Нагатино (Москва)
Нагатино | |
Деревня Нагатино на карте 1818 года | |
История | |
---|---|
Первое упоминание | |
В составе Москвы с | |
Статус на момент включения |
деревня |
Другие названия |
Ногатинское, Ногатино |
Расположение | |
Округа | |
Районы | |
Станции метро | |
Координаты |
55°41′30″ с. ш. 37°42′05″ в. д. / 55.69167° с. ш. 37.70139° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.69167&mlon=37.70139&zoom=18 (O)] (Я) |
Нага́тино — бывшая деревня, вошедшая в состав Москвы при её расширении в 1960 году. Находилась на правом берегу Москвы-реки, в районе современных Нагатинской набережной, Кленового бульвара, Якорной и Судостроительной улиц.
Содержание
Происхождение названия
Существует несколько версий происхождения названия, но ни одна из них не считается достоверной:[1]
- По мнению некоторых исследователей оно происходит от словосочетания «на гати», что означает на болотистом, топком месте, укреплённом брёвнами и засыпанном землей, однако образование названий в такой форме науке неизвестно, к тому же первоначально деревня называлась Ногатинское, Ногатино.
- Ногатами в IX—XI веках на Руси называли разрубленные на четыре части или пополам арабские серебряные дирхамы, возможно, здесь был мыт — пункт сбора пошлин, однако к первому упоминанию деревни ногаты уже не использовались.
- Есть предположение, что название произошло от имени владельца, однако такого имени или прозвища также не обнаружено.
- Название связывают с древнерусским словом «ногатица» (горница — комната на верху), но подтвердить это пока не удалось.
История
Первые упоминания
Впервые Нагатино упоминается в 1336 году в духовной грамоте московского князя Ивана Калиты, в которой говорится, что он передал поселение своему младшему сыну Андрею[2]. В 1353 году князь Андрей Иванович оставил село в наследство сыну Владимиру, сподвижнику Дмитрия Донского и герою Куликовской битвы.
Нагатино в XV—XVIII веках
В начале XV века Владимир завещал «его со всеми луги и деревнями» своей жене Елене Ольгердовне в опричное владение, особо оговорив:
А дети мои в … матери своей удел не въезжают. |
Начиная с Елены Ольгердовны, Нагатиным владели три поколения серпуховских княгинь: она сама, Василиса — вдова её сына Семёна Серпуховского и внучка Мария Ярославна. Последняя вышла замуж за московского князя Василия Тёмного, и село вновь попало в руки московских князей. В завещании княгини Елены Ольгердовны упоминается о неких «городских ногатинцев с пошлинами», возможно, они были лоцманами или судостроителями[3].
По переписи 1646 года в «деревне, что было сельцо Нагатинское у Нагатинского озера» числились 21 двор и 42 души мужского пола[4]. В конце XVII века в деревне значилось 16 дворов и 106 душ мужского пола. В XVIII веке сюда начался приток старообрядческого населения[3].
Осенью 1694 года Нагатино стало одним из центров «Кожуховского похода» Петра I. Здесь располагался укреплённый лагерь, а на противоположном берегу Москвы-реки, в Кожухове находилась земляная крепость, которую защищали стрельцы. Лагерь был окружён рвом:
Ров, окружающий лагерь, был в сажень ширины и глубины, вал, построенный с изрядными воеводами по правилам инженерной науки, установили рогатками. |
Укрепления были устроены после того, как вышедшая 26 сентября из села Семёновское армия под руководством Ф. Ю. Ромодановского, несмотря на разведённый Ногатинский мост смогла переправиться на этот берег[3]
В 1797 году Павел I издал указ, по которому Нагатино и другие дворцовые сёла и деревни были переданы в ведение Департамента уделов. Для управления удельными крестьянами был создан Коломенский приказ с центром в Нагатине. В 1811 году приказу подчинялись 28 селений[5].
В 1816 году в деревне проживали 57 семей, 161 мужчина, 214 женщин, в 1850 году — 306 мужчин и 342 женщины[6][7].
Основным занятием крестьян деревни Нагатино было сельское хозяйство. Москва-река тогда имела другое русло, недалеко от деревни она меняла своё направление с северо-восточного на юго-восточное и южное. По всему правому берегу тянулась широкая полоса заливных лугов[3].
В 1763 году часть земель передали крестьянам за определённый, в основном, денежный оброк, на которых они высаживали капусту, огурцы и продавали их в Москве[8].
Нагатино в XIX—XX веках
После реформы 1861 года крестьяне деревни Нагатино получили свободу в 1864 году, однако им было запрещено ловить рыбу в Москве-реке и Нагатинском озере, а за полученную землю они обязаны были платить 2 года по 4 руб. 7 коп. в год в Удельное ведомство, а затем 49 лет в казну[9].
Нагатино в это время стало центром административной Нагатинской волости. По переписи 1869 года в деревне проживали 304 мужчины и 333 женщины. По данным 1876 года здесь числятся 116 хозяйств, волостного правления, 1 трактир, 3 овощных лавки. Вместо ржи и овёса высаживался только картофелем, который практически весь шёл на продажу[10][11].
Почти все крестьянские хозяйства имели лошадей, 63,4 % — коров. Почти половина семей занималась промыслами: мужчины зимой возили лёд, снег, песок, женщины наматывали хлопчатобумажные нити на катушки[12][13].
До реформы 1861 года в деревне находилось удельное училище, затем дети крестьян учились в двух училищах села Коломенское[14]. В 1899 году грамотных и учащихся в деревне было 219 человек (при числе жителей 733 чел.)[15].
В XIX веке в Нагатинском затоне был построен судостроительный завод, и с юга к деревне стала пристраиваться заводская слобода.
После Октябрьской революции крестьяне объединились в колхоз «Огородный гигант». Заводская слобода развивалась, а затем была преобразована в рабочий посёлок.
В составе Москвы
В 1960 году деревня вошла в состав Москвы при её расширении. Близлежащая территория была отнесена к Пролетарскому району Москвы[16].
После административной реформы 1991 года территория, где ранее располагалась деревня, вошла в район Нагатинский затон.
Напишите отзыв о статье "Нагатино (Москва)"
Примечания
- ↑ Варенов А. Б. Нагатино // История сёл и деревень Подмосковья XIV-XX вв. — М., 1992. — С. 77-78.
- ↑ Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. — М.; Л., 1950. — С. 8, 9.
- ↑ 1 2 3 4 Варёнов А. Б. Указ. соч. — С. 78-79.
- ↑ РГАДА, ф. 1209, оп. 1, д. 9809, л. 425 об.-426
- ↑ ЦИАМ, ф. 51, оп. 8, д. 34
- ↑ Нистрем К. Указатель селений и жителей уездов Московской губернии. — М., 1852. — С. 946.
- ↑ Лукина М. И. К проблеме изучения старообрядчества на территории древней дворцовой Коломенской волости // Коломенское. Материалы и исследования. — М., 1995. — Вып. 6. — С. 74.
- ↑ Новикова Н. В. Коломенская волость и крестьянское хозяйство в XVIII веке // Коломенское. Материалы и исследования. — М., 1991. — Вып. 1. — С. 49-51.
- ↑ ЦИАМ, ф. 66, оп. 3, д. 2270, л. 1-3
- ↑ Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяйственной статистики. — М., 1877. — Т. 1. — С. 34-35.
- ↑ Афанасьев В. П. Описание Московского уезда с указанием в оном станов, волостей, урядов и селений. — М., 1884. — С. 55.
- ↑ Сборник статистических сведений. — М., 1882. — Т. 7. — С. 291.
- ↑ Московская губерния по местному обследованию 1898-1900 гг. — С. 61.
- ↑ Огородников Е. К. Московская губерния. Список населённых мест по сведениям 1859 года. — СПб., 1862. — С. 21.
- ↑ Московская губерния по местному обследованию 1898-1900 гг. — С. 58.
- ↑ [moskva-oc.narod.ru/history/del3.htm Схема территориального деления Москвы в 1960 году]. Проверено 2 декабря 2011. [www.webcitation.org/65J1Nj7gl Архивировано из первоисточника 8 февраля 2012].
Литература
- Аверьянов К. А. История московских районов: Энциклопедия. — М.: Астрель, АСТ, 2008. — С. 830. — ISBN 978-5-17-029169-4.
Отрывок, характеризующий Нагатино (Москва)
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.