Назарин (фильм)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Назарин»)
Перейти к: навигация, поиск
Назарин
Nazarín
Жанр

драма

Режиссёр

Луис Бунюэль

Продюсер

Мануэль Барбачано Понсе

Автор
сценария

Хулио Алехандро
Луис Буньюэль
Эмилио Карбальидо

В главных
ролях

Франсиско Рабаль
Марга Лопес
Рита Маседо

Оператор

Габриэль Фигероа

Композитор

Родольфо Хальфтер

Длительность

94 мин.

Страна

Мексика Мексика

Год

1958

IMDb

ID 0051983

К:Фильмы 1958 года

«Назари́н» — мексиканская драма, снятая Луисом Буньюэлем в 1958 году по мотивам романа Бенито Переса Гальдоса.

Картина завоевала Международный приз Каннского кинофестиваля (1959) и премию «Бодил» (1961).





Сюжет

Отец Насáрио — католический священник испанского происхождения, живущий в отеле в бедном квартале города. Он смиренен и безрассудно раздаёт то малое, что имеет; даже когда его комнату обворовывают, он не придаёт этому значения. Он с пониманием и состраданием относится к тем, кто рядом, например к Беатрис, соседке снизу, одержимой психическими припадками и мыслями о самоубийстве и мучимой отношениями с мужчиной по имени Пинто.

Однажды ночью в комнату Насарио вбегает в поисках убежища от властей проститутка Андара: она убила другую проститутку, Камеллу, и сама получила ранение в драке. Отец Насарио, не осуждая и не оправдывая её поступок, помогает ей. Он пытается подвести её к осознанию своей вины.

Однажды ночью Андара видит сон, в котором изображение Иисуса Христа смеётся над ней. В ту же ночь Беатрис предупреждает, что кто-то донёс на них властям. Она предлагает им спрятаться в её комнате, надеясь, что за это её саму арестуют и повесят. Когда хозяйка отеля, госпожа Чанфа, узнаёт об всём, она приказывает Андаре убрать комнату так, чтобы никто не узнал, что она была там. Но когда отец Насарио выходит, Андара сдвигает мебель в кучу, обливает её бензином, поджигает и сбегает.

Насарио оказывается вне закона и церкви. Его предупреждают, что расследование может стоить ему сана. Насарио вынужден скрываться: он облачается в простую одежду и пускается в странствия. Он надеется прожить подаянием.

По пути он встречает строителей железной дороги и предлагает работать за еду. Но некоторые рабочие дают ему понять, что его присутствие нежелательно. Насарио бросает работу и уходит, ничего не получив за труды. Но его уход разжигает смертельную схватку между рабочими и бригадиром: Насарио слышит выстрелы.

В маленькой деревушке Насарио сталкивается с Беатрис и рассказывает, что всё его имущество украдено. В доме, куда она его приводит, оказываются проститутка Андара и больная лихорадкой девочка. Убеждённая, что Насарио может творить чудеса, мать девочки умоляет вылечить её. Насарио отказывается, но предлагает помолиться вместе с женщинами. Он встревожен, видя, как вместо этого женщина начинает совершать языческие обряды. Однако на следующий день лихорадка спадает. Считая Насарио волшебником и святым, Андара и Беатрис хотят следовать за ним, но Насарио хочет быть сам по себе. Но женщины следуют за ним, и Насарио неохотно соглашается идти вместе.

Трое путников оказываются в зачумлённой деревне, где Насарио предлагает помощь. Они делают что могут, но одна умирающая отказывается от их помощи (сцена, вдохновлённая «Диалогом между священником и умирающим» маркиза де Сада). Отец Насарио преисполнен чувством неудачи.

Они идут просить милостыню в другую деревню, где Андара привлекает внимание карлика Ухо. Он признаётся ей в любви, что не мешает ему говорить, насколько она уродлива. В той же деревне Беатрис настигает Пинто, который обвиняет её в том, что она всего лишь любовница священника, и требует, чтобы на следующий день она шла с ним.

Ночью Насарио чувствует, что с Беатрис что-то происходит, и разбирает её неприятности. Он говорит, что она борется с сатаной и должна противостать искушению. Когда она спрашивает, как он догадался, Насарио отвечает: «Я не догадался, я знал». Андара, вмешавшаяся в их разговор, настаивает, чтобы они все немедленно бежали. Насарио спокойно отвечает, что сбегают только воры и что Господь их не оставит.

На следующий день их настигает полиция. Андара и Насарио арестованы и посажены в тюрьму; Беатрис умоляет освободить их. Сокамерники оскорбляют Насарио и издеваются над ним. Насарио переживает кризис веры, крича: «Впервые в жизни мне тяжело простить. Но я прощаю вас. Это мой долг христианина. Но при этом я презираю вас! И мне стыдно, потому что я не знаю, как отделить презрение от прощения». Один из сокамерников вступается за Насарио, и тот отдаёт ему последние деньги.

На следующий день заключённых уводят. Насарио обвинён в безумстве и противодействии церкви. Его отделяют от остальных, и единственный конвойный уводит его в другом направлении. По дороге мимо него проезжают Пинто и Беатрис, но не узнают его. В предпоследней сцене Насарио с конвойным проходят мимо торговки фруктами. Она предлагает Насарио ананас, говоря: «Возьми этот дар, и да пребудет с тобой Господь». Насарио преисполнен смущением и сомнением. Слышен громкий звук барабана. Вначале он жестом отказывается, но потом останавливает торговку, берёт ананас и говорит: «Да воздаст тебе Господь». Расстроенного, с ананасом под мышкой, его уводят.

Критика

Андрей Тарковский считал «Назарин» лучшим фильмом Луиса Бунюэля[1].

В ролях

Напишите отзыв о статье "Назарин (фильм)"

Примечания

  1. [tarkovskiy.su/texty/Tarkovskiy/realizm.htmlАндрей Тарковский. «Жгучий реализм»]

Ссылки

  • «Назарин» (англ.) на сайте Internet Movie Database  (Проверено 25 апреля 2012)
  • [www.rottentomatoes.com/m/nazarin/ «Назарин»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes  (Проверено 25 апреля 2012)
  • [www.allmovie.com/movie/v34692 Назарин] (англ.) на сайте allmovie  (Проверено 25 апреля 2012)

Отрывок, характеризующий Назарин (фильм)

– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .