Наводнения в Санкт-Петербурге

Наводне́ния в Санкт-Петербу́рге — подъёмы воды в дельте Невы и восточной части Невской губы, вызывающие затопление части территории Санкт-Петербурга.

Природа наводнений

Наводнения вызываются рядом факторов: возникающие на Балтике циклоны с преобладанием западных ветров вызывают подъём «медленной» нагонной волны Кельвина и движение её в направлении устья Невы, где она встречается с двигающимся во встречном направлении естественным течением реки. Подъём воды усиливается из-за мелководья и пологости дна в Невской губе, а также сужающегося к дельте Финского залива. Также вклад в наводнения делают сейши, ветровые нагоны и другие факторы

Кроме наводнений в результате нагонной волны в Санкт-Петербурге происходили паводковые наводнения на притоках Невы, связанные с таянием снега. Зимой возможно повышение уровня воды в Неве до метра из-за забивания шугой русла реки при наступлении сильных морозов, весной схожие явления иногда наблюдаются при заполнении русла проходящим льдом при ледоходе. Повышение уровня воды в результате паводка наблюдалось в 1903, 1921 и 1956 годах.

История

До основания Петербурга, самое крупное наводнение произошло в 1691 году. В шведских летописях сказано, что водой была скрыта вся местность центральной части будущего города на двадцать пять футов высоты (7,62 метра).

Уже спустя 3 месяца после основания Петербурга, в ночь с 19 на 20 августа 1703 года, произошло наводнение. Тогда вода поднялась более чем на 2 метра. А в 1708 году, жители города стали свидетелями грозного стихийного бедствия, о котором в своём письме к Александру Меншикову Пётр I сообщал: «Третьего дни ветром вест-зюйд-вест такую воду нагнало, какой, сказывают, не бывало. У меня в хоромах было сверху пола 21 дюйм, а по городу и на другой стороне по улице свободно ездили на лодках. Однако же недолго держалась, менее трех часов. И зело было утешно смотреть, что люди по кровлям и по деревьям, будто во время потопа, сидели… Вода хотя и зело велика была, беды большой не сделала».

В начале XVIII века центральная часть города затапливалась при подъёме всего на 130—150 см. Наибольшему ущербу подвержены территории, прилегающие к Неве и Невской губе. Наращивание культурного слоя, мощение дорог способствовало борьбе с затоплением. В начале XIX века наводнением считалось превышение среднего многолетнего уровня воды в Неве на 1,07 м (3,5 фута). Превышение этого уровня в городе сигнализировалось тремя пушечными выстрелами с Адмиралтейства и вывешиванием на его здании флагов днём, или фонарей ночью. В XXI веке веке наводнениями считаются подъёмы уровня воды более, чем на 160 см над ординаром (уровень водомерного поста, установленного у Горного института). Наводнения с подъёмом воды до 210 см считаются опасными, до 299 см — особо опасными, свыше 300 см — катастрофическими.

В 1979 году началось создание дамбы — комплекса защитных сооружений Ленинграда от наводнений. В начале 1990-х строительство заморожено и возобновлено только в начале 2000-х, 12 августа 2011 года дамба сдана в эксплуатацию.

Чаще всего наводнения происходят в сентябре-декабре.

Наиболее крупными были наводнения в 1824 (7 (19) ноября, 421 см выше ординара), 1924 (23 сентября, 380 см), 1777 (10 (21) сентября) 321 см), 1955 (15 октября, 293 см), 1975 (29 сентября, 281 см) годах.

За три века с 1703 года зафиксировано более 300 наводнений (подъем воды более 160 см), из них 210 с подъёмом более 210 см. В некоторые годы случались по несколько наводнений (в 1752 — пять), были периоды затишья (1729—1732 и 1744—1752).

В 1995 году на киностудии «Леннаучфильм» вышел научно-популярный фильм «Морские наводнения на компьютере» (режиссёр-оператор В. Петров). Фильм посвящён проблемам защиты людей от наводнений, в частности строительству дамбы в Финском заливе для защиты Санкт-Петербурга.

В 2011 г. с введением в строй 12 августа южной половины комплекса защитных сооружений Петербурга от наводнений — участка от острова Котлин (город Кронштадт) до станции Бронка (близ Ораниенбаума) город теоретически получил возможность защиты от натиска водной стихии, но во время сентябрьского 2011 г. подъёма воды створки ворот КЗС не закрывались, и часть центральных приневских районов города была подтоплена. Официально дамба была задействована с закрытием судопропускных сооружений для уменьшения натиска воды на город впервые только 28 ноября того же 2011 г. во время подъёма воды, вызванного атлантическим циклоном, испортившим погоду и принесшим ущерб на значительной части европейского континента, в том числе в европейской части России. После закрытия сооружений дамбы, впервые под ударами стихии оказались пригородные районы Петербурга за дамбой. Вода затопила территорию почти всего парка Сестрорецкие «Дубки», в том числе смотровую площадку на мысе Дубовский высота которого не менее 3 м.

26 и 27 декабря 2011 года в Санкт-Петербург и Ленинградскую область пришли атлантические циклоны Патрик и Квирин с порывами ветра до 25-30 метров в секунду. Из-за прогнозируемого наводнения специалистам пришлось 26 декабря 2011 года в 4:40 утра закрыть судопропускные и водопропускные сооружения дамбы, более 20 судов не могли зайти в Петербург и выйти из него, в том числе и паром с 1200 пассажирами, который вынужден был находиться в море в штормовую погоду. Однако, несмотря на закрытие дамбы, затопленными оказались прибрежные участки намыва «Морской фасад» на В. О., была размыта дорога между Большой Ижорой и Лебяжьим (уже за пределами дамбы). Во вторник 27 декабря 2011 года в 22:14 гидрологи зафиксировали превышение отметки 160 см над ординаром (уровнем водомерного поста, установленного у Горного института). В Санкт-Петербурге произошло 309 наводнение. По данным Гидрометцентра, 28 декабря 2011 года в 06:51 уровень воды в Неве достиг максимального значения — 170 см. В это время уровень воды у берегов Курортного района значительно превысил 2 м. Разгул водной стихии со всеми чреватыми для него последствиями переместился на территорию Курортного района.

Самые крупные наводнения

Самым значительным и разрушительным наводнением за всю историю российского Санкт-Петербургa стало Петербургское наводнение 1824 года. До основания города крупнейшим было наводнение 1691 года, с подъёмом воды над ординаром 329 см (дата не указана).

В нижеприведённой таблице дана информация о 50 наиболее крупных наводнениях за всю историю города. Для каждого случая указаны дата, порядковый номер по хронологии, максимальный уровень воды, а также — по возможности — время, когда он был зафиксирован.

№	Порядковый номер по хронологии	Дата	Уровень подъёма воды (см)	Время пика (час., мин.)
1	84	7 (19) ноября 1824 года	421	14:00
2	210	23 сентября 1924 года	380	19:15
3	71	10 (21) сентября 1777 года	321	утро
4	244	15 октября 1955 года	293	20:45
5	264	29 сентября 1975	281	4:00
6	39	22 октября (2 ноября) 1752 года	280	10:00
7	9	2 (13) октября 1723 года	272	не уст.
8	14	1 (12) ноября 1726 года	270	не уст.
9	183	12 (25) ноября 1903 года	269	9:00
10	7	5 (16) ноября 1721 года	265	день
11	86	20 августа (1 сентября) 1831 года	264	ночь
12	3	9 (20) сентября 1706 года	262	день
13	319	30 ноября 1999 года	262	4:35
14	25	10 (21) сентября 1736 года	261	день
15	298	6 декабря 1986 года	260	13:30
16	215	15 октября 1929 года	258	17:15
17	83	24 января (4 февраля) 1822 года	254	ночь
18	144	29 октября (10 ноября) 1874 года	252	4:00
19	55	20 ноября (1 декабря) 1764 года	244	не уст.
20	201	17 (30) ноября 1917 года	244	6:50
21	254	18 октября 1967 года	244	13:30
23	45	29 сентября (10 октября) 1756 года	242	не уст.
24	136	20 октября (1 ноября) 1873 года	242	не уст.
25	175	4 (16) ноября 1897 года	242	12:00
26	261	17 ноября 1974 года	242	1:00
27	177	26 ноября (8 декабря) 1898 года	240	23:30
28	260	20 декабря 1973 года	240	7:15
29	219	8 января 1932 года	239	3:00
30	225	8 октября 1935 года	239	5:50
31	18	12 (23) октября 1729 года	237	10:00
32	76	29 сентября (10 октября) 1788 года	237	не уст.
33	145	26 ноября (8 декабря) 1874 года	237	4:00
34	171	2 (14) ноября 1895 года	237	3:00
35	227	9 сентября 1937 года	236	5:30
36	37	17 (28) августа 1744 года	234	не уст.
37	41	26 октября (6 ноября) 1752 года	234	12:00
38	43	11 (22) декабря 1752 года	234	ночь
39	228	14 сентября 1938 года	233	2:25
40	269	7 сентября 1977 года	231	16:50
41	292	1 января 1984	231	21:20
42	125	19 (31) января 1866 года	229	10:00
43	208	24 ноября 1922 года	228	19:15
44	315	12 октября 1994 года	228	13:50
45	116	8 (20) октября 1863 года	227	2:00
46	211	3 января 1925 года	225	21:30
47	81	18 (6) сентября 1802 года	224	день
48	122	19 (31) мая 1865 года	224	9:10
49	202	24 августа 1918 года	224	9:10
50	242	14 октября 1954 года	222	21:00

Петербургские наводнения в культуре и искусстве

Памятные знаки о петербургских наводнениях и музейная информация о них

В Петербурге есть несколько общедоступных напоминаний о крупных наводнениях.

• На набережной реки Мойки у самого широкого в городе Синего моста на Исаакиевской площади близ здания Всероссийского института растениеводства имени Н. И. Вавилова стоит гранитный обелиск, увенчанный трезубцем (атрибутом Нептуна, повелителя водной стихии), с металлическим пояском, показывающим высоту наводнения 1824 г.

• О том же наводнении свидетельствует мраморная табличка, вмонтированная в стену старинного дома на углу Большого пр. Васильевского острова и Первой линии. Она показывает горизонтальной чертой высоту подъёма воды, сопровождая это надписями на русском и немецком языках (немецкий был едва ли не преобладающим в то время в этой части исторического Петербурга благодаря значительному количеству российских немцев и представителей других западноевропейских народов, живших тут в дореволюционную пору — как мастеровых и лавочников, так и ученых, включая великого математика Леонарда Эйлера).
• Большая Морская ул., 33 — мраморная табличка с уровнем наводнения 1824 г.
• Пл. Трезини (7-я линия В. О., 2) — мраморная табличка с уровнем наводнения 1824 г.
• Университетская наб., 5 (угол Таможенного пер.) — мраморная табличка с уровнем наводнения 1924 г.

• Основные же сведения о наиболее значительных по высоте подъёмах воды в городе туристы и горожане могли получить, увидев отметки на специальных линейках, вмонтированных в боковые стены Невских ворот Невской куртины Петропавловской крепости (арх. Н. А. Львов), что представляет собой т. н. Музей наводнений в составе Музея истории Санкт-Петербурга.

Изображения наводнений в художественной литературе

Наиболее известным изображением петербургского наводнения в русской культуре являются сцены из поэмы Александра Пушкина «Медный всадник», где в результате разгула стихии в 1824 году гибнут простые люди и едва целиком не уничтожается город, задуманный властителем России в столь непригодном для жизни месте. В 1949 году в Ленинграде по этой поэме был поставлен балет, где наводнение воспроизводилось на сцене.

Наводнение 1777 года описано в первой части повести Леонтия Раковского «Кутузов». Описание наводнения есть также в «Царстве зверя» Дмитрия Мережковского.

Наводнения в изобразительном искусстве

Естественно, что до изобретения фотографии только живопись могла передать зрительные впечатления от бушующей стихии, но и затем художники не переставали выражать ужас и восхищение перед мощью воды.

7 ноября 1824 года на площади у Большого театра	Наводнение 7 ноября 1824 года	Садовая улица у бывшего Никольского рынка во время наводнения 25 ноября 1903 года	Большая Подьяческая ул. во время наводнения 25 ноября 1903 года

Передвижение на лодках по улицам Васильевского острова во время наводнения 23 сентября 1924 года	Владимирская улица (Владимирский проспект) после наводнения 1924 года.	У причала Морского пассажирского вокзала во время наводнения 18 октября 1967 года	У Горного института во время наводнения 18 октября 1967 года

Мультимедийный спектакль «Медный всадник» и выставка работ художника Юрия Купера прошли в Мраморном зале Российского этнографического музея в ноябре 2010 г.

Знаменитые фонтаны и прочие парковые сооружения Летнего сада, задуманные ещё Петром I были уничтожены уже в XVIII веке во время сильного наводнения 1777 г.

См. также

• Система наблюдения за уровнем воды в Санкт-Петербурге
• Петербургское наводнение (1824)

Литература

• [www.memoirs.ru/rarhtml/Karat_Let_1888.htm Каратыгин П. П. Летопись петербургских наводнений 1703—1879 гг. — Спб., тип. А. С. Суворина, 1888. — 87 с.]
• Р. А. ;Нежиховский. Река Нева и Невская губа. — Л.: Гидрометеоиздат, 1981.
• К. С. Померанец. Три века петербургских наводнений. — СПб: «Искусство-СПБ», 2005. — ISBN 5-210-01578-5.
• Б. К. Пукинский. 1000 вопросов и ответов о. — Л.: Лениздат, 1981. — С. 432.

Ссылки

• [nevariver.ru/flood.php Общая информация и хронология наводнений в Санкт-Петербурге на реке Неве] (рус.). Проверено 29 ноября 2011. [www.webcitation.org/65BhZbF0G Архивировано из первоисточника 4 февраля 2012].
• [www.kronstadt.ru/news/navod_0.htm Наводнение в Кронштадте 7 ноября 1824 года]
• [www.electrosad.ru/Proekt/FZ1.htm Проблема нагонных наводнений в С. Петербурге.]

Отрывок, характеризующий Наводнения в Санкт-Петербурге

– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.