Надписи на бамбуковых и деревянных пластинках

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Надписи на бамбуковых и деревянных пластинках - наиболее крупная категория китайских эпиграфических памятников позднего доимперского и раннеимперского периодов. Название категории подчиняется более широкому, т.н. "бамбук и шелк" чжу-бо 竹帛, которое включает в себя также тексты на ткани zh:帛书. Однако, как менее долговечный, второй тип материалов значительно беднее представлен в современной археологии. Разделение по материальному носителю не является надёжным критерием категоризации, поскольку все тексты данного периода находились в более ли менее однородном отношении к устной традиции, а также выполнялись в сходной манере письма (лишу).[примечание 1] С другой стороны, размежевание между шелковым и бамбуковым/деревянным носителями является целесообразным, поскольку они рознятся в проблематике фиксации и реконструкции текстов (см. раздел "Особенности носителя").





Китайское название

Название категории передаётся иероглифом цзянь 簡 (упрощен.简) jiǎn, который в современном языке наиболее широко известен по слову 简单 jiǎndān "простой, краткий". Показателем широкой циркуляции этого понятия в эп. Весны и Осени является его частое использование в аристократических именах (напр. en:Duke Jian of Qi 齊簡公, en:Duke Jian of Qin 秦簡公, zh:召簡公, zh:杞简公, zh:燕簡公, zh:燕簡公 и др.). Предполагается, что фамилия Цзянь указывает на то, что её носители ведут род от письмоводов древности.[1]

Материал

Бамбук был основным письменным материалом древности. Как утверждает Цень (Tsien), деревянный носитель утвердился наравне с ним значительно позднее: самые ранние деревянные носители, а также название для них (ду 牍) известны с эп. Хань, в то время как бамбуковые записи упоминаются в эпиграфике Шан и Чжоу; археологические свидетельства об использовании бамбука для письма восходят к периоду Воюющих Царств.

Следует учесть, что климатические изменения поздних эпох оттеснили ареал бамбука в Китае на юг. В классическую эпоху он был повсеместно распространён в бассейне реки Хуанхз. На северозападе от центральных территорий империи Хань, где культивация бамбука была затруднена из-за сухого климата, для письма использовалась древесина тополя, сосны, ивы и китайского тамариска.[2]

Категории носителей и их особенности

Как правило, цзянь представляли собой тонкие пластинки, скреплённые в единое полотно двумя рядами бечевок. На каждой из таких пластинок умещался только один столбик текста. За редчайшими исключениями, бечевки, соединяющие пластинки, не сохранились. Помощью в восстановлении изначального порядка пластинок может служить тщательное изучение их взаиморасположения при раскопках.

Другую категорию пластинок составляли визитные карточки е 謁, на которых текст располагался более чем в один ряд.

В отличие от шелкового носителя, бамбуковые пластинки не приспособлены для размещения иллюстраций. По состоянию на 2007 год, известен только один образец подобного рода: диаграмма жэньцзы 人子 из гадательных таблиц, обнаруженных в Шуйхуди.[3]

В то же время, более широкие деревянные пластины были сравнительно удобны для размещения графической информации: так, Шэнь Юэ 沈約 (441-513) описывает разборную карту Китая, выполненную его старшим современником Се Чжуаном на этом носителе.

История открытий

Корпус бамбуковых пластинок, открытый в Цзичжун 汲冢 в 279 г. н.э., стал ранним примером изучения текстов на подобном носителе.

В 479 г. связка бамбуковых дощечек с "головастиковым письмом", перевязанных шелковой бечевой синего цвета, была найдена в гробнице чусского Сянъян-вана (совр. Хубэй).

Проблемы реконструкции и взаимоотношение с классическими текстами

Напишите отзыв о статье "Надписи на бамбуковых и деревянных пластинках"

Примечания

  1. Tsien, Written on Bamboo and Silk, 2004:13.
  2. Tsien,96-115.
  3. Vera Dorofeeva-Lichtmann, "Mapless maps" in the Graphics and Text in Production of Technical Knowledge in China, 2007:237.
  1. Примером тому является авторитетный вёб-ресурс по изучению китайской эпиграфики www.jianbo.org; см. также zh:簡帛.

Отрывок, характеризующий Надписи на бамбуковых и деревянных пластинках

– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.