Наваринская резня (1821)
Наваринская резня[1] — резня 7 (19) августа 1821 года турецкого гарнизона и гражданского населения греческими повстанцами при сдаче крепости Ньокастро в Наварино (см. Осада Наварино); один из спорных случаев упоминаемых массовых убийств мусульманского населения во время Греческой революции 1821—1830 годов.
В европейской публицистике и литературе упоминание о Наваринской резне появилось через несколько десятилетий после описываемых событий, что некоторыми исследователями воспринимается, как свидетельство сомнительности факта.
Предыстория
6 (18) марта 1821 года Александр Ипсиланти пересёк реку Прут в Румынии и вступил со своим небольшим отрядом на территорию современной Молдавии. Это было началом восстания греков против османского владычества.
Восстание распространилось на всю территорию Греции и на острова в Эгейском море. При этом турецкие войска проявляли жестокость в его подавлении, а в турецких городах прокатилась череда погромов против православного населения.
В то же время в районах, охваченных восстанием, греки совершали многочисленные убийства мусульман (турок, албанцев) и евреев.
Наварин
С конца марта по август 1821 года крепости вблизи города Пилос (греч. Πύλος) на юго-западе Пелопоннеса, известного европейцам также под названием Наварин (Navarino), были осаждены отрядами греческих повстанцев.
В результате осады крепости Ньокастро и Пальокастро решили сдаться на условиях предоставления гарнизонам и гражданскому населению возможности безопасно покинуть город и уехать в Египет.
Однако, когда ворота крепости Ньокастро были открыты, греки начали избиение османских солдат и гражданского населения[2].
Английский историк Джордж Финли (George Finlay) в своей «Истории Греции», написанной в 1843—1861 годах, приводит свидетельство греческого священника, якобы очевидца событий:
Женщины, с пулевыми ранениями и ранами от сабель, бросались в море, намереваясь там спастись, но расстреливались в воде. Матери с детьми на руках, лишённые одежд, бежали в море, ища там спасение, но все, кто был замечен в воде, попадали под огонь бесчеловечных стрелков. Греки отрывали младенцев от материнской груди и сбрасывали со скал. Дети, трёх и четырёх лет, тоже были брошены в море и утонули в нём. Когда резня была закончена, мёртвые тела выносились волнами на берег и лежали на песке, грозя вызвать мор…
Оригинальный текст (англ.)Women, wounded with musketballs and sabre-cuts, rushed to the sea, seeking to escape, and were deliberately shot. Mothers with infants in their arms were robbed of their clothes, and ran into the sea as the only place of concealment, yet while crouching in the water they were fired on by inhuman riflemen. Greeks sized infants from their mother's breasts and dashed them against rocks. Children, three and four years old, were hurled living into the sea and left to drown. When the massacre was ended, the dead bodies washed ashore, or piled on the beach, threatened to cause a pestilence..[3]
Всего было убито от 2000 до 3000 турок.
Сдача крепости Пальокастро прошла без инцидентов и убийств.
Последствия
По некоторым свидетельствам, до начала восстания на территории Греции проживало до 50000 османов. Уже к лету 1821 года практически все они были убиты или бежали:
Турки Греции оставили мало следов. Они исчезли внезапно и окончательно весной 1821, не оплакиваемые и незамеченные со стороны остального мира … Свыше 20,000 турецких мужчин, женщин и детей были убиты своими соседями греками в течение нескольких недель бойни. Они были убиты преднамеренно, без сомнений и колебаний…
Оригинальный текст (англ.)The Turks of Greece left few traces. They disappeared suddenly and finally in the spring of 1821, unmourned and unnoticed by the rest of the world... Upwards of 20,000 Turkish men, women and children were murdered by their Greek neighbours in a few weeks of slaughter. They were killed deliberately, without qualm and scruple...[4]
При этом свидетелями резни греков против турок были представители европейских стран из числа добровольцев в рядах повстанцев. Однако общественного резонанса в просвещённой Европе их свидетельства не имели.
Например, избиение православного населения острова Хиос турецкими карательными войсками в апреле 1822 года нашло отображение в стихотворении Виктора Гюго «L’enfant» («Здесь турок страшный след: развалины, зола…») и в картине известного французского художника Эжена Делакруа «Резня на Хиосе».
В то же время случаи резни мусульман и евреев греками упоминаются практически только в специальных исторических исследованиях европейских авторов, написанных много лет спустя после произошедших событий. Наряду с массовыми убийствами мусульман во время Греческой революции существовала, и также оставалась без внимания европейской общественности практика продажи греками захваченных мусульманских женщин, девочек и мальчиков в рабство (сексуальное) — в том числе лицам из числа экипажей европейских кораблей, заходивших в греческие порты.[5]
Напишите отзыв о статье "Наваринская резня (1821)"
Литература
- [istmat.info/node/37512 Шпаро О. Б. Освобождение Греции и Россия. 1821—1829 (М.: Мысль. 1965)]
- William St. Clair, That Greece Might Still Be Free The Philhellenes in the War of Independence, Oxford University Press, London, 1972 ISBN 0192151940
- George Finlay, History of the Greek Revolution and the Reign of King Otho, edited by H. F. Tozer, Clarendon Press, Oxford, 1877 Reprint London 1971
- Douglas Dakin, The Greek struggle for independence, 1821—1833, Univercity of California Press, 1973 ISBN 0520023420
Примечания
- ↑ William St. Clair, That Greece Might Still Be Free The Philhellenes in the War of Independence, Oxford University Press, London, 1972 p.40 ISBN 0-19-215194-0
- ↑ William St. Clair, That Greece Might Still Be Free The Philhellenes in the War of Independence, Oxford University Press, London, 1972 p.43 ISBN 0-19-215194-0
- ↑ George Finlay, History of the Greek Revolution and the Reign of King Otho, edited by H. F. Tozer, Clarendon Press, Oxford, 1877 Reprint London 1971, p. 215
- ↑ William St. Clair: That Greece might still be free — the Philhellenes in the war of independence. London, 1972. p. 1
- ↑ David Howart: The Greek adventure — Lord Byron and other eccentrics in the war of independence, London, 1976, p.88
Ссылки
- [books.google.com/books?id=fy0FAAAAMAAJ&pg=PA422&lpg=PA422&dq=Navarino+Massacre&source=bl&ots=TPslZZA-gQ&sig=7Cj-92tPRjfgSCL2-GtxQzxI7rE&hl=ru&ei=-RBTStSgC9Tdsgb3043FBw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=22#v=snippet&q=Navarino&f=false John Lee Comstock, «History of the Greek revolution» на books.google.com]
- [books.google.com/books?id=NphFnF2RRKUC&pg=PA83&lpg=PA83&dq=Navarino+Massacre&source=bl&ots=AWu6FydvtJ&sig=gCSSigSFcSvocyMcumUBDXyy0cU&hl=ru&ei=-RBTStSgC9Tdsgb3043FBw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=56 William Linn Saint-Clair, «That Greece Might Still Be Free» на books.google.com]
- [artsakhwebcombat.am/forum/showthread.php?t=160 Стихотворение Виктора Гюго в оригинале и русском переводе]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Наваринская резня (1821)
– Непременно, а Кутузову не обещаю.– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
