Брайд позже свидетельствовал, что видел уже мёртвых Мёрдока и Муди возле раскладной шлюпки «Б». Мёрдок, по его словам, держался за шезлонг, что означало, что он умер от гипотермии.
В родном городе Далбитти поставлен мемориал героизму Уильяму Мёрдоку и основана благотворительная премия его имени.
Образ Уильяма Мёрдока в кинематографе
Образ Уильяма Мёрдока использовался в разных экранизациях катастрофы корабля. В версии «Титаника» 1953 года актер Барри Бернард играет Мёрдока. В фильме 1958 года «Гибель „Титаника“» («A Night to Remember») им стал Ричард Лич. В фильме 1979 года «Спасите „Титаник“», сделанного для телевидения, им стал актер Пол Янг. В фильме для телевидения 1996 года, актер Малкольм Стюарт играет Мёрдока, а в блокбастере 1997 года — Эван Стюарт. В документальном фильме Джеймса Кэмерона «Призраки бездны» 2003 года Мёрдока играет Чарли Арнесон.
Любопытно отметить небольшую путаницу в кинообразах Мёрдока, вызванную тем что известные его фотопортреты не были точно датированы, но были опубликованы в прессе после катастрофы и вошли в общее пользование - в нацистском фильме 1943-го, фильме Жана Негулеско 1953-го и телефильме 1979 годов он изображен усатым, в то время как в фильмах 1958-го, 1996 и 1997-го и телефильмах 2012-го безусым. Усы Мёрдок сбрил незадолго до перевода на "Титаник", что подтверждают групповые снимки экипажа, сделанные в это время.
В фильмах 1996 и 1997 годов Мёрдок заканчивает жизнь самоубийством. В «Титанике» Джеймса Кэмерона показано, что Мёрдок сначала берет взятку от Каледона Хокли, а позже отвергает её. Во время паники, когда ясно, что корабль скоро пойдет ко дну, при попытке двух пассажиров захватить контроль над спасательной лодкой Мёрдок расстреливает их. Потом Мёрдок отдает честь судну, которое обречено, стреляется из пистолета, а его тело падает в океан. Продюсеры отказались вырезать сцену самоубийства Мёрдока, но от имени студии отправили письмо с извинениями его родственникам . Выжившие свидетельствовали, что Мёрдок самоотверженно работал до конца и что его видели живым в воде после того, как корабль затонул. Аналогично Гарольд Брайд всегда утверждал, что Мёрдок никогда ни в кого бы не выстрелил.
Напишите отзыв о статье "Мёрдок, Уильям Макмастер"
Примечания
- William McMaster Murdoch, A Career at Sea. By Susanne Störmer
- www.encyclopedia-titanica.org Encyclopedia Titanica
См. также
- «Титаник»
Ссылки
- [www.dalbeattie.com/titanic/ Dalbeattie Town History — Murdoch of the 'Titanic']
- [members.lycos.co.uk/murdochmystery/ Murdoch -The Man, the Mystery]
- [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=9486027 Lieutenant William Murdoch] at Find A Grave
|
||||||
Отрывок, характеризующий Мёрдок, Уильям Макмастер
и т. д. (французская песня) ]пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
