Наградные часы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Наградные часы — разновидность уставного (ценный подарок)[1] и неуставного поощрения военнослужащих, зачастую младшего офицерского состава (начиная с младшего лейтенанта).

Чаще всего, наручными часами награждались те из командиров и специалистов, которые в ходе выполнения боевых задач продемонстрировали выдающуюся пунктуальность, которая повлияла на исход войсковой операции, либо с запасом вложились в установленный временной норматив при выполнении учебных задач (например, в ходе крупных общевойсковых учений). Будучи неформальной наградой, практиковалось награждение наручными часами и за другие выдающиеся поступки, не вкладывающиеся в привычные рамки написания представлений к формальным наградам — орденам и медалям. Другими словами, наградные часы занимают промежуточное место в иерархии военных наград, между занесёнными уставными поощрениями непосредственного и прямого начальства и государственными наградами. Существовала негласная практика награждения часами «Вымпел» всех Героев Советского Союза. Кроме военнослужащих, наградными часами поощрялись сотрудники милиции, должностные лица и партийные функционеры, и (реже) простые трудящиеся. В большинстве своём традиция, несмотря на свой неформальный характер, проходила в виде церемонии с торжественным построением всей части (корабля, учреждения, или трудового коллектива), и выходом из строя награждаемого, однако, редких случаях, в порядке иронии, часы дешёвых наименований с определённой помпой дарились непунктуальным людям, чтобы те попросту не опаздывали.





Традиция награждения часами

Первоначально традиция награждения часами берёт своё начало от эпохи Позднего Средневековья. Изначально данная традиция имела характер межгосударственных сношений, и жалование часами производилось в соответствии с положениями тогдашнего дипломатического протокола. Согласно статье Ирины Загородней, опубликованной в журнале «Родина», настольные и карманные часы как драгоценные раритеты нередко входили в состав дипломатических даров, которыми обменивались правители и которые подносились государям иностранными дипломатами и купцами. Если судить по сохранившимся документам из архива бывшего Посольского и Казённого приказов, в тогдашней Европе часы считались подарком вполне достойным величия московских государей. В составе правительственных посылок и личных подношений дипломатов они соседствовали с произведениями известных европейских ювелиров и златокузнецов из ценных металлов, полудрагоценных камней и редких натуральных материалов, с драгоценными тканями, ювелирными украшениями, предметами мебели, богато украшенными сёдлами, конской сбруей и каретами, украшенным оружием. Самое раннее известное в настоящее время упоминание о портативных часах на пружинном ходу содержится в документах из архива бывшего Посольского приказа. Послы шведского короля Густава поднесли царю Ивану Грозному в 1557 году золочёный кубок с часами в крышке[2].

Дорогие часы петербургской фабрики Павла Буре использовались в качестве наградного материала как в дореволюционный период истории России, так и в первые десятилетия существования советской власти

Отдельные упоминания о награждении не августейших особ часами в России встречаются ещё в XIX веке, в Российской империи. Однако данное явление имело весьма узкий, причём невоенный характер — часы являлись предметом роскоши и награждались ими лишь высокопоставленные статские и придворные чиновники. Награждение производилось часами от поставщика императорского двора Павла Буре лично императором. Наградные часы представляли собой карманные часы на цепочке с российским гербом, который мог быть инкрустирован бриллиантами[3]. Такие подарки, носили, как правило, частный характер, хотя формальности были соблюдены, и запись о пожаловании шла в послужной список с указанием, за что было произведено награждение. Серебряные и золотые карманные часы с цепочками и без, и другие «обычные подарки» жаловались поварам, певчим, лакеям и так далее, то есть говорить о какой-либо сложившейся в то время военной традиции нельзя, даже несмотря на количество награждений (а за 14 лет царствования императора Александра III было пожаловано 3477 часов с государственным гербом на сумму 277 тыс. руб.[4]). Более устоявшийся характер в военной среде, данный обычай приобрёл к началу XX века в отдельных войсковых соединениях. Так, золотые или серебряные наградные часы «За отличную стрельбу» были не редкостью для сибирских стрелков, и их получение входило в обязательную программу службы для каждого уважающего себя кадрового унтер-офицера[5].

Как отмечает историк ювелирного искусстива Валентин Скурлов, Временное правительство оставило наградную систему без кардинальных изменений. В мае 1917 года была исполнена партия часов с новым двуглавым орлом — без корон, по эскизу художника И. Я. Билибина[4].

Награждения красноармейцев, краснофлотцев, красногвардейцев и конармейцев приобрели массовый характер в Гражданскую войну. Тогда ещё не существовало однородной наградной системы и установленных общеизвестных правил награждения[Прим. 1] — отличившиеся бойцы и командиры награждались всем подряд, что имело хоть-какую либо минимальную фалеристическую или практическую бытовую ценность, как-то: Почётным революционным оружием — именными шашками, саблями, пистолетами и револьверами, красными революционными шароварами[6], портсигарами с дарственными надписями, патефонами, кожаными куртками, сапогами, комплектом обмундирования, нательным бельем и т. д[7]. Награждение часами было широко распространённой формой поощрения, в первую очередь, благодаря тому, что в процедурном плане данная награда была самой простой из всех возможных форм награждения и не требовала специальных разрешений — экспроприированные в больших количествах золотые часы дарились всем подряд. Командир революционной части или соединения мог прямо на построении вытащить из своего кармана дорогие часы и наградить ими кого-либо из отличившихся подчинённых. Лидеры Белого движения тоже не стояли в стороне, так, генерал Лавр Корнилов награждал своих подчинённых именными часами «За меткую стрельбу по большевикам».

В дальнейшем это обстоятельство — отсутствие бумажной волокиты при осуществлении награждения — сыграло роль как в предвоенные годы в РККА, так и годы развитого социализма в Советской армии. На награждаемого не требовалось составлять представление от имени сослуживцев, заверенное подписью непосредственного начальника, заполнять наградной лист и отправлять его на рассмотрение в Москву, а затем ждать утвердительного или отрицательного ответа на него, — достаточно было простой командирской инициативы без соблюдения каких-либо формальностей, за что данная форма поощрения была особенно популярна в войсках. В первый год существования Красной армии целым ротам и даже батальонам раздавались часы, пистолеты немецкого и английского производства, японские карабины, австрийские палаши, обувь и кожаные куртки, а лётчикам Сапожникову и Межераупу были даже подарены трофейные самолёты[8].

Несмотря на то, что подаренные в качестве революционной награды предметы роскоши не могли быть повторно экспроприированы (было немыслимым, чтобы часы, подаренные, к примеру, командованием Первой конной, были конфискованы под предлогом борьбы с пережитками царского режима), однако их владельцы — награждённые лица — очень часто сами расставались со своими золотыми часами в обмен на дефицитные продукты питания, одежду и т. д. Особым шиком считалось сдать свои золотые наградные часы на прокорм голодающих (так поступил, к примеру, комкор В. М. Примаков). Запасы наградного материала были поистине колоссальными, и даже в 1930-х гг. передовиков всех специальностей награждали часами на цепочке — остатками кабинетских запасов от Павла Буре[4].

Традиция награждения часами командных кадров Рабоче-крестьянской Красной армии получила широкое распространение и в годы Великой Отечественной войны. Помимо награждения собственно наручными часами известны случаи награждения и карманными механическими часами на цепочке.

Поощрения, применяемые к солдатам, матросам, сержантам и старшинам

22. К солдатам, матросам, сержантам и старшинам применяются следующие поощрения:

г) награждение грамотами, ценными подарками или деньгами;

— Глава 2 Поощрения, ДУ ВС СССР

Часы относились к ценным подаркам, и в соответствии с ДУ ВС СССР могли вручаться всем категориям военнослужащих ВС СССР, а в соответствии с КЗОТ СССР — всем рабочим и служащим в СССР.

В гражданских структурах

Вне армии, в гражданских структурах, часами награждали за выполнение производственного плана быстрее установленных календарных сроков (сродни известному лозунгу «Пятилетку за четыре года»). Так, среди прочих случаев, можно упомянуть награждение заместителя начальника комбината «Тагил-тяжстрой» Эдуарда Росселя наручными часами из рук первого секретаря Свердловского обкома КПСС Б. Н. Ельцина, за сдачу в эксплуатацию прокатного стана на неделю раньше запланированного срока, ко дню рождения Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева в 1977 г[9]. Стандартной фабулой к такого рода награждениям были следующие слова: «За хорошие показатели в работе, достигнутые в результате социалистического соревнования».

В советской милиции наградные часы подчас являлись единственной наградой за десятилетия службы. Это достаточно лаконично выражено словами писателя Андрея Константинова о типичной милицейской биографии сотрудника уголовного розыска[10]:

Имел ранение, наградные часы от начальника ГУВД и язву желудка.

В годы торговли орденами

Как установил доктор исторических наук Виктор Исаев в ходе расследования массовых случаев наградного жульничества, в начале 1990-х гг. можно было прикупить почётную грамоту «от главы государства» за 3 тыс. долларов, а наградные часы — за 5 тысяч. Среди обладателей фальшивых орденов, медалей и других незаслуженных наград, в том числе и часов, были замечены некоторые депутаты Госдумы, генеральные директора крупных промышленных предприятий и прочие высокопоставленные лица[11].

Примеры наградных часов


См. также

Напишите отзыв о статье "Наградные часы"

Примечания

  1. Первый советский знак боевого отличия — орден Красного Знамени РСФСР был учреждён в сентябре 1918 г. в целях поощрения отдельных бойцов и командиров Красной Армии за их героические подвиги на фронтах гражданской войны.

Источники

  1. Глава 2 Поощрения, ДУ ВС СССР
  2. Загородняя И. [www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1407&n=78 Часы в дипломатических подарках] // Правительство Российской Федерации и Администрация Президента Родина : Журнал. — М.: Изд-во газеты «Правда», 2004. — № 11. — С. 73-78. Тираж — 20 тыс. экз. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0235-7089&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0235-7089]. [archive.is/x4cZ3 Архивировано] из первоисточника 27 января 2013.
  3. Переятенец В. И. Часы // Русский антиквариат / Редакторы: Н. Ю. Смирнова, Н. Н. Атаманенко. — СПб.: Изд-во «Паритет», 2003. — 336 с. — 4 тыс, экз. — ISBN 5-93437-145-2.
  4. 1 2 3 Скурлов В. [skurlov.blogspot.com/2009/11/blog-post_02.html Подарок от Императора] (HTML). Archive. Архив Валентина Скурлова (2 ноября 2009). Проверено 11 мая 2012. [www.webcitation.org/6ApCnO1Do Архивировано из первоисточника 20 сентября 2012].
  5. Гущин А. В. [history.nsc.ru/publ/1/html/gushin.htm Восточно-сибирские стрелки в Русско-японской войне 1904-1905 гг.] // Институт истории РАНИОН Исторический ежегодник : Научное издание. — Новосибирск: РИПЭЛ, 2008.
  6. [www.belygorod.ru/img2/RusArmy/1862/Used/mTurkestanLineynBatalonyRGB.jpg Походная форма рядового Туркестанских линейных батальонов, в знаменитых Красных революционных шароварах.]
  7. Зайцев Б. П., Мигаль Б. К. [universitates.univer.kharkov.ua/arhiv/2006_4/zajcev/zajcev.html Из истории советских наград (1918–1925 гг.)] (HTML). Статья. Наука и просвещение (научно-популярный журнал) (2006 — № 4). Проверено 11 мая 2012. [www.webcitation.org/6ApCnxerH Архивировано из первоисточника 20 сентября 2012].
  8. Пронин А. [kommersant.ru/doc/24349?stamp=634720976004710717 Прибавка к ордену: «Наградить красными революционными шароварами!»] // Коммерсантъ Деньги : Еженедельный журнал. — М.: ИД «Коммерсантъ», 2000. — № 18 (271).
  9. Зенькович Н. А. Эдуард Россель // [books.google.co.uk/books?id=NIfXnsB9hLcC&printsec=frontcover Губернаторы новой России. Энциклопедия карьер]. — М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. — С. 397. — 592 с. — (Элита). — ISBN 978-5-373-00599-9.
  10. Константинов А. Часть вторая // Мент. — СПб.: ИД «Нева», 2000. — С. 306. — 477 с. — (Русский проект). — ISBN 5-76540-858-3.
  11. Исаев В. [www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1452&n=80 Как поймали самозванца] // Родина : Журнал. — М.: Изд-во газеты «Правда», 2005. — № 1. — С. 48. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0235-7089&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0235-7089]. [archive.is/cARD Архивировано] из первоисточника 13 сентября 2012.

Отрывок, характеризующий Наградные часы

Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211