Мёрдок, Джордж Питер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мёрдок Дж. П.»)
Перейти к: навигация, поиск
Джордж Питер Мёрдок
Jeorge Piter Murdock
Дата рождения:

11 мая 1897(1897-05-11)

Место рождения:

Мериден, Коннектикут, США

Дата смерти:

29 марта 1985(1985-03-29) (87 лет)

Место смерти:

Девон, Пенсильвания, США

Страна:

США

Научная сфера:

антропология, этнография

Место работы:

Йельский университет, Питтсбургский университет

Альма-матер:

Йельский университет

Известен как:

Основоположник кросс-культурных исследований в антропологии

Джордж Питер Мёрдок (англ. George Peter Murdock, 11 мая 1897, Мериден, штат Коннектикут, США — 29 марта 1985, Девон, штат Пенсильвания) — американский антрополог, основатель школы кросс-культурных исследований (англ.).



Детство и юность

Джордж Мёрдок родился в Меридене (штат Коннектикут) в семье потомственных фермеров. Будучи подростком, Мёрдок много работал на семейной ферме и приобрёл большой опыт ведения традиционного, немеханизированного сельского хозяйства. В 1915 году он закончил колледж в Эндовере и получил степень бакалавра по специальности «Американская история» в Йельском университете. Затем он поступил в Гарвардский юридический колледж, но покинул его, не проучившись и двух лет, ради совершения кругосветного путешествия. Эта поездка (19201922 годы), в значительной мере инспирированная известным йельским профессором Альбертом Келлером, пробудила в молодом учёном интерес к традиционным культурам и побудила приступить к изучению антропологии в Йеле. Йельская антропологическая школа имела традиционную эволюционистскую направленность, идущую от Самнера с примесью исторического партикуляризма, которого придерживался Франц Боас, видный антрополог, профессор Колумбийского университета. Боас отказался принять Мёрдока на кафедру антропологии Колумбийского университета как дилетанта, после чего Мёрдок поступил в аспирантуру Йельского университета[1].

В Йельском университете

В 1925 году Мёрдок защитил докторскую диссертацию, представив на защиту сокращённый перевод на английский язык и критический анализ работы Юлиуса Липперта «Kulturgeschichte der Menschheit in ihrem organischen Aufbau». В первой половине 1930-х Мёрдок вёл сбор этнографического материала среди индейцев хайда и тенайно северо-востока США. В 1938 году возглавил кафедру антропологии Йельского университета. Годом ранее Мёрдок опубликовал свою первую статью, посвящённую количественному анализу в кросс-культурных исследованиях («Correlations of matrilineal and patrilineal institutions»)[2].

Примерно к 20-м годам XX века, благодаря работам Боаса и его сторонников, во всей мировой антропологии (за исключением, естественно, советской) зволюционизм как антропологическая теория был разгромлен[3]. Однако Мёрдок (под влиянием Келлера) некоторое время сохраняет эволюционистские взгляды. Однако уже в первых исследованиях Мёрдок придерживается эмпирического метода в антропологии, собирает данные об отдельных культурах и подвергает их статистическим тестам. В Йеле он с группой единомышленников начинает создавать базу данных по мировым культурам. После аспирантуры Мёрдок два года преподаёт в Университете Мериленда, а потом снова оказывается в Йельском Университете в должности доцента.

В годы Второй мировой войны Мёрдок убедил командование ВМС США, что его знания могут оказаться полезными в борьбе с Японией. Он вместе с двумя коллегами был направлен в исследовательский центр ВМФ, где они подготовили ряд справочников, касающихся обычаев и культуры народов Океании. Справочники использовались для установления дружеских взаимоотношений между американскими военнослужащими и коренным населением островов, где располагались американские базы. Цель эта во многом была достигнута, так воинственные в целом папуасы относились крайне миролюбиво к американцам, называя их «братьями наших матерей»[4]. Во время войны Мёрдок получил офицерское звание и ещё год после её окончания служил в американской администрации на оккупированной Окинаве. В эти годы сложился его интерес к народам Микронезии, исследования в которой он спорадически продолжал до 1960 года. Известно также, что Мёрдок сотрудничал с американскими спецслужбами[5].

В 1949 году Мёрдок издал свою наиболее известную работу — «Социальная структура» («Social structure»). В ней на основе математической обработки огромного этнографического материала были сделаны ценные выводы, касающиеся эволюции семейных отношений, счёта родства и организации элементарных социальных групп. Эта работа сразу привлекла к себе внимание научного мира, которое не ослабевает и по сей день (самый высокий (с большим отрывом) индекс цитирования в литературе по кросс-культурным исследованиям[6]).

Одновременно Мёрдок начал работу по систематизации в формализованном виде данных обо всех этнографически описанных народах в рамках программы «Human relations area files» (HRAF, англ.). К 1973 году была накоплена информация о 1267 народах мира. В 1969 году Мёрдок и Дуглас Уайт (англ.) положили начало «Стандартной кросс-культурной выборке» («Standard cross-cultural sample», англ.), состоящей из 186 тщательно отобранных культур по всему миру и изначально не ограниченной каким-либо числом параметров. «Стандартная кросс-культурная выборка» оказала заметное влияние на развитие современной социально-культурной антропологии.

Следующей после «Социальной структуры» крупной монографией Мёрдока стала книга «Африка: Её народы и история их культуры». В обстановке царившего тогда в антропологии культа полевых исследований, книга учёного, не написавшего дотоле никаких трудов по африканистике и бывшего, как он сам признаётся «в Африке всего трижды, общей сложностью 25 дней»[7], вызвала яростную критику африканистов. Кроме того, Мёрдок применял также лингвистические методы исследования, хотя специалистом в лингвистике отнюдь не был. Тем не менее, позднейшие исследователи отмечали парадоксальную справедливость многих выводов Мёрдока и эффективность предложенной им методики социоантропологической реконструкции[8].

Последние годы

В 1960 году в связи с превышением положенного пенсионного возраста, Мёрдок вынужден был оставить работу в Йельском университете. Тем не менее, Эндрю Меллон, профессор социальной антропологии Питтсбургского университета, предложил Мёрдоку работать у него, и Мёрдок с женой переезжает в Питтсбург. В 1962 году Мёрдок открывает раздел «Этнология» в «Международном журнале по культурной и социальной антропологии», издаваемом в университете. Этот авторитетный журнал выходит и по сей день. В Питтсбурге Мёрдок преподавал вплоть до своей отставки в 1973 году, после чего он переехал в Филадельфию, чтобы жить ближе к сыну. Насколько позволяли силы и здоровье, учёный в последние годы продолжал исследования среди индейцев тенайно (штат Орегон), которые начинал ещё в юности. Джордж Питер Мёрдок скончался в Девоне в 1985 году.

Основные работы

  • Murdock, G. P. Correlations of Matrilineal and Patrilineal Institutions. // G. P. Murdock (ed.) Studies in the Science of Society, New Haven: Yale, 1937.
  • Murdock, G. P. Social Structure. New York: The MacMillan Company. 1949.
    • На русском языке: Мёрдок Дж. П. Социальная структура. — Москва: ОГИ, 2003. — 606 с.
  • Murdock, G. P. Africa: Its peoples and their culture history. New York: McGraw-Hill. 1959.
  • Murdock, G. P. Ethnographic Atlas: A Summary. Pittsburgh: The University of Pittsburgh Press. 1967.
  • Murdock, G. P.; White, Douglas R (1969). Standard Cross-Cultural Sample // Ethnology 8 (4): 329-69.
  • Murdock, G. P. Atlas of World Cultures. Pittsburgh: The University of Pittsburgh Press. 1981.

Напишите отзыв о статье "Мёрдок, Джордж Питер"

Примечания

  1. Коротаев А. В. Джордж Питер Мёрдок и школа количественных кросс-культурных (холокультурных) исследований // Мёрдок Дж. П. Социальная структура. — Москва: ОГИ, 2003. — С. 478.
  2. Коротаев А. В. Джордж Питер Мёрдок и школа количественных кросс-культурных (холокультурных) исследований // Мёрдок Дж. П. Социальная структура. — Москва: ОГИ, 2003. — С. 490.
  3. Коротаев А. В. Джордж Питер Мёрдок и школа количественных кросс-культурных (холокультурных) исследований // Мёрдок Дж. П. Социальная структура. — Москва: ОГИ, 2003. — С. 479.
  4. Бутинов Н. А. Народы Папуа-Новой Гвинеи. Спб, «Петербургское востоковедение», 2000 г.
  5. Robin W. Winks, Cloak and Gown: Scholars in the Secret War, 1939—1961. New York: William Morrow, 1987
  6. Levinson D., Malone M. Toward Explaning Human Culture: A Critical Review of the Findings of Worldwide Crjss-Cultural Research. New Haven, CT:HRAF Press, 1980
  7. Murdock, G.P. Africa: Its peoples and their culture history. New York: McGraw-Hill,1959.
  8. Whiting J. W. M. George Piter Murdock (1897—1985)// American Antropologist. New Series V 88, 1985

Ссылки

  • Мёрдок, Джордж Питер // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [culturalstudy.pstu.ru/modules.php?name=lib_1_13 Д. П. Мёрдок. Фундаментальные характеристики культуры]
  • Whiting, John W.M. George Peter Murdock (1897—1985) // American Anthropologist V88, 1986.
  • Andrey Korotaev. Peter Murdock. Division of Labor by Gender and Postmarital Residence in Cross-Cultural Perspective: A Reconsideration.// «World Cultures» 12(2), 2001.
  • Крюков М. В. «Исторические интерпретации терминов родства», Москва, Институт Этнографии АН СССР, 1968.
  • Коротаев А. В. Джордж Питер Мёрдок и школа количественных кросс-культурных (холокультурных) исследований // Мёрдок Дж. П. Социальная структура. — Москва, ОГИ, 2003.
  • «George Peter Murdock, cultural anthropologist» (obituary), The Philadelphia Inquirer, April 2, 1985.

Отрывок, характеризующий Мёрдок, Джордж Питер

Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.