Надольный, Рудольф

Рудольф Надольный

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Рудольф Надо́льный (нем. Rudolf Nadolny; 12 июля 1873, Грос-Штюрлак, Восточная Пруссия — 18 мая 1953, Дюссельдорф) — немецкий дипломат.

Биография

Рудольф Нагорный — сын помещика Августа Надольного и его супруги Агнессы, урождённой Тринкер. Получив аттестат зрелости в 1892 году, поступил на службу в 1-й гренадерский полк имени короля Фридриха Вильгельма I в Растенбурге. Впоследствии изучал юриспруденцию в Кёнигсбергском университете. Сдав экзамен на юриста, осенью 1896 года поступил на работу референдарием в участковый суд Рейна. Летом 1901 года Надольный сдал экзамен на звание асессора и был назначен судьёй в Кёнигсберге. В апреле 1902 года перешёл на службу в министерство иностранных дел в Берлине. Дипломатическая карьера Надольного началась в 1903 году с должности вице-консула в генеральном консульстве Германии в Санкт-Петербурге. В 1905 году Рудольф Надольный женился на Энни Маттисен. У супругов родилось трое детей: Буркхард, Урсула и Анорта. В 1907 году Надольный вернулся в МИД, где работал в звании советника в области внешней торговли. В 1912—1914 годах Надольный выполнял дипломатические миссии в Персии, Боснии и Албании.

С началом Первой мировой войны Надольный записался на фронт и поначалу служил адъютантом при 5-м гвардейском гренадерском полку. В его задачи входила охрана интернированных лиц в берлинском районе Рулебен. Осенью 1914 года Надольного перевели в разведотдел заместителя командующего Генерального штаба, весной 1915 года он был назначен начальником политического отдела Генерального штаба сухопутных войск.

В июле 1916 года министерство иностранных дел командировало Надольного в ранге поверенного в делах возглавить дипломатическую миссию в персидском Керманшахе, где заседало временное правительство Персии, поддерживаемое Германской империей. Перед Надольным стояла задача обеспечить независимость Ирана, оккупированного с началом Персидской кампании русскими и британскими войсками. Надольный организовал финансовую и военную помощь персидской жандармерии и Вильгельму Вассмуссу, организовавшему на юге Ирана сопротивление британским войскам. После поражения османских войск в битве под Багдадом 11 марта 1917 года дипломатическая миссия Германии в Керманшахе была закрыта, вслед за этим было прекращено сопротивление персов русским и британским захватчикам. Рудольф Надольный вернулся на родину и до 1919 года служил референтом по вопросам восточной политики в министерстве иностранных дел в Берлине и принимал участие в переговорах с Россией в составе делегации Рихарда фон Кюльмана, закончившихся заключением Брестского мира.

Во времена Веймарской республики Надольный был назначен главой бюро рейхспрезидента Фридриха Эберта и, как считается, убедил его объявить «Песнь немцев» государственным гимном. В январе 1920 года состоялось назначение Надольного послом Германии в Швеции. В 1924—1933 годах Надольный служил послом в Турции. В 1932—1933 годах он возглавлял немецкую делегацию на Женевской конференции Лиги Наций. 1 июня 1932 года вопреки ожиданиям Надольного министром иностранных дел в кабинете Папена был назначен Константин фон Нейрат, а Надольный в августе 1933 года получил назначение послом в Москву. Спустя восемь месяцев Надольный, несогласный с антисоветской внешней политикой национал-социалистов, подал в отставку по собственному желанию. С этого времени он удалился в поместье Бризен в Уккермарке и занимался сельским хозяйством.

По окончании Второй мировой войны Надольный выступал за единство Германии. По просьбе руководства Германского Красного Креста в июне 1945 года он возглавил реорганизацию Красного Креста в Германии, сменив на этому посту Эрнст-Роберта Гравица, но был вынужден подать в отставку после ликвидации организации оккупационными властями в октябре 1945 года. После образования на немецкой земле двух государств Рудольф Надольный выступал за сближение ФРГ и ГДР. Вместе с Андреасом Гермесом Надольный входил в круг влиятельных политиков Годесбергского кружка и участвовал в работе Общества за воссоединение Германии. С 1949 года Надольный проживал в Рёндорф. Внук Рудольфа Надольного — писатель Стен Надольный.

Автобиография

• Rudolf Nadolny (Autor), Günter Wollstein (Hrsg.): Mein Beitrag. Erinnerungen eines Botschafters des Deutschen Reiches. Dme-Verlag, Köln 1985, ISBN 3-922977-18-9 (Die Ausgabe Wiesbaden 1955 ist gekürzt).

Литература

• Günter Wollstein: Rudolf Nadolny — Außenminister ohne Verwendung. 1980, S. 47-93.
• Marc Zirlewagen: Rudolf Nadolny. In: Marc Zirlewagen (Hrsg.): 1881-2006. 125 Jahre Vereine Deutscher Studenten. Band 1: Ein historischer Rückblick. Akademischer Verein Kyffhäuser, Bad Frankenhausen 2006, ISBN 978-3-929953-06-0, S. 231—233.
• Peter Hahn: Rudolf Nadolny — Der unbequeme Diplomat. In der Reihe «Diplomatische Profile». 312 Seiten mit Dokumenten und Fotos sowie einem Essay von Sten Nadolny. Oase Verlag 2014. ISBN 978-3-88922-100-1
• Michael Jonas / Jan Zinke: «Wir standen mit der Zukunft im Bunde». Rudolf Nadolny, das Auswärtige Amt und die deutsche Persienpolitik im Ersten Weltkrieg. In: Loth, Wilfried / Hanisch, Marc (Hrsg.): Erster Weltkrieg und Dschihad: Die Deutschen und die Revolutionierung des Orients. München 2014, ISBN 978-3-486-75570-1, S. 61-89.

Ссылки

• [www.deutsche-biographie.de/sfz67780.html Биография] (нем.)
• [www.spiegel.de/spiegel/print/d-44435433.html Der Spiegel] (нем.)

Отрывок, характеризующий Надольный, Рудольф

[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.