Нагасаки

Центральный город Нагасаки яп. 長崎市 Страна ЯпонияЯпония Префектура НагасакиНагасаки (префектура) Координаты 32°47′00″ с. ш. 129°52′00″ в. д.32.78333° с. ш. 129.86667° в. д. / 32.78333; 129.86667    Основан 1579 Центральный город с 1997 Площадь 406,46 км² Население 434 065 человек (2014) Плотность 1067,92 чел./км² Часовой пояс UTC+9 Телефонный код +81 958 Почтовый индекс 〒850-8685 Код 42201-1 Регион Кюсю Символика Цветок: Гортензия Дерево: Сальное дерево

К:Населённые пункты, основанные в 1579 году

Нагаса́ки (яп. 長崎市 Нагасаки-си , букв. «длинный мыс») — центральный город в Японии, расположенный на западе острова Кюсю возле залива Нагасаки. Является административным центром префектуры Нагасаки. Площадь города составляет 406,46 км², население — 434 065 человек (1 июля 2014), плотность населения — 1067,92 чел./км². Нагасаки — крупный порт.

В городе расположен военно-морской арсенал, университет, Торгово-промышленный и Художественный музеи. Достопримечательности — церковь Оура, синтоистское святилище Сува (XVI век), буддийские храмовые ансамбли Софукудзи, Кофукудзи, мост Меганэбаси (все — XVIII век).

1 апреля 1997 года Нагасаки был причислен к центральным городам Японии.

Общая характеристика

Нагасаки часто называют «маленьким Римом» Японии. В нём проживает самая крупная христианская община страны, а количество местных церквей превышает количество синтоистских святилищ и буддистских монастырей вместе взятых. В XVII—XIX веках портовый город Нагасаки был для японцев «окном в Европу». Именно через него в архипелаг попадали западные ноу-хау, а также разнообразные заморские диковинки из Китая, Юго-Восточной Азии, Индии и арабских стран.

Нагасаки является вторым городом мира после Хиросимы, пострадавшим от ядерной бомбардировки. Жители города известны активным участием в антиядерных акциях и движениях по разоружению.

Сегодня Нагасаки является одним из самых популярных туристических центров Японии. Он известен как живописный портовый город, в котором гармонично соединились японские традиции с западным христианским мировоззрением.

Символы города

Эмблема Нагасаки — стилизованная скорописная форма знака 長 (нага, «длинный»), первого знака в названии города. Эта эмблема напоминает бумажного журавлика, разложенного в форме звезды. Он ассоциируется с городским портом, который из-за своих очертаний получил название «порт журавля».

Флаг Нагасаки

Внутри звезды находятся пять знаков 市(город), размещенных по кругу. Они символизируют, что Нагасаки был одним из пяти японских портов, что были открыты для торговли с западным миром в середине 19 века после двухсотлетней эпохи изоляции страны. Флаг Нагасаки — полотнище белого цвета, стороны которого соотносятся как 2 к 3. В центре полотнища размещена эмблема города красного цвета.

Гортензия	Сальное дерево

Эмблема-цветок Нагасаки — гортензия. Она является эндемиком Японского архипелага. Её открыл для Западного мира немецкий врач Филипп Франц фон Зибольд, который находился в Нагасаки в начале 19 века. Он назвал этот цветок Hydrangea otakusa в честь своей возлюбленной Отаки, жительницы этого города.

Сальное дерево является деревом-символом Нагасаки. Это растение китайского происхождения. В 18 веке заморские купцы привезли её в Нагасаки, единственный порт, через который осуществлялась торговля с Китаем и западными державами. Именно через Нагасаки выращивание этого дерева распространилось по всей Японии.

География

Город расположен на двух полуостровах — Нагасаки и Ниси Соноги. Его соседями являются города Исахая на востоке и Сайкай на севере, а также поселки Тогицу и Нагайо на северо-востоке. На западе и на юге Нагасаки омывается Восточно-Китайским морем.

Город расположен вокруг удлиненного залива Нагасаки, который окружен с запада, севера и востока горами. Исторический центр Нагасаки находится в прибрежной зоне, в восточной части, а жилые районы — Меното, Михара, Хонбара, Нисияма, Сунао, Косима, Инаса, Коебару, Нисимати, Намеси — расположены в горах. Благодаря такому положению Нагасаки известен в Японии как «город на спуске» или «террасовый город».

По территории города протекают две реки, впадающие в воды порта Нагасаки — Ураками с севера и Накадзима с северо-востока.

Климат

Среднегодовая температура составляет +17,4 °C (от +28°С летом до +7°С зимой). В год выпадает осадков около 1678 мм. Сильное влияние на климат в городе оказывает теплое океаническое течение, из-за которого разница между холодным и теплым временем года чувствуется здесь меньше, чем в других городах на острове Кюсю.

Нагасаки находится в зоне субтропического муссонного климата, типичного для островов Кюсю и Хонсю. Кроме Канадзавы и Сидзуоки, это самый влажный большой город в Японии. Летом жара и влажность проявляются особенно сильно (июнь—июль). Зимой погода более сухая и солнечная. В последние годы все чаще выпадает снег.

С начала регистрации изменений климата в Нагасаки с 1878 года самым влажным месяцем был июль 1982 года с 1178 мм (555 мм в день), в то время как самым сухим месяцем был сентябрь 1967 года (1,8 мм в день).

Климат Нагасаки
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Средний максимум, °C	9,4	10,0	13,9	18,9	22,2	25,0	28,9	30,6	27,2	22,8	17,2	12,2	20,0
Средний минимум, °C	3,9	4,4	7,2	11,7	15,6	20,0	24,4	25,0	21,7	16,1	10,6	6,1	13,9
Норма осадков, мм	74	86	124	191	191	325	267	188	236	107	89	79	1957
Температура воды, °C	14	14	14	16	18	21	23	24	24	21	18	14	18,4
Источник: [www.bbc.co.uk/weather/world/city_guides/results.shtml?tt=TT002480 BBC] [www.holidaycheck.ru/climate-погода_Нагасаки-ebene_oid-id_11170.html]

История

Во второй половине 16 века, во времена активных контактов Запада с японцами, территория современного города Нагасаки находилась в руках самурайского удельного правителя Омуры Сумитады. В целях развития торговли с европейцами он принял христианство и основал на своих землях портовые поселения, среди которых было и Нагасаки. В 1570 году в нём был оборудовали порт, а в 1571 году, с прибытием первого европейского корабля из Португалии, построили посёлок. В 1580 году Омура передал контроль над Нагасаки иезуитам, а через два года выслал из местного порта посольство в Рим. Благодаря успешной миссионерской деятельности Общества Иисуса, почти все население северных районов острова Кюсю стало христианами. До начала 17 века Нагасаки играл роль одного из главных миссионерских центров в Японии и был важным центром европейско-японской торговли.

В 1587 году объединитель Японии Тоётоми Хидэёси завоевал Кюсю и запретил пребывание христианских священников и монахов в стране. В следующем году он отобрал у иезуитов город Нагасаки, подчинив его непосредственно центральным властям. В 1592 году здесь был установлен институт урядника Нагасаки, который следил за международной торговлей и миссионерами в Японии. В целях устрашения последних в 1596 году на высоком холме в Нагасаки было распято 26 христиан.

С установлением в Японии сегуната Эдо, гонения на христианство усилились. В 1614 году правительство запретило исповедание этой веры по всей стране. В 1622 центральные власти провели в Нагасаки показательную казнь 55 христиан и разрушили все 16 церквей города. Для выявления сторонников запрещенной веры мещане ежегодно, в обязательном порядке, были вынуждены проходить процедуру топтания святых образов. В 1635 году власти запретили японцам покидать пределы страны, а в 1636 году насильно переселили всех европейцев Нагасаки, среди которых преобладали португальцы, на искусственный остров Дэдзима, с целью изолировать население страны от контактов с Западом. После христианского восстания в Симабаре 1637 года, сёгунат ограничил прибытие европейских кораблей в Японию, сделав исключение лишь для Протестантской Голландии, которая помогла подавить восстание и обязалась не распространять христианство. Голландцы были вынуждены жить на острове-резервации Дэдзима, с запретом покидать её. Таким образом, на 1641 год японские власти установили режим изоляции Японии от Запада, превратив Нагасаки в единственное «окно» общения с ним.

К середине 19 века Нагасаки был единственным международным портом, в котором власть позволяла вести торговлю с Голландской Ост-Индской компанией и китайскими купцами. Через него в Японию попали такие редкие товары, как кофе, картофель, или женьшень, или такие иностранные игры, как бадминтон или боулинг. Благодаря активной торговле город процветал и был одним из богатейших в Японии, однако после установления правительством в 1715 году лимита на ввоз товаров, экономический рост Нагасаки приостановился. Несмотря на хозяйственный спад, город оставался важным образовательным центром Японии, где изучались иностранные языки и «голландские науки» рангаку, в частности европейская медицина.

С началом 19 века европейские государства вступили в колониальную гонку. Корабли России, Британии, США стали чаще заходить в Нагасаки, требуя от правительства покончить с политикой изоляции. Из-за неспособности противостоять натиску извне и ослабления власти сёгуната внутри страны, в 1859 году местный порт наконец был провозглашен открытым для судов иностранных государств. Это позволило модернизировать Нагасаки. Именно здесь появились первая японская железная дорога, телеграф и англоязычная газета. Европейцы и американцы построили южную часть города в районе Оура. Они помогали антиправительственным силам в Японии и способствовали успеху реставрации Мэйдзи. Благодаря деятельности западных посольств в стране был снят двухсотлетний запрет на христианство, а большая часть жителей Нагасаки, которая тайком от властей исповедовала веру во Христа, смогла открыто вернуться в лоно Церкви.

20 июня 1869 года Нагасаки стал административным центром одноименной префектуры, а 1 апреля 1889 года официально получил статус города. Он постепенно превратился в один из главных очагов японской сталелитейной промышленности и кораблестроения. Достижения Нагасаки были представлены на Международной выставке промышленности и туризма, проведенной в 1934 году.

Вторая Мировая война и ядерная бомбардировка

Нагасаки никогда не подвергалась крупномасштабной бомбардировке до взрыва атомной бомбы. Тем не менее, 1 августа 1945 года там было сброшено несколько фугасных бомб. Часть из этих бомб угодила в верфи и доки юго-западной части города. Несколько попало в сталелитейный и оружейный заводы Мицубиси; шесть бомб — в Медицинскую школу и госпиталь и три из них — прямо в эти здания. В то время как разрушения от этого нападения были относительно невелики, они создали значительное беспокойство в Нагасаки и часть людей, в основном школьники, были эвакуированы в сельские районы, таким образом, к моменту атомной атаки население города сократилось.

С утра 9 августа, примерно в 7:50 по японскому времени, в Нагасаки прозвучала воздушная тревога, отмененная в 8:30. Люди вышли из убежищ. Когда в 10:53 две летающие крепости B-29 (американские бомбардировщики) попали в поле видимости, японцы, предположительно, приняли их за разведывательные и не дали новой тревоги. Тем не менее, множество людей, заметив самолёты, побежали в укрытия, поскольку после бомбардировки 1 августа поверили, что на город готовятся сильные налеты.

Несколько минут спустя, в 11:00 наблюдательный B-29 сбросил на трёх парашютах блок с измерительной аппаратурой, а в 11:02 другой самолет сбросил атомную бомбу «Толстяк». Бомба взорвалась высоко над промышленной долиной Нагасаки, почти на полпути между сталелитейными и оружейными производствами Мицубиси к югу, и торпедным заводом Мицубиси — Ураками к северу, двумя главными целями в городе.

Это была вторая (после Хиросимы) ядерная атака США на Японию и она привела к катастрофическим разрушениям и массовым человеческим жертвам: около 74 000 человек были убиты и около 51 000 зданий были разрушены.

Власть

Мэр

В апреле 2007 года мэр Нагасаки Иттё Ито был застрелен в результате покушения, которое совершил член местной мафии (якудза). Больше никто не пострадал.

<center>

Мэры города Нагасаки
№	На русском	На японском	Начало полномочий	Конец полномочий
1	Масанага Китахара	北原雅長	8 июня 1889	7 июня 1895
2-4	Тораитиро Ёкояма	横山寅一郎	22 июня 1895	21 февраля 1907
5	Нобуёри Китагава	北川信従	16 мая 1907	24 мая 1913
6	Садакити Сусуки	薄定吉	21 августа 1913	18 сентября 1913
7-8	Коити Такасаки	高崎行一	25 декабря 1913	16 января 1922
9	Кан Нисикиори	錦織幹	11 ноября 1922	10 ноября 1926
10	Ко Томинага	富永鴻	23 марта 1927	22 марта 1931
11	Хидэо Кусама	草間秀雄	23 июля 1931	31 марта 1934
12	Коитиро Сасаи	笹井幸一郎	21 мая 1934	20 мая 1938
13	Ёсисукэ Аоки	青木善祐	29 августа 1938	11 марта 1940
14	Дзиро Ино	井野次郎	6 июля 1940	23 мая 1941
15-16	Хисаси Окада	岡田寿吉	22 октября 1941	15 октября 1946
17	Хироси Осаси	大橋博	9 апреля 1947	3 апреля 1951
18-21	Цутому Тагава	田川務	27 апреля 1951	1 мая 1967
22-24	Ёситакэ Моротани	諸谷義武	2 мая 1967	1 мая 1979
25-28	Хитоси Мотосима	本島等	2 мая 1979	1 мая 1995
29-31	Иттё Ито	伊藤一長	2 мая 1995	18 апреля 2007
32-33	Томихиса Тауэ	田上富久	22 апреля 2007	поныне

Демография

В 2004 году население Нагасаки составляло 447 419 жителей на территории в общей сложности 338,72 квадратных километра.

Экономика

Нагасаки — один из индустриальных центров региона Кюсю. Город разделен на 4 экономических района: центральный, Ураками, Сумиёси и Хигаси.

Со второй половины XIX века Нагасаки является крупнейшим центром судостроения Японии. На верфях компании Mitsubishi Heavy Industries — Nagasaki Shipyard & Machinery Works (яп. 三菱重工長崎造船所), основного судостроительного подразделения компании Mitsubishi Heavy Industries, сегодня производятся прежде всего специализированные коммерческие суда, включая суда для перевозки сжиженных природных газов. До окончания Второй мировой войны здесь также производились военные суда.

После Второй мировой войны в Нагасаки получила развитие электротехническая и машиностроительная промышленность. В городе построили заводы, изготовляющие разного рода оборудование — от простых двигателей до первоклассных сложных станков и машин. Ведущую роль в этой области сохраняет за собой компания Mitsubishi Electric.

Другими ветвями промышленности Нагасаки являются пищевая (в том числе рыбоконсервная), металлургическая, текстильная, нефтехимическая, лесопильная промышленность. Вблизи Нагасаки находится каменноугольный бассейн

Ведущим региональным банком является, основанный в 1877 году, The Eighteenth Bank, Limited (18-й государственный банк), располагающий 30 филиалами. Другим значительным региональным банком является Nagasakiginko c 11 филиалами.

Транспорт в Нагасаки включает в себя аэропорт в пригороде Омура, порт, железнодорожную магистраль, электрический трамвай и автобусный терминал. В городе есть и канатная дорога (фуникулёр) на гору Инаса.

Культура

Образование и наука

• Университет Нагасаки

Мероприятия

• Нагасаки Кунти
• Праздник фонарей в Нагасаки

Достопримечательности

Объект	Описание	Объект	Описание
	Место казни японских мучеников — холм Нисидзака, где в 1597 году по приказу японского правителя Тоётоми Хидэёси были казнены 26 христиан — 20 японцев и 6 иностранцев. Считается «Японской Голгофой». На холме воздвигнут памятник в память о распятии христиан.		Музей японских мучеников посвящён истории христианства в Японии. В экспозиции представлены письмо Франциска Ксаверия португальскому королю Жуану III, христианские рукописи и произведения искусства 16 — 19 веков. При музее действует библиотека.
	Церковь Оура является старейшей церковью в неоготическом стиле в Японии. Её построили французские католические миссионеры в 1864 году. Сооружение этого монастыря в Нагасаки возродило христианскую общину города. Церковь является национальным сокровищем Японии.		Собор Ураками — один из символов города Нагасаки. Его строительство продолжалось несколько десятилетий и завершилось в 1925 году. Атомная бомба, сброшенная на христианский квартал Ураками, разрушила собор, но его восстановили в 1959 году.
	Буддистский монастырь Хонрэндзи (本蓮寺) был основан монахами воинственной секты Нитирэн-сю в 1620 году на месте христианского госпиталя св. Лазаря и церкви св. Иоанна Крестителя. Во времена преследования христиан, многие из них погибли во дворе этого монастыря.		Музей «Голландская фактория Дэдзима» создан на месте бывшего искусственного острова Дэдзима, японского «окна в Европу» в XVII—XIX веках. В музее представлены реконструкции зданий торговой фактории голландцев, предметы быта и научные приборы того времени.
	Окулярный мост — меганебаси, построенный в 1634 году над рекой Накасима, является ценным культурным достоянием Японии. Его название происходит от «очков», образующиеся двумя арками моста и их отражением в воде.		Место старого китайского квартала Нагасаки, так называемые китайские усадьбы. Они были возведены японским правительством в 1689 году для централизации торговли с Китаем и борьбы с китайской контрабандой.
	Музей истории и культуры Нагасаки посвящённый теме международных контактов Японии с миром, японскому христианству и периоду изоляции XVII−XIX веков. Здание музея находится на месте средневековой усадьбы государственного урядника Нагасаки. Эта усадьба полностью реконструирована в залах музея.		Синтоистское святилище Сува-дзиндзя (諏訪神社) было основано в 1625 году на месте ликвидированных японскими христианами святилищ Сува, Сумиёси и Моридзаки. В нём почитают божество моря. При святилище проводят общегородской праздник Нагасаки кунти.
	Монастырь Софукудзи (崇福寺) — один из четырёх буддийских «монастырей счастья» Нагасаки. Построен в 1629 году южнокитайскими монахами. Красные «ворота дракона» и «казна героев» монастыря в числе национальных сокровищ Японии.		Монастырь Фукусайдзи (福済寺) — один из четырёх буддийских «монастырей счастья» Нагасаки. Построенный в 1628 году китайскими монахами секты дзэн. Белая статуя бодхисаттвы Каннон была возведена в 1971 году в память о погибших в атомной бомбардировке Нагасаки.
	Монастырь Сёфукудзи (聖福寺) — один из четырёх буддийских «монастырей счастья» Нагасаки. Построенный в 1677 году китайскими монахами секты дзэн в танском стиле. Монастырь знаменит крупнейшим колоколом в городе.		Монастырь Кофукудзи (興福寺) — один из четырёх буддийских «монастырей счастья» Нагасаки. Построен в 1624 году китайскими монахами во времена гонения на христиан в доказательство того, что китайская община является буддистской.
	Сад Гловера — горный парк, с которого открывается великолепная панорама залива Нагасаки. Расположен на территории бывшей «резервации для иностранцев», в нём сохранилось немало ценных архитектурных достояний западного стиля 2-й половины XIX века.		Мавзолей Конфуция — единственный в Японии монастырь Конфуция, построен китайцами в 1893 году. На территории мавзолея находится музей китайских древностей.
	Древнее святилище Санно дзиндзя известно своими воротами, которые были разрушены взрывом атомной бомбы 1945 года. Сегодня от них осталась лишь одна колонна — напоминание об ужасах войны.		Парк мира Нагасаки — мемориальный комплекс в северной части города, посвящённый жертвам атомной бомбардировки 9 августа 1945 года. Символом парка является скульптура молитвы за мир, созданная художником Китамура Сейба.
	Музей атомной бомбы подробно знакомит посетителей с трагедией города 9 августа 1945 года. В экспозиционных залах использовано более 900 фотографий, фильмов, вещей пострадавших от бомбардировки. Основная тема музея — ядерное разоружение.		Эпицентр взрыва атомной бомбы в Нагасаки превращён в небольшой парк, в середине которого стоит полуразрушенная колонна собора Ураками. Перенесенная сюда из обломков собора, находившегося в 500 м от центра взрыва, она является символом христианской молитвы за мир.

• Церкви и христианские постройки в городе Нагасаки входят в Список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО в Японии (предварительный, 2007).

Музеи

• Мемориальный зал памяти жертв атомной бомбардировки Нагасаки
• Мемориальный музей Зибольда
• Литературный музей имени Сюсаку Эндо
• Исторический музей — Верфь Нагасаки

Парки

• Субтропический ботанический парк

Региональная кухня

• Кастелла — бисквит, появившейся в Нагасаки благодаря португальским торговцам в XVI веке. Сегодня самый популярный бисквит в Японии.
• Тямпон и Сара удон, виды традиционной лапши.

Города-побратимы

Внутри страны

• Хиросима, Япония

За рубежом

• Благоевград, Болгария
• Сент-Пол, Миннесота, США (1955)
• Сантус, Бразилия (1972)
• Порту, Португалия (1978)
• Мидделбург, Нидерланды (1978)
• Фучжоу, Китай (1980)
• Во-сюр-Ор, Франция (2005)

Напишите отзыв о статье "Нагасаки"

Примечания

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Нагасаки
• [www.city.nagasaki.lg.jp Официальный сайт] (яп.)

Отрывок, характеризующий Нагасаки

Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.