Независимое государство Хорватия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «НДХ»)
Перейти к: навигация, поиск
Независимое государство Хорватия
хорв. Nezavisna Država Hrvatska
Кондоминиум Германии и Италии (1941—1943)[1]

Марионеточное государство Германии (1943—1945)


10 апреля 1941 — 6 мая 1945



Флаг НГХ Герб НГХ

НГХ в 1943 году
Столица Загреб
Крупнейшие города Загреб, Сараево
Язык(и) хорватский
Религия католицизм
Денежная единица хорватская куна
Площадь 102,7 тыс. км²
Население 6,64 млн чел. (60,5 чел/км²)
Форма правления Монархия (де-юре до 1943 г.)

Диктатура (де-факто)

Король
 - 19411943 Томислав II
Поглавник
 - 19411945 Анте Павелич
Премьер-министр
 - 19411943 Анте Павелич
 - 19431945 Никола Мандич
История
 - 10 апреля 1941 Образовано после оккупации и раздела Югославии
 - 13 мая27 октября 1941 Установление границ
 - сентябрь 1943 Упразднение монархии
 - май 1945 Прекращение существования
К:Появились в 1941 годуК:Исчезли в 1945 году

Независимое государство Хорватия (хорв. Nezavisna Država Hrvatska; часто применяется сокращение НГХК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2922 дня]) — марионеточное государство[2][3], провозглашённое усташами 10 апреля 1941 года при военной и политической поддержке стран «оси» и их союзников. В 1941 году его населяли 6,64 млн человек и занимало оно площадь 102,7 тыс. км²[4].





История

В состав нового государства вошла часть современной Хорватии без Истрии и большей части Далмации, а также вся современная Босния и Герцеговина, некоторые районы Словении и Срем. Вся Истрия и большая часть Далмации (с городами Шибеник и Сплит) по Римским соглашениям были включены в состав фашистской Италии. НГХ граничило на западе и юго-востоке с Италией, на севере — с Германией и Венгрией, на востоке с Сербией (Правительство национального спасения) и Черногорией, которая являлась итальянским протекторатом.

После капитуляции Италии немецкое правительство объявило Римские соглашения недействительными и присоединило Далмацию к Хорватии. Однако Истрия, а также далматинский город Задар, в межвоенный период являвшийся итальянским анклавом, были оккупированы Германией и не входили в НГХ.

В стране развернулся террор, направленный главным образом против православных сербов, а также евреев и цыган. В результате массовых уничтожений (на территории НГХ существовали концлагеря) во время Второй мировой войны на территории НГХ погибло, по разным оценкам, от 330 000 до 1,2 млн сербов[5]. В книге Бранимира Станоевича «Усташский министр смерти» говорится, что в НГХ в 1941—1945 годах погибло 800 тысяч человек.

Попытка физического уничтожения сербов вылилась в вооружённое сопротивление. В результате правительство Независимого государства Хорватия фактически никогда не контролировало значительную часть собственной территории; весь период его существования в стране шла гражданская война с партизанскими формированиями коммунистов и четников с одной стороны, и формированиями НГХ и немецко-итальянскими войсками — с другой.

В конце 1944 года под контролем НГХ и немецких войск находился только ряд крупных городов, а также наиболее важные автомобильные дороги и небольшие участки территории вдоль них[6].

Хорватские войска принимали участие в боевых действиях на Восточном фронте на стороне нацистской Германии. В 1943 г. из пленённых под Сталинградом хорватов были сформированы просоветские части.

В июле-августе 1944 г. возник заговор Лорковича-Вокича (en:Lorković–Vokić plot), в ходе которого ряд высших сановников предприняли попытку сформировать коалиционное правительство во главе с Августом Кошутичем, заместителем лидера популярной до войны Крестьянской партии В. Мачека, которое бы разорвало союз с Германией и вышло из войны. Ещё до начала активных действий со стороны заговорщиков все они были арестованы, а в мае 1945 г. часть их была казнена (Кошутич бежал).

6 мая 1945 года, когда германская армия почти полностью отступила с Балкан, хорватское правительство покинуло Загреб. В этом же месяце Народно-освободительная армия Югославии под командованием Иосипа Броз Тито полностью установила контроль над территорией НГХ.

Государственное устройство

Фактически государство всю его историю возглавлял «поглавник» (вождь) партии усташей Анте Павелич. Первые два года существования НГХ формальным главой государства считался король, которым в 1941 г. был провозглашён двоюродный брат итальянского короля Виктора Эммануила III Аймоне, герцог Сполето, принявший имя Томислав II в честь средневекового короля Хорватии. Монарх ни разу так и не побывал в своих «владениях». В октябре 1943 года, после перехода королевской семьи Италии на сторону союзников и капитуляции Италии, он отрёкся от престола, после чего до конца существования НГХ престол Хорватии остался незанятым, а Павелич официально принял полномочия главы государства. В связи с этим был создан пост премьер-министра, который до конца существования государства занимал престарелый юрист Никола Мандич (до этого главой правительства считался «поглавник»).

Представительным органом являлся Хорватский Государственный Сабор (Hrvatski državni sabor). Высшая судебная инстанция — Верховный Суд (vrhovni sud), суд апелляционной инстанции — банский трибунал (banski stol), суд первой инстании — жупанские трибуналы (župskih sudbenih stolova), низшее звено судебной системы — окружной суд (kotarska suda).

НГХ было частью оккупационной системы, установленной в Югославии. Однако оно обладало реальными атрибутами государства и некоторой самостоятельностью в проведении внутренней политики. Широкие слои хорватского населения видели в нём реализацию национальной государственности. По мнению российского историка Леонида Гибианского, НГХ поддерживало большинство хорватского населения и часть боснийских мусульман. Власть усташей представляла собой радикально-националистический режим с сильными тоталитарными чертами. Усташи и их идеология в новом государстве заняли абсолютно монопольное положение. Все политические партии и общественные движения были запрещены. В качестве замены была создана система официальных общественных организаций, в том числе молодёжных, женских и т. д., которые либо были частью усташского движения, либо полностью им контролировались. Только члены движения могли занимать важные государственные должности[7].

Уже в первые дни своего существования НГХ начало геноцид сербов, евреев и цыган.

Вооружённые силы

Формирование Хорватского домобранства (Хорватских сил самообороны) началось в апреле 1941 года вместе с созданием государства. Хорватская армия принимала участие в основном в борьбе с югославскими партизанами. К маю 1945 года общая численность хорватской армии достигла 200 000 человек. С наступлением сил НОАЮ в мае 1945 года большая часть хорватской армии отступила в Австрию, где попыталась сдаться в плен союзникам, однако те отказались принять их в плен и выдали партизанам. Несколько десятков тысяч хорватских коллаборационистов погибли в ходе Бляйбургской бойни, значительная часть бывших членов хорватских вооружённых формирований была репатриирована в Югославию, где предана суду[8]. Отдельные части продолжали сопротивление вплоть до середины мая 1945.[9] Из хорватских добровольцев было организовано три немецких дивизии вермахта (369-я, 373-я, 392-я), 13-я горная дивизия СС «Ханджар», 369-й пехотный полк (Хорватский легион), хорватский воздушный и морской легионы. Три последних участвовали в войне на восточном фронте. Также некоторое количество хорватов входило в другие соединения германских и итальянских вооружённых сил[10].

Напишите отзыв о статье "Независимое государство Хорватия"

Примечания

  1. Stephen R. Graubard (1993). Exit from Communism. p. 153. Transaction Publishers. ISBN 1-56000-694-3
  2. [interpretive.ru/dictionary/461/word/ustashi Усташи] / Словарь исторических терминов. / сост. В. С. Симаков; общ. ред. А. П. Крюковских. — СПб.: Лита, 1998. — ISBN 5-88935-726-8
  3. [interpretive.ru/dictionary/410/word/pavelich-ante Павелич, Анте] / С. Воропаев. Энциклопедия Третьего рейха. — М.: Локид; Миф, 1996. — ISBN 5-320-00069-3 ; 5-7905-3721-9
  4. [www.jusp-jasenovac.hr/Default.aspx?sid=6793 Jasenovac Concentration Camp] // Jusp Jasenovac
  5. [www.ushmm.org/wlc/article.php?lang=en&ModuleId=10005449 Jasenovac]
  6. Fikreta Jelić-Butić. [www.znaci.net/00001/41_19.htm Četnici u Hrvatskoj 1941.-1945., U fronti okupljanja snaga kontrarevolucije]
  7. Югославия в XX веке, 2011, с. 394.
  8. [ww2.kulichki.ru/croatarmyww2.htm Хорватская армия во Второй мировой войне]
  9. [www.retrov.ru/f286/t10307.html Независимое Государство Хорватия — Форум коллекционеров]
  10. [militera.lib.ru/h/sb_crusade_in_rossia/06.html Крестовый поход на Россию] // Сайт «Военная литература»

См. также

Отрывок, характеризующий Независимое государство Хорватия

– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.