НИИ микробиологии МО РФ

НИИ микробиологии Министерства обороны РФ (НИИМ МО РФ)
Прежнее название	Военный научный медицинский институт РККА (до 1940) Санитарно-технический институт РККА (до 1942) НИИ эпидемиологии и гигиены Красной Армии (до 1985)
Основан	1928
Расположение	Киров
Юридический адрес	Октябрьский пр-т, 119

К:Научные институты, основанные в 1928 году

Научно-исследовательский институт микробиологии Министерства обороны Российской Федерации (48 ЦНИИ МО РФ) — головной разработчик средств защиты от наступательного биологического вооружения в России. Расположен в городе Кирове. В структуру НИИ также входит филиал в Екатеринбурге (бывший Второй военно-биологический институт), филиал под городом Сергиев Посад (бывший Третий военно-биологический институт) и обслуживающий институты завод в посёлке Лёвинцы Кировской области (до 2004 года). Все входящие в состав НИИ предприятия в советский период образовывали ЗАТО на прилегающих территориях.

Основная деятельность института направлена на разработку средств медицинской защиты армии и населения от особо опасных инфекций. Также институт выпускает и реализует медицинские иммунобиологические препараты для профилактики, диагностики и лечения особо опасных инфекций, питательные основы и среды для нужд здравоохранения, сельского хозяйства и промышленности.

Наибольший вклад в разработках и исследованиях института внесли выдающиеся учёные И. М. Великанов, Н. Н. Гинсбург, М. М. Файбич, А. Л. Тамарин , А. Ф. Шестеренке, Н. И. Николаев и др. Здесь работали 7 академиков и членов-корреспондентов АН СССР и АМН СССР, 38 профессоров, 86 докторов и более 250 кандидатов наук. 32 сотрудника института за выдающиеся заслуги в области разработки медицинских средств защиты стали лауреатами Государственной премии СССР.

История

В 1928 году исходя из опыта Русско-японской и Первой мировой и Гражданской войн, когда количество жертв от эпидемий превышало военные потери, руководством РККА было принято решение об организации Вакцинно-сывороточной лаборатории, которая бы занималась созданием вакцин и сывороток для нужд армии. Руководителем лаборатории был назначен молодой учёный, заведующий кафедрой микробиологии Московского государственного университета И. М. Великанов. Лаборатория располагалась в 30 километрах от Москвы, в усадьбе «Власиха». Для работы с особо опасными инфекционными заболеваниями была создана специальная лаборатория (Шарашка) на территории монастыря в городе Суздаль Владимирской области.

В 1933 году происходит объединение обеих лабораторий в Военный научный медицинский институт РККА. В 1934 году институт переименован в Биотехнический. В 1937 году институт переводят из Власихи на остров Городомля на озере Селигер. Это решение вызвано опасностью распространение инфекций, с которыми работают в институте, на Москву и другие близлежащие промышленные центры. В 1940 году институт переименован в Санитарно-технический.

В 1941 году территории Селигера оказывается под угрозой фашистской оккупации, институт эвакуируют в Саратов. В сентябре 1942 года началось наступление немцев под Сталинградом, появилась угроза бомбардировок Саратова фашистской авиацией, принято решение об эвакуации института вглубь страны, в Киров, который с начала войны принял множество предприятий и организаций. В Кирове институт был размещён на территории областной больницы. Руководил эвакуацией начальник Главного военно-санитарного управления РККА Ефим Смирнов. В 1942 году институт переименовывают в НИИ эпидемиологии и гигиены Красной Армии. Смирнов лично дважды докладывал Сталину о проводимых в институте исследованиях. Основным направлением научной деятельности той поры в НИИ была разработка живых вакцин. Их разработка началась ещё в 1936 году, после получения штамма чумы ЕВ из французского Пастеровского института. Первые серии вакцин были опробованы на 15 добровольцах — работниках института, затем вакциной был привит личный состав передвижных подвижных войск, эвакуированных в тыл. Всего за годы Великой Отечественной войны было привито около 8,5 миллионов человек, создано около 47 миллионов человеко-доз вакцин. Иммунизация была высокоэффективной: в советских войсках не было ни одного заболевшего чумой, хотя во время Маньчжурской операции они вели боевые действия в природных очагах чумы и входили в города, охваченные чумой. После окончания войны материалы были переданы в Министерство здравоохранения, институт также помог освоить промышленное производство сухих противочумных вакцин. Трое сотрудников института за работу над вакциной были награждены Государственной премией СССР.

Особое внимание в институте всегда уделялось разработке средств иммунизации и защиты от сибирской язвы. С 1940 года этой проблемой занимались учёные Н. Н. Гинсбург и А. Л. Тамарин. Благодаря их открытиям и исследованиям была создана первая отечественная живая сибиреязвенная вакцина СТИ (название образовано от наименования Санитарно-технический институт). В ходе подготовки операции на 2-м Украинском фронте по освобождению Румынии обнаружилось высокое количество очагов сибирской язвы на территории наступления. Новой вакциной СТИ было привито 9000 военнослужащих, среди привитых заболеваний сибирской язвой выявлено не было. В 1943 году за разработку вакцины Н. Н. Гинсбургу и А. Л. Тамарину была присуждена Государственная премия СССР.

С 1935 года велась разработка средств специфической профилактики туляремии. Сотрудниками института М. М. Файбичем и Т. С. Тамариным на основе сахарозо-агар-желатиновой среды была разработана сухая туляремийная вакцина высокой эффективности и иммуногенности. с 1944 по 1953 года было произведено 16 миллионов человеко-доз вакцин.

В 1945 году учёными В. М. Путимовом и Н. Н. Гинсбургом была разработана экспериментальная сухая живая бруцеллезная вакцина подкожной иммунизации. В опытах с телятами была установлена высокая эффективность и безвредность вакцины, и в 1946 году была проведена первая опытная вакцинация людей — добровольцев из сотрудников института. В 1947 году разработка была завершена, технологии переданы Министерству здравоохранения.

В 1946 году в институте разработана технология производства первой в Советском Союзе сухой живой туберкулёзной вакцины. В 1947 году она была принята Государственной сывороточно-вакцинной комиссией, регламент передан Минздраву. Началось массовое производство вакцины в других институтах страны.

В 1944 году в институте впервые в стране была получена промышленная партия пенициллина, сразу же отправленная в прифронтовые госпитали. В 1946 году препарат был принят специальной комиссией, разработчики — А. Ф. Копылов, Н. Н. Гинсбург, М. М. Файбич — были награждены Государственной премией СССР. К 1947 году Г. А. Радовицким и Н. Ф. Копыловым была разработана технология производства стрептомицина из своего штамма лучистого грибка Streptomyces griseus и на оригинальных дешевых отечественных средах. При лечении больных в 1947 году в маньчжурском очаге чумы было впервые в мире достигнуто абортивное действие лекарства на течение чумной инфекции: выжили все больные, включая больного с бактериологически подтвержденной легочной формой чумы, которого начали лечить через сутки после начала болезни, когда его считали уже безнадежным.

В 1944 году разработаны методы производства бактериофагов, используемых для лечения газовой гангрены.

В 1949 году из-за увеличившегося количества разработок и сложности их реализации принято решение об открытии нового центра. На базе нескольких лабораторий Кировского института в Свердловске создаётся НИИ гигиены Минобороны СССР (Второй военно-биологический институт), объект получает кодовое название Свердловск-19. В 1954 году на фоне активизации в США разработок биологического оружия принято решение об организации в Загорске специального центра, занимающегося исследованиями последствий применения биологического оружия. Новый институт получил название НИИ санитарии Минобороны СССР (Третий военно-биологический институт), кодовое название — Загорск-6.

В 1962-1970 годах в институте разработан ингаляционный метод вакцинопрофилактики легочной формы чумы на основе мелкодисперсного аэрозоля регидративной культуры вакцинного штамма ЕВ. Исследования проводили П. А. Кутырев, В. И. Огарков, Ю. С. Писаревский, В. В. Симонов, Н. Ю. Полонская и др. под руководством В. А. Лебединского.

В конце 1970-х в деревне Лёвинцы Оричевского района Кировской области создан завод, обслуживающий институты. Объект получил кодовое название Киров-200.

В 1985 году институт преобразован в НИИ микробиологии Минобороны СССР. В 1986 году Второй военно-биологический институт преобразован в Сектор военной эпидемиологии при НИИ микробиологии МО СССР, Третий военно-биологический институт — в Вирусологический центр НИИ микробиологии МО СССР.

Интересные факты

Для того чтобы сотрудники института имели возможность внимательно анализировать новейшие зарубежные достижения по микробиологии, работа в институте была организована так, что НИИЭГ на протяжении всей Великой Отечественной войны получал ведущие бактериологические журналы мира, в том числе и немецкие.

Альтернативные версии

По версии советского и российского химика Льва Фёдорова, институт использовался для создания биологического оружия, а выпуск средств защиты являлся официальным прикрытием. Косвенным подтверждением этому служит тот факт, что институт был полностью автономным от властей вплоть до КГБ, а подчинялся напрямую 15 управлению Министерства обороны СССР. Все руководители института носили генеральские звания.

Среди достижений института называется создание боевых штаммов чумы, сибирской язвы, туляремии, Ку-лихорадки, бруцеллёза. Одним из последних достижений является разработка культур бактерий, питающихся углеводородами, которые можно использовать для уничтожения топлива противника. Простейшие испытания проводились в Кирово-Чепецком районе, более опасные — на острове Возрождения в Аральском море.

Руководители

• Великанов И. М. (1928—1937)
• Хатеневер Л. М. (ИО, 1937—1938)
• Спицын Н. А. (ИО, 1938)
• Дорофеев А. А. (ИО 1938—1939)
• Спицын Н. А. (1939—1940)
• Копылов Н. Ф. (1940—1949)
• Н. И. Николаев (1949—1951)
• Неустроев В. Д. (1951—1955)
• Огурцов П. А. (1955—1957)
• Скворцов В. В. (1957—1973)
• Паутов В. Н. (1973—1984)
• Абдуллин Тимерьян Габдрахманович (1984—1991)
• Пименов Е. В. (1991—2005)
• Бондарев Владимир Петрович
• Борисевич И. В. (2005—2009)
• Дармов И. В. (2010—2012)
• Туманов Александр Сергеевич (2012 по настоящее время)

Вирусологический центр Министерства обороны СССР/Российской Федерации

в/ч 44026, г. Загорск, Московская обл.

История названий:

• Научно-исследовательский институт санитарии МО
• Сектор вирусологии при НИИ микробиологии МО
• Вирусологический центр НИИ микробиологии МО

Начальники:

• М. П. Костюченок (1954—1959)
• профессор В. Я. Подолян (1959—1966)
• академик АМН СССР профессор С. И. Пригода (1966—1987)
• профессор В. Н. Карпов (1987—1990)
• генерал-майор м/с профессор А. А. Махлай (Малахай) (1990—1999)
• кандидат медицинских наук полковник м/с В. А. Максимов (1999—?)

Филиалы

• Центр военно-технических проблем бактериологической защиты НИИ микробиологии МО РФ (Свердловск-19)
• Вирусологический центр НИИ микробиологии МО РФ (Загорск-6)

Источники

• [www.himbat.ru/forum/viewtopic.php?t=235 Секреты 15 управления МО] на сайте [www.himbat.ru/ ХИМБАТ]

Ссылки

• [www.exponet.ru/exhibitions/online/healthvya2004/issledowatelxskij.ru.html НИИ микробиологии МО РФ] на сайте exponet.ru

Отрывок, характеризующий НИИ микробиологии МО РФ

После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.