Надкалиберные боеприпасы

Надкалиберные боеприпасы — боеприпасы, имеющие диаметр активной части больше калибра орудия, что увеличивает мощность снаряда. Наиболее часто применяется для стрельбы гранатами с использованием стрелкового оружия. Применялся также для усиления противотанковых пушек во время Второй мировой войны.

Надкалиберные боеприпасы — первое применение в России

Надкалиберные боеприпасы изобрел и применил первым в России во время Русско-японской войны при обороне Порт-Артура выпускник Михайловской артиллерийской академии тогда ещё штабс-капитан Леонид Николаевич Гобято. Там же японский полковник Амазава (Amazawa) заново изобрёл и применил винтовочные гранаты. В ходе боевых действий выявилась необходимость применения навесного огня для поражения живой силы и огневых средств японцев в близко расположенных траншеях, лощинах, оврагах. Мичман С. Н. Власьев предложил использовать с этой целью мину для стрельбы из 47-мм мортирной пушки. Л. Н. Гобято возглавил работы по созданию «минных мортир», изобрёл надкалиберную мину со стабилизатором, в качестве метательных аппаратов для которой использовались стволы 47-мм морских орудий, установленных на колёсных лафетах, или металлические трубы, крепившиеся к деревянным колодам. Конструкция была примитивна: конус со взрывчатым веществом, деревянный стержень и жестяные стабилизаторы. Однако это был дебют нового, дешёвого и эффективного оружия.

Надкалиберные боеприпасы разных лет

Для немецкой противотанковой пушки Pak 35/36 использовались надкалиберные кумулятивные боеприпасы с предельной дальностью стрельбы около 300 м.

В 1933 г. в германские войска начало поступать тяжелое пехотное орудие 15 cm SIG 33. Это тяжелое пехотное орудие могло действовать и как сверхтяжелый миномет. Для этого в 1941 г. был разработан надкалиберный снаряд (мина) весом 90 кг, содержащий 54 кг аммотола. Для сравнения: мина Ф-364 советского 240-мм миномёта 'Тюльпан' содержит 31,9 кг ВВ. Но в отличие от миномета тяжелое пехотное орудие могло стрелять надкалиберным снарядом и прямой наводкой по ДОТам, домам и другим целям. В ходе войны SIG 33 легко разрушало полевые фортификационные сооружения противника. Его фугасные снаряды легко проникали под укрытия толщиной до трех метров из земли и бревен.

Данные надкалиберного снаряда (гранаты) SIG 33:

Длина полная, мм: 1656

Диаметр надкалиберной части, мм: 300

Расстояние от оси снаряда до края стабилизатора, мм: 600

Вес ВВ (литого аммотола), кг: 54-56

Вес всего снаряда, кг: 90

Число стабилизаторов: 3

Вес заряда, г:

нитроглицеринового пороха: 760

дигликолевого пороха: 880

Дальность стрельбы, м: до 1000

Начальная скорость, м/с: 105

Взрыватель: Wgr.Z.36 головной мгновенного действия

Стабилизатор: из трех плоскостей (перьев) и полый хвостовой стержень

Самое маленькое в мире ядерное орудие, Davy Crockett созданное в США в 1961 г. и названное в честь Дэви Крокетта (Davy Crockett), тоже имело надкалиберные боеприпасы. В его основе лежало примитивное безоткатное орудие, стрелявшее снарядами на основе ядерного заряда W-54. Безоткатная компоновка значительно снижает дальнобойность, зато позволяет почти полностью избавиться от отдачи, благодаря чему орудие оказывается более устойчивым, скоростным и простым в применении. Снаряды для Davy Crockett больше всего напоминали продолговатую дыню с небольшими стабилизаторами. При весе в 34 кг и размерах 78х28 см они слишком велики для того, чтобы поместиться внутри мобильных безоткатных пушек. Поэтому их крепили на конце металлического стержня, уходящего внутрь ствола. 100-мм безоткатное орудие позволяло забросить такой снаряд на 1,5 км, а более мощный 150-мм вариант — почти на 4 км. Система легко устанавливалась на любом подвижном шасси, в том числе и на армейском джипе. При необходимости экипаж мог быстро демонтировать пушку с машины и поставить её на обыкновенную треногу.

Советским ответом на Davy Crockett стал комплекс двух 230-мм безоткатных орудий «Резеда» на шасси БТР-60ПА. Стрельба велась неуправляемым надкалиберным твердотопливным реактивным снарядом 9М-24. Диаметр боевой части снаряда составлял 360-мм при общей длине снаряда 2,3 метра. Вес всего снаряда 9М-24 — 150 кг, вес боевой части — 90 кг. Максимальная дальность стрельбы — 6 км, минимальная — 2 км. КВО — 200 м. Однако проект по неизвестным причинам был прекращён.

В 1955 году в СССР начались испытания ракет 3Р-2 «2К4 Филин», первых отечественных тактических твердотопливных ракет-носителей ядерных боеголовок. 3Р-1 «Марс» и 3Р-2 «Филин» были разработаны в НИИ-1 ГКОТ, современное название — Московский институт теплотехники (МИТ). Главным конструктором ракет был Н. П. Мазуров. Надкалиберная головная часть ракеты оснащалась спецзарядом.

Калибр (диаметр корпуса): 612 мм,

Калибр ядерной боевой части: 850 мм.

Стабилизация ракеты в полете производилась с помощью крыльевых стабилизаторов и вращением (для компенсации эксцентриситета двигателя). Первоначальное проворачивание ракете придавала сама направляющая. К продольной балке направляющей прикреплен винтовой ведущий полоз Т-образного сечения, по которому при старте ракеты движется её штифт.

Часто надкалиберные боеприпасы используют противотанковые гранатомёты, что позволяет применять больший заряд взрывчатого вещества, а также, учитывая специфику применения оружия, позволяет обеспечить необходимый диаметр боеприпасов для использования кумулятивной боевой части.

Недостатки

Надкалиберные боеприпасы практически исключают возможность заряжания с казённой части, а также делают затруднительным повышение скорострельности в т.ч. через автоматизацию стрельбы. Хранение и транспортировка надкалиберных боеприпасов осложнена непропорциональностью их геометрической формы.

Ссылки

www.computerra.ru/own/417130/

Отрывок, характеризующий Надкалиберные боеприпасы

– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.