Калинёнок, Марат Александрович

Марат Александрович Калинёнок
Дата рождения	21 июля 1925(1925-07-21) (98 лет)
Место рождения	Казань, Татарская АССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР → ПМР ПМР
Род войск	автобронетанковые войска
Годы службы	1943—1948
Звание	гвардии старший лейтенант
Часть	89-я танковая бригада 1-го танкового корпуса
Сражения/войны	Великая Отечественная война операция «Багратион» Восточно-Прусская операция (1945) штурм Кёнигсберга
Награды и премии
В отставке	военный историк, преподаватель Кишинёвского педагогического института им. Крянгэ

Марат Александрович Калинёнок (род. 1925) — советский офицер-танкист, участник Великой Отечественной войны, мастер танкового боя. За годы войны на его боевом счету и его танковых экипажей — 11 подбитых и уничтоженных танков противника.

Кандидат исторических наук, 35 лет работал на кафедре Кишинёвского Педагогического института им. Крянгэ.

Биография

Ранние годы

Родился 21 июля 1925 года в Казани. Русский. В семье было шестеро детей. Его отец был военным, преподавал в военной татаро-башкирской школе. Имя Марат ему дал отец в честь Жан-Поля Марата, одного из героев французской революции. Мать — из семьи московских рабочих.

Будучи школьником, Марат мечтал стать историком. Во время гражданской войны в Испании пристально следил за сводками боевых действий и даже рисовал карты. Первой любимой книгой стал трёхтомник отца «История гражданской войны».

Как сын профессионального военного, учился в разных школах по всей стране. В первый класс пошёл в Энгельсе, потом учился в Ленинграде, в Куйбышеве и в Карачаевске. Начало Великой Отечественной войны встретил в городе Конотопе, где его отец служил комиссаром военного авиационного училища. С первых дней войны училище было эвакуировано в город Грозный, а в конце 1941 года его отец ушёл на фронт. На каникулах после 2-й четверти Марат, как и многие его сверстники, получил повестку на учёбу в фабрично-заводское училище. Окончив 4-месячный курс учёбы на токаря по металлу и получив 4-й разряд, работал на заводе «Красный молот», который производил для фронта мины для 82-мм миномётов.

В августе 1942 года немецкие войска начали наступление на Грозный (операция «Блау», битва за Кавказ), и училище было эвакуировано в глубокий тыл СССР — в Среднюю Азию. Семья Марата — мать и шестеро детей — была расквартирована на станции Усатьевская, в 120 километрах от Ташкента. В то время в этих местах была распространена инфекционная эпидемия, и за одну неделю умерли его двое младших братьев: Саша (четыре года) и Володя (один год). Марат был старшим в семье, помогал матери, но и желание уйти на фронт было сильным.

Танкист

Вскоре Марат уехал в город Мары и поступил в танковое училище. Через полгода обучения, курсантов готовили к отправке на Курскую дугу. Однако перед самой отправкой в училище прибыли танки новой модификации Т-34-85, и курсантам пришлось осваивать новую машину. Окончив курсы в начале 1944 в звании младшего лейтенанта, получил 25 мая 1944 года танк Т-34-85 № 112 и направлен на Западный фронт. Состав первого экипажа:

• командир танка младший лейтенант М. А. Калинёнок;
• механик-водитель Серафим Васильевич Февралев (1908 г. р.);
• наводчик Николай Ведищев (1920 г. р.)
• заряжающий Павел Деленда (1924 г. р.)
• стрелок-радист — Кривенцов.

В 1944 году в составе 86-го разведывательного батальона 1-го танкового корпуса наступал во время операции «Багратион» по северной Белоруссии от станции Ветрено (между Полоцком и Витебском). Затем переведён в разведвзвод 3-го танкового батальона 89-й танковой бригады, основной задачей которого также было выяснение передовых немецких позиций.

— Насколько хорошо видно из танка, тем более на ходу?

— Тут, конечно, нужен определенный навык, но если говорить совсем уж откровенно, из танка ни хрена не видно. Поэтому в разведке приходилось поступать так: открывал люк, становился на корточки на сидение и смотрел в бинокль. Конечно, это было опасно, потому что можно было получить пулю в голову, и такие случаи бывали, но зато и видимость намного лучше.

— Из воспоминаний М. А. Калинёнка

В январе 1945 года 89-я танковая бригада в составе 1-го танкового корпуса вела наступление в Восточной Пруссии. В начале января в районе города Гумбиннен (ныне Гусев Калининградской области) части вермахта нанесли сильный контрудар и продвинувшись на 15-20 километров вглубь советской обороны. 4 января оба батальона 89-й танковой бригады (Виктора Кожихина и Александра Удовиченко) были подняты по тревоге с задачей помочь восстановить положение. Пока танкисты выдвигались к месту прорыва, уже наступила ночь. Но вдруг в темноте послышались лязг гусениц, шум и одиночные выстрелы. А потом на расстоянии с полкилометра сверкнул красный стоп-сигнал, по которому сразу определили, что впереди — немцы (потому что на советских танках стоп-сигналов не было: их или били или сразу снимали). По стоп-сигналу сразу ударили из нескольких орудий, и вспыхнувший танк осветил остальную немецкую технику. Танки обоих батальонов открыли прицельную стрельбу, оставаясь невидимыми в темноте для немцев. В результате была уничтожена 41 единица немецкой бронетехники. У 89-й танковой бригады потерь не было, кроме лёгкого ранения командира роты Бирагова, которого посекло осколками брони.

На утро 5 января командир бригады полковник А. И. Соммер застал отдыхающих танкистов на привале, влепил Марату оплеуху и, вытащив наган, приказал: «Вперёд!» Продвинувшись вперёд на несколько километров, его экипаж заметил самоходку противника, уничтожив её. Позднее в тот же день на позиции танкистов приехал на «виллисе» Соммер, который исправил ситуацию:

Я ему доложился, сказал, что задачу выполнили, подбили ещё одну самоходку и добыли немецкую карту. Соммер на меня смотрит и говорит: «Сынок, — он нас сынками называл, — а это я не тебе по уху залепил?» — «Мне». — «Извини, погорячился. Вот тебе орден „Красной Звезды“, а приказ я потом оформлю.»

Из наградного листа от 8.1.1945 на командира танка Т-34 203-го отдельного танкового батальона М. А. Калинёнка:

В боях с немецкими захватчиками 05.01.1945 смело и мужественно повёл свой танк в бой с противником, в этом бою танк младшего лейтенанта Калинёнок уничтожил танк и до 25 солдат и офицеров противника. За мужество и отвагу, проявленную в боях с немецкими захватчиками, достоен правительственной награды орден «Красной Звезды».

За период боевых действий с 17 января по 10 февраля 1945 года находился на передовой на танке заместителя командира бригады. В районе Зидлунг (северное предместье Кёнигсберга, ныне посёлок Чкаловск в черте города Калининграда) ворвался на танке в колонну отходящего противника и огнём и гусеницами уничтожил 4 орудия, 12 автомашин, до 20 повозок и до 30 солдат и офицеров противника. Затем когда в бою в районе Помпиккяя^{[уточнить]} танк был подожжён снарядом противника, с риском для жизни спас тяжело раненого заместителя командира бригады. За этот эпизод был награждён вторым орденом Красной Звезды (20 февраля 1945).

В марте 1945 года в 89-ю танковую бригаду прибыла танковая колонна «Лембиту» — 37 танков, построенных на добровольные пожертвования эстонского народа. За 10 дней наступления до пригородов Кёнигсберга, из 180 машин в бригаде осталось всего 27. В трёхдневных уличных боях в Кёнигсберге танки применялись для поддержки штурмовых групп пехоты, подавляли огневые точки противника.

При штурме Кёнигсберга 89-я танковая бригада потеряла остатки техники, поэтому в ожидании новых машин «пеших» танкистов отвели в Гумбинен. Здесь М. А. Калинёнок и встретил День Победы.

За годы войны на его боевом счету и его танковых экипажей было 11 подбитых и уничтоженных танков противника (из которых 5 — подтверждаются наградными листами). За год боевой службы на фронте сам горел семь раз, ещё больше сменил танковых экипажей.

Послевоенные годы

Демобилизован в октябре 1948 года из-за язвы желудка. В 1949 году направлен в Кишинёв (ныне Молдавия), где поступил на исторический факультет Кишинёвского государственного университета. После его окончания остался работать на кафедре, защитил кандидатскую диссертацию. Член КПСС с 1946 года. Работал в аппарате ВЛКСМ, в аппарате КПСС, затем в течение 35 лет вёл преподавательскую деятельность в Кишинёвском педагогическом институте им. Крянгэ.

Участник Парада Победы на Красной площади 9 мая 1995 года от Молдавии. Активно занимался ветеранским движением, участвовал в организации встреч. Поддерживал связь с более чем 650 ветеранами 1-го танкового корпуса, по состоянию на 2010 год которых осталось всего 12.

Награды и звания

• два ордена Отечественной войны II степени (5 марта 1945, 6 апреля 1985)
• два ордена Красной Звезды (10 января 1945, 20 февраля 1945)
• медали, в том числе:
  • медаль «За взятие Кёнигсберга»
  • медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

«Отличник народного образования СССР», заслуженный работник Высшей школы МССР, награждён почётным Дипломом Российского центра науки и культуры за большие достижения в деле укрепления между народами Российской Федерации и Республики Молдова.

Семья

В семье его родителей было шестеро детей, двое умерли в раннем возрасте в 1942 году в тяжёлых условиях эвакуации. Кроме Марата, на фронте, из всей родни (по роду матери, отца и жены), воевало 18 человек. Первым под Москвой погиб брат матери Сергей. Дядя Владимир вернулся с войны и вскоре умер. Дядя Константин, как и Марат, воевал танкистом и вернулся живым. А сестра матери Варвара в 1942-м пропала без вести. Деда по отцу Василия Трифоновича, который жил в Белоруссии в Рудне, за отказ предоставить подводу немцы расстреляли. Со стороны жены погибло двое.

В 1944 году, когда многие советские газеты публиковали номера полевых почт, чтобы гражданские переписывались с фронтовиками, попросил у ребят несколько писем, на что получил благосклонный ответ: «Лейтенант, выбирай любые». Начал и долго переписывался с четырьмя девушками из Оренбурга и одной из Уральска. Со своей будущей женой, Ниной Дробны, начал переписываться, когда она ещё училась в 9-м классе. В 1946 году познакомился лично, и через четыре года поженились. Воспитали дочь и сына, есть внуки.

Сын — Константин Маратович Калинёнок (род. 15 января 1957), выпускник исторического факультета Кишинёвского государственного университета (1979), работал в МВД более 30 лет, советник министра внутренних дел ПМР и член Объединённой контрольной комиссии от Приднестровской Молдавской Республики.

Оценки и мнения

М. А. Калинёнок об Ионе Дегене:

Оба родились летом 25-го года, оба с Украины попали на Кавказ, а оттуда в Среднюю Азию. Только он окончил Чирчикское танковое училище, а я в Мары. Ему пришлось наступать в районе Витебска-Полоцка и мне тоже. Он воевал в Литве и Восточной Пруссии и я рядом. Его в части называли счастливчиком и меня тоже. Вы посмотрите, сколько общего, но у нас почему-то совсем разное ощущение тех событий. В его интервью всё мрачно, всё плохо, все отступали, бежали. Всё в черных тонах да ещё и коммунистический режим… А ведь мы тогда и слов-то таких не знали. Но я убежден, что воспоминания надо писать как ВОСПОминания, а не оценивать все с позиции сегодняшнего дня.

М. А. Калинёнок о Сталине:

К Сталину сейчас отношусь также, как относилось к нему подавляющее большинство населения нашей страны. А то, что сейчас про него пишут и рассказывают… Нужно отдать ему должное, вряд ли мы без него победили бы в войне… И ни в коем случае нельзя забывать, что несмотря на все трудности, сколько всего при нём было сделано: индустриализация, коллективизация, качественный скачок в науке, образовании, медицине. Да, карточная система сохранялась до конца 1934 года, но после того как её отменили, мы с каждым годом чувствовали, что жить становится все лучше и лучше.

Доктор хабилитат истории профессор Антон Морару, Кишинёв, Молдавия:

Историк Марат Калинёнок заявил, что он «освобождал» Молдову от «немецко-румынских захватчиков» (Независимая Молдова, 2011, 3 марта, стр.3). В действительности же, эти ветераны ведут себя в Республике Молдова, как оккупанты, проводя колониальную пророссийскую политику. Они чувствуют себя хозяевами в стране, которая им не принадлежит.

М. А. Калинёнок:

12 октября 1945 года оккупанты образуют Кишинёвский государственный университет. 10 января в Кишинёв из Кисловодска прибывает Второй ленинградский медицинский университет со всем профессорским составом… За эти годы было создано четыре новых района — Рышкановка, Чеканы, Ботаника, Буюканы, население возросло до 800 тысяч человек. И всё это — оккупанты.

Самое страшное, что сейчас нас перестали допускать к молодёжи, поэтому они и не могут ответить на самые простые вопросы, а это обидно. Создается такое впечатление, что кому-то очень выгодно замазать чёрной краской нашу великую Победу, да и вообще все семьдесят лет из жизни нашего народа, и именно поэтому исторические факты намеренно искажаются и передёргиваются. Становится страшно оттого, что молодёжи активно навязывают западные идеалы, и при этом она почти не знает свою историю, а ведь без памяти о прошлом не будет любви к своей Родине.

—

См. также

• Список танкистов-асов Второй мировой войны

Литература

• Драбкин А. В. Калиненок Марат Александрович // Мы сгорали заживо. Смертники Великой Отечественной. — М.: Эксмо, Яуза, 2012. — 640 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-699-59175-6.
• Саушкин С. [www.rumvi.com/products/ebook/мы-сгорали-заживо-смертники-великой-отечественной/a45c4472-29b4-4aca-b6e9-b24f89e757e0/preview/i_091.jpg Танкист Марат Калинёнок] // За Родину. — 18 мая 1945. — № 119.

Ссылки

• [www.mvdpmr.org/index.php?option=com_content&view=article&id=6728:dostojnyj-syn-dostojnogo-otcza&catid=1:2010-08-26-11-02-06&Itemid=131 Достойный сын достойного отца]. Официальный сайт Министерства внутренних дел Приднестровья (20.01.2011). Проверено 1 апреля 2013. [www.webcitation.org/6Fm6NtFTg Архивировано из первоисточника 10 апреля 2013].
• [iremember.ru/tankisti/kalinenok-marat-aleksandrovich.html Калиненок Марат Александрович]. "Я Помню" (5.06.2010). — Интервью и лит.обработка: Н. Чобану. Проверено 1 апреля 2013. [www.webcitation.org/6Fd7JJovw Архивировано из первоисточника 4 апреля 2013].

Отрывок, характеризующий Калинёнок, Марат Александрович

После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.