М. Агеев

М. Агеев
Имя при рождении:	Марк Лазаревич Леви
Дата рождения:	27 июля (8 августа) 1898(1898-08-08)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	5 августа 1973(1973-08-05) (74 года)
Место смерти:	Ереван, Армянская ССР, СССР
Гражданство:	Российская империя Российская империя→ СССР СССР→ Парагвай Парагвай→ СССР СССР
Род деятельности:	прозаик
Жанр:	роман, рассказ
Язык произведений:	русский
Дебют:	Роман с кокаином
[lib.ru/NENABOKOV/ Произведения на сайте Lib.ru]

М. Агеев (настоящее имя Марк Ла́заревич Ле́ви, в различные периоды своей жизни использовал также отчества Леонтьевич и Людвигович; 27 июля (8 августа) 1898, Москва — 5 августа 1973, Ереван) — русский писатель, филолог-германист, переводчик, советский внешнеторговый деятель.

Биография

Марк Лазаревич Леви родился в еврейской семье купца первой гильдии, служившего в крупной меховой фирме. После того как в 1904 году умер отец, семья разорилась. В 1908—1916 годах учился в московской частной гимназии Рихарда Креймана. В 1916 году поступил на юридический факультет Московского университета, откуда ушёл в 1919-м с третьего курса. Поступил в качестве инспектора транспортно-мобилизационного отдела в ВСНХ. Был командирован в поезд особоуполномоченного Совета Труда и Обороны Южного фронта М. К. Владимирова. Во время гражданской войны получил контузию.

С 1923 года работал переводчиком акционерного торгового общества АРКОС. В 1924 году выехал в Германию по советскому загранпаспорту, служил в меховой фирме «Эйтингон Шильд». Сменил советское гражданство на парагвайское. В 1928 году окончил филологическое отделение Лейпцигского университета и до 1931 года преподавал иностранные языки в школе «Берлиц». Затем переехал в Париж, где в 1933—1934 годах работал в местном филиале той же школы. До 1939 года преподавал иностранные языки турецким экстернам в Лозаннском университете. С началом Второй мировой войны бежал на свободный от оккупации юг Франции, в Марсель, а оттуда пароходом переправился в Стамбул.

Под псевдонимом М. Агеев опубликовал «Роман с кокаином» в парижском еженедельнике «Иллюстрированная жизнь» (1934, № 1—17; 15 марта — 5 июля). В том же году «Числа» напечатали первую часть романа в своём 10-м номере, ставшем последним для журнала, закрытого по финансовым причинам. Отдельной книгой «Роман с кокаином» вышел два года спустя в «Издательской коллегии парижского объединения писателей». В СССР впервые напечатан в журнале «Даугава» в 1989 году. Известен также рассказ М. Агеева «Паршивый народ» («Встречи», 1934, № 4).

Долгое время вопрос об авторстве книги оставался нерешённым. Популярностью пользовалась версия Никиты Струве, приписывавшая «Роман с кокаином» Владимиру Набокову. И это несмотря на то что Лидия Червинская в 1983 году (в связи с репринтным изданием романа и переводом на иностранные языки) сообщила об авторстве Леви, с которым она познакомилась по поручению своих парижских друзей в 1935 году. Кто скрывался под псевдонимом «М. Агеев», окончательно установили М. Сорокина и Г. Суперфин в 1994 году. Публикация в 1997 году писем Марка Леви Николаю Оцупу сняла последние сомнения: переписка содержала переговоры об издании романа, а в одном из писем приводились его заключительные фразы, пропущенные в рукописи и не вошедшие ни в одно издание.

Дальнейшим подтверждением авторства Леви послужила обнаруженная в Архиве внешней политики РФ справка Генерального консула СССР в Стамбуле Георгиевского от 22 апреля 1939 года, представленная в Народный комиссариат иностранных дел в связи с ходатайством Марка Леви о возвращении ему советского гражданства. В то время Леви заведовал русским и немецким отделом в стамбульском филиале французской издательской фирмы «Либрери Ашетт», сотрудничавшей с Торгпредством СССР. Со слов Леви «Роман с кокаином» охарактеризован в справке как «безобидная книжка, в ней не содержится ни одного слова, направленного против СССР, и вообще это вынужденное произведение, написанное ради своего существования».

В июле 1942 года был выслан турецкими властями из Стамбула в СССР как советский подданный. Поселился в Ереване, преподавал немецкий язык и литературу в Ереванском государственном педагогическом институте иностранных языков, на романо-германском отделении филологического факультета Ереванского университета, а также в Институте языка Академии наук Армении. Женился на армянке А. Г. Мкртумян. Был известен под именем Марк Леонтьевич Левин. От литературы отошёл.

Умер в Ереване 5 августа 1973 года, не дожив три дня до своего 75-летия.

Литература

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
• Толстой И. Н. Тропою тропа, или Почему не Набоков был автором «Романа с кокаином» // Звезда. 1995. № 3
• Серков А. И. «Сорбоннисты» и «архивисты», или Ещё раз об авторстве «Романа с кокаином» // Новое литературное обозрение. 1997. № 24. С. 260—266.

Ссылки

• [lib.ru/NENABOKOV/ М. Агеев] в библиотеке Максима Мошкова

Отрывок, характеризующий М. Агеев

– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.