Надпись любимца

Надпись любимца (Надпись Калос) — форма эпиграфики, распространенная в вазописи древнегреческой керамики в период между 550 и 450 годами до н. э., в основном встречается на симпосийных вазах.

Надпись выглядела: «Καλός ХХ», что переводится как «Прекрасный ХХ». Упомянутые имена всегда указывали на юношу или юную девушку. В последнем случае вместо Καλός употреблялось прилагательное женского рода Καλή. Исследователь этих надписей Кролл отмечает, что женских имен встречается не более 30, тогда как мужских — 528.

Назначение надписей Калос остается неизвестным. Одни исследователи предполагают, что надписи Калос характеризуются эротической коннотацией и имели цель выразить любовные чувства вазописца или заказчика росписи для вазы с юношей. Другие считают, что такие надписи заказывались богатыми родами, чтобы возвеличить своего отпрыска, создать его культ.

Источники

• Neil W. Slater. 'The Vase as Ventriloquist: Kalos-inscriptions and the Culture of Fame', in Signs of Orality: The Oral Tradition and its Influence in the Greek and Roman World (ed. E. Anne Mackay). Leiden: Brill, 1999, pp. 143—161.
• Kenneth J. Dover. Greek Homosexuality. 2nd edition. London: Duckworth, 1989.
• Wilhelm Klein: Die griechischen Vasen mit Lieblingsinschriften, Wien 1890. 2., verb. und verm. Aufl. Leipzig 1898.
• François Lissarrague: Publicity and performance. Kalos inscriptions in Attic vase-painting, In: Performance culture and Athenian democracy, Cambridge 1999, S. 359—373.
• Niall W. Slater: The vase as ventriloquist. Kalos-inscriptions and the culture of fame, In: Signs of orality. The oral tradition and its influence in the Greek and Roman world, Leiden 1999, S. 143—161.
• Stefan Brenne: Indices zu Kalos-Namen, In: Tyche 15, 2000, S. 31-53.

Отрывок, характеризующий Надпись любимца

Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.