Награды НБА

В Национальной баскетбольной ассоциации (НБА) существует 12 ежегодных наград для чествования команд и игроков за их вклад. Высшей наградой за победу в чемпионате является Кубок Ларри О’Брайена. Впервые кубок был представлен в 1978 году, вручается ежегодно победителю Финальных игр НБА.

Чемпионский трофей НБА впервые был присужден после первого Финала НБА в 1947 году. В 1964 году он был назван в честь первоначального владельца Бостон Селтикс Уолтера А. Брауна, который сыграл роль в объединении Баскетбольной ассоциации Америки и Национальной баскетбольной лигой в НБА в 1949 году. Кубок Уолтера А. Брауна вручали чемпиону НБА до 1978 года, когда впервые был представлен новый дизайн трофея хотя сохранил название кубка в честь Уолтера А. Брауна. В 1984 году трофей был переименован в честь бывшего комиссара НБА Ларри О’Брайена, занимавшего эту должность с 1975 по 1983 годы.

Первыми индивидуальными наградами в НБА были Самый ценный игрок Матча всех звёзд НБА и Новичок года, которые появились в 1953 голу. Впервые в 1956 году вручили награду MVP — самому ценному игроку по итогом регулярного сезона. Впервые в 1969 году была представлена индивидуальная награда за игры в финале − Самый ценный игрок финала НБА. Титул менеджер года − единственная награда, которую не представляет НБА. Её ежегодно присуждает журнал Sporting News, хотя награда признается НБА.

Командные награды

Фото	Награда	Дата создания	Описание	Текущий владелец	примечание
	Кубок Ларри О’Брайена	1978	Награждают победителей Плей-офф НБА.	Сан-Антонио Спёрс
	Кубок Уолтера А. Брауна	1947	Кубком награждали победителей Плей-офф НБА, заменен на Кубок Ларри О’Брайена .	Нет, заменен в 1977

Индивидуальные награды

Награда	Дата создания	Описание	Текущий владелец (команда)	Примечание
Самый ценный игрок Матча всех звёзд НБА	1953	Награждается самый ценный игрок Матча всех звёзд по результатам голосования представителей прессы.	Рассел Уэстбрук
Новичок года НБА (Кубок Эдди Готлиба)	1953	Награждается лучший Новичок года НБА по результатам регулярного сезона, определяется по итогам голосования спортивных журналистов, каждый из которых называет трёх лучших игроков.	Майкл Картер-Уильямс (Филадельфия 76)
Самый ценный игрок (Кубок Мориса Подолоффа)	1956	Награждается лучший игрок регулярного сезона НБА, определяется по итогам голосования спортивных журналистов, каждый из которых называет трёх лучших игроков.	Кевин Дюрант (Оклахома-Сити Тандер)
Тренер года НБА (Кубок Рэда Ауербаха)	1963	Награждается лучший тренер по результатам регулярного сезона НБА, определяется по итогам голосования спортивных журналистов, каждый из которых называет трёх лучших тренеров.	Грегг Попович (Сан-Антонио Спёрс)
Самый ценный игрок Финала НБА (Кубок Билла Рассела)	1969	Награждается самый лучший игрок финальных игр НБА, определяется голосованием.[a]	Кауай Леонард (Сан-Антонио Спёрс)
Менеджер года НБА	1973	Титул «Менеджер года Национальной баскетбольной ассоциации» ежегодно присуждается лучшему менеджеру по итогам регулярного сезона. Определяется голосованием среди 30 менеджеров команд.	Роберт Бьюфорд (Сан-Антонио Спёрс)
Приз имени Дж. Уолтера Кеннеди	1975	Вручается ежегодно Ассоциацией профессиональных баскетбольных писателей (англ. Professional Basketball Writers Association ) игроку или тренеру, проявившему себя в общественной и благотворительной деятельности по итогам регулярного сезона.	Луол Денг (Чикаго Буллз)
Лучший оборонительный игрок НБА	1984	Лучший оборонительный игрок Национальной баскетбольной ассоциации определяется голосованием 125 спортивных журналистов, каждый из которых называет трёх лучших игроков.	Джоаким Ноа (Чикаго Буллз)
Лучший шестой игрок	1984	Наградой «Лучший шестой игрок», отмечают лучшего запасного в НБА. Определяется по итогам голосования спортивных журналистов, каждый из которых называет трёх лучших игроков.	Джамал Кроуфорд (Лос-Анджелес Клипперс)
Самый прогрессирующий игрок НБА	1986	Приз игроку НБА, достигшему максимального прогресса в течение регулярного сезона, вручается с сезона 1985-86. Спортивные журналисты из США и Канады голосуют за трёх лучших игроков из списка. За первое место начисляется 5 очков, за второе 3, а за третье — 1. Баскетболист, набравший наибольшее количество баллов по итогам голосования, признается самым прогрессирующим игроком сезона.	Горан Драгич (Финикс Санз)
Приз за спортивное поведение (Джо Думарс троффи)	1996	Ежегодный приз игроку НБА, демонстрирующему в течение регулярного сезона максимально корректное поведение на площадке, олицетворяя принцип «fair play» и демонстрируя идеалы в спорте.	Майк Конли младший (Мемфис Гриззлис)

Сборные

Награда	Год создания	Описание	Ссылка
Сборная всех звёзд	1947	Символическая команда, составленная из лучших игроков Национальной баскетбольной ассоциации по итогам регулярного сезона. Состав сборной определяется голосованием спортивных журналистов и комментаторов в США и Канаде.
Сборная новичков	1963	Символическая команда, составленная тренерами ассоциации из лучших новичков сезона Национальной баскетбольной ассоциации.
Сборная всех звёзд защиты	1969	Символическая команда, составленная из лучших обороняющихся игроков Национальной баскетбольной ассоциации по итогам регулярного сезона. Состав сборной определяется голосованием тренеров команд.

Ссылки

• [www.basketball-reference.com/awards/ Awards and Honors Index]. basketball-reference.com. Sports Reference LLC. Проверено 11 августа 2008. [www.webcitation.org/66PpdcfIm Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Награды НБА

– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.