Назаров, Владимир Николаевич
Поделись знанием:
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
| Влади́мир Никола́евич Наза́ров | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: |
философ, религиовед, культуролог, эзотерик, специалист по этике. Руководитель (совместно с Е. Д. Мелешко) научной школы «История религиозно-этических учений в России». |
Влади́мир Никола́евич Наза́ров (род. 20 января 1952, Богородицк, Тульская область, СССР) — российский философ, религиовед и культуролог, специалист по этике. Доктор философских наук, профессор. Руководитель (совместно с Е. Д. Мелешко) научной школы «История религиозно-этических учений в России».
Содержание
Биография
Родился 20 января 1952 в Богородицке Тульской области.[1]
В 1975 году окончил философский факультет МГУ имени М. В. Ломоносова.[1][2]
В 1978 году окончил аспирантуру философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова и защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата философских наук по теме "Моральная прогностика: история и современное состояние проблемы".[2]
С 1978 года преподаёт в Тульском государственном педагогическом университете имени Л. Н. Толстого.[1] Профессор кафедры философии и культурологии факультета искусств, социальных и гуманитарных наук [tsput.ru/faculties_and_departments/departments/faculty_of_arts_social_sciences_and_humanities/kaf_filosofii/prepodavateli.php?ELEMENT_ID=3331 ТГПУ имени Л. Н. Толстого].[2]
В 1993 году окончил докторантуру философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова и защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора философских наук по теме "Феноменология мудрости: образы мудреца в истории культуры".[1][2]
С 2002 по 2008 год — заведующий кафедрой теологии, религиоведения и прикладной этики факультета искусств, социальных и гуманитарных наук ТГПУ имени Л. Н. Толстого.
В 2002—2012 годах — бессменный председатель объединённого Диссертационного совета ДМ 212. 270.02 по защите кандидатских и докторских диссертаций ТГПУ имени Л. Н. Толстого, где было защищено свыше 100 диссертационных работ.[2]
Области научных интересов — история и теория этики, история русской философии и этики, философии культуры, теория эзотерических учений[2]
Член экспертного совета ВАК МОиН РФ по философии, социологии и культурологии.[2]
Член Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Управлении Министерства юстиции Российской Федерации по Тульской области.[2]
Заместитель главного редактора электронного научного журнала «Гуманитарные ведомости ТГПУ имени Л.Н. Толстого».[2]
Автор и соавтор 100 работ.[2]
Под научным руководством защищено 15 кандидатских и 3 докторских диссертации.[2]
Автор и исполнитель песен на слова поэтов Н.Гумилева, И. Анненского, О. Мандельштама и др.
Творческая и научная деятельность В.Н. Назарова представлена на его персональном сайте vladimirnazarov.wix.com/vladimirnazarov
Научная деятельность
В. Н. Назаров в своих ранних работах исследовал вопрос морального предвидения в соотношении с различными культурно-историческими формами предвосхищения будущего: пророчеством, утопией, научной фантастикой. После 1985 года следующие исследования связаны с систематизацией этического знания на основе моральной афористики и обоснованием категории мудрости как изначального целостного духовно-практического вида знания, определяющего связь этики со всеми областями духовной культуры. Феномен мудрости рассматривается в единстве трех сторон: мистической, плутовской и этической. Анализ культурно-исторических типов мудрости проводится на обширном материале жизнеописаний мудрецов мира.
С середины 90-х годов В.Н. Назаровым исследуется проблема философии "цельного знания", и разрабатывается модель"систематической философии, как в её фундаментальном, так и прикладном, учебно-препедевтическом варианте. С начала 2000 годов исследовательский интерес перемещается в область теологии культуры и университетской теологии в России, в связи с введением теологии в систему высшего светского образования. В.Н. Назаров становится заведующим кафедрой [tsput.ru/faculties_and_departments/departments/faculty_of_arts_social_sciences_and_humanities/kaf_filosofii/obshchie-svedeniya.php теологии и религиоведения]. Особенно важным в этот период явилась организация и проведение международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения А.С. Хомякова (2004 г.), итогом которой стал юбилейный сборник "Духовное наследие А.С.Хомякова: Теология. Философия. Этика", ответственным редактором которого являлся В.Н.Назаров. В это же время В.Н. Назаровым создаются и читаются учебные курсы по религиозной философии и религиозной этике, на основе авторского понимания религиозной философии как "интеллектуальной любви к Богу" ( Amor Dei Intellectualis), и религиозной этики как "нормативной трансрегуляции".
С середины 2000 годов В.Н.Назаров разрабатывает проблемы этического образования в России и истории русской этики в целом, результатом чего стало создание модели "интегральной этики" как концептуальной основы единства фундаментальной, прикладной и профессиональной этики. В этот же период В.Н. Назаров проводит полевые и теоретические исследования по истории эзотерических учений и феномену эзотерического знания. Результаты этих исследований отражены в работах "Загадки Русского Междуречья" (в соавт. с В.Н. Деминым и В.Ф. Аристовым) (М:Вече, 2008) и "Введение вэзотерику" (М:Гардарики, 2008).
После 2010 года основные научные интересы В.Н.Назарова связаны с исследованием феномена постнеклассической (неаристотелевской) этики на материалах исследования русскоязычной лексикографии порока и реконструкции исторических типов этики порока как криптокультурной ценностной доминанты.[1]
Награды
- Лауреат Российского гуманитарного научного фонда (2005)
Научные труды
Монографии и учебные пособия
- Назаров В. Н., Сидоров Г. П. Разум сердца: мир нравственности в высказываниях и афоризмах. — М.:Политиздат, 1989. — 610 с. ISBN 5-250-00354-0;
- Назаров В. Н. Феноменология мудрости : Образы мудреца в истории культуры : Нравственно-философское исследование / В. Н. Назаров. — Тула: Изд-во ТГПИ им. Л.Н. Толстого, 1993. — 332 с.;
- Назаров В. Н., Мелешко Е. Д. Этика : словарь афоризмов и изречений. — М. : Аспект Пресс, 1995. — 335 с. — (Программа "Обновление гуманитарного образования в России") ISBN 5-86318-111-7
- Назаров В. Н. Систематическая философия в вопросах и ответах: Опыт философской пропедевтики. — Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та им. Л. Н. Толстого, 1999.
- Назаров В. Н. Философия в вопросах и ответах. Учебное пособие. — М.: Гардарики, 2004. — 320 с.
- Назаров В. Н. Введение в теологию русской культуры: учебное пособие для вузов. — Тула, 2003. — 269 с. (Гриф МО РФ);
- Назаров В. Н. Введение в теологию: учебное пособие. — М.: Гардарики, 2004. — 330 с. (гриф МО);
- Назаров В. Н. Этическое образование в России (история и современность): Монография. — Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та им. Л. Н. Толстого, 2004. — 88 с. (в соавт.)
- Назаров В. Н. [filoslib.narod.ru/files/NazarovPrikladetic.PDF Прикладная этика: Учебник.] — М.: Гардарики, 2005. — 302 с. ISBN 5-8297-0242-8 (гриф УМО по образованию в области инновационных образовательных программ), (диплом в номинации «Лучшее учебное издание по гуманитарным наукам» III-го Общероссийского конкурса учебных изданий для высших учебных заведений «Университетская книга-2006»);
- Назаров В. Н. История русской этики: учебное пособие для студентов вузов. — М.: Гардарики, 2006. — 319 с. (гриф УМО по образованию в области инновационных образовательных программ);
- Назаров В. Н. Введение в эзотерику: учебник. — М.: Гардарики, 2008. — 303 с. (гриф УМО по образованию в области инновационных образовательных программ);
- Назаров В. Н. Этика и аксиология в религии: электронное пособие (в соавт). — СПб., 2008. (Гриф УМО по образованию в области междисциплинарных образовательных программ). Программа «Культура ислама».
- Назаров В. Н. Этика ислама: электронное пособие (в соавт). — СПб., 2008. (Гриф УМО по образованию в области междисциплинарных образовательных программ). Программа «Культура ислама».
- Назаров В. Н. Основы философии: электронное пособие (в соавт).
- Назаров В. Н. Философия в вопросах и ответах: Учебное пособие. — 3-е изд., перераб. — Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та им. Л. Н. Толстого, 2012. — 334 с.
- Назаров В.Н. Загадки русского междуречья.М.: Вече, 2008 (в соавторстве)
Новая философская энциклопедия
- Назаров В. Н. [iph.ras.ru/elib/1098.html «Живая этика»] // Новая философская энциклопедия: в 4 т / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
- Назаров В. Н. [iph.ras.ru/elib/2185.html Оправдание добра] // Новая философская энциклопедия: в 4 т / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
- Назаров В.Н. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/764/МУДРОСТЬ Мудрость] // Новая философская энциклопедия: в 4 т / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В.С. Стёпин. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. - ISBN 978-5-244-01115-9
Философия: Энциклопедический словарь
- Назаров В. Н. [www.fidel-kastro.ru/filosofy/ihtik_ivin_slovar.htm Мистика] // Философия: Энциклопедический словарь / Под. ред. А. А. Ивина. — М.: Гардарики, 2004.
- Назаров В. Н. [www.fidel-kastro.ru/filosofy/ihtik_ivin_slovar.htm Мудрость] // Философия: Энциклопедический словарь / Под. ред. А. А. Ивина. — М.: Гардарики, 2004.
- Назаров В. Н. [www.fidel-kastro.ru/filosofy/ihtik_ivin_slovar.htm Нравственное богословие] // Философия: Энциклопедический словарь / Под. ред. А. А. Ивина. — М.: Гардарики, 2004.
Этика: энциклопедический словарь
- Назаров В. Н. [iph.ras.ru/enc_eth/77.html Аскетизм] // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 26-29.
- Назаров В. Н., Митько А. Е. [iph.ras.ru/enc_eth/86.html Благодать] // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 43-44.
- Назаров В. Н. [iph.ras.ru/enc_eth/89.html Богословие нравственное] // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 54-56.
- Назаров В. Н. «Добро в учении графа Толстого…» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 115-116.
- Назаров В. Н. Живая этика // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 138-139.
- Назаров В. Н. Мистика // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 265-266.
- Назаров В. Н. Мудрость // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 284-285.
- Назаров В. Н. «Научная этика» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 306.
- Назаров В. Н. «О добре и зле» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 330-331.
- Назаров В. Н. «О назначении человека» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 331-332.
- Назаров В. Н. «Оправдание добра» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 333-335.
- Назаров В. Н. Познай самого себя // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 356-357.
- Назаров В. Н. «Поющее сердце» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 374-375.
- Назаров В. Н. «Свет во тьме» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 420-421.
- Назаров В. Н. Святость // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 430-431.
- Назаров В. Н. Старчество // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 470-472.
- Назаров В. Н. «Супраморализм, или Всеобщий синтез» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 482-483.
- Назаров В. Н. «Теоретические основы сознательной нравственной жизни» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 490-491.
- Назаров В. Н. «Условия абсолютного добра» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 506-507.
- Назаров В. Н. Этика в России // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 586-589.
- Назаров В. Н. «Этика преображенного эроса» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 595-596.
- Назаров В. Н. «Этика. Происхождение и развитие нравственности» // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 596-597.
- Назаров В. Н. Юродство // Этика: энциклопедический словарь / Под. ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2001. — С. 602-603.
Статьи
- Назаров В. Н. Проблемы моральной прогностики // Философские науки. — 1978. — № 3;
- Назаров В. Н. Утопия и моральная прогностика // Вестник МГУ. Сер. "Философия". — 1978. — № 6;
- Назаров В. Н. Моральное предвидение // Моральный выбор. — М., 1980;
- Назаров В. Н. Природа морального предвосхищения // Вопросы философии. — 1983. — № 3;
- Назаров В. Н. Мораль как объект прогнозирования // Философские науки. — 1985. — № 4;
- Назаров В. Н. "Каждый из нас в глубине своей есть София". Предисловие к работе Л.П.Карсавина "София земная и горняя" // Вопросы философии. — 1991. — № 9;
- Назаров В. Н. Нравственная мудрость как творчество жизни // Философские науки. — 1991. — № 11;
- Назаров В. Н. Раздел 8 «Россия» // История этических учений: учебник / под ред. А. А. Гусейнова. — М.: Гардарики, 2003. — С. 771-895. — 911 с. (гриф МО)
- Назаров В. Н., Мелешко Е. Д. Этическое образование в России: проект «интегральной» этики // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. — 2005. — № 3 (40). — С. 98 - 107.
- Назаров В. Н., Мелешко Е. Д. Инновационные проекты этического образования в российской высшей школе // Образование в созданию современной действительности. Возможности и ограничения / под ред. Эвы Ягелло, Малгожаты Висьневской. — Том 1. — Седльце, 2013. — С. 188-192. (международный сборник, г. Седльце, Польша).
- Назаров В. Н. Религиозная этика как нормативная трансрегуляция // Научные ведомости БелГУ. – Серия «Философия. Социология. Право». – Белгород: Изд-во БелГУ, 2013. — № 9 (152). — Вып. 24. — С. 369-375 (из перечня ВАК).
- Назаров В.Н. Метафора непонимания: Л.Н.Толстой и Русская Церковь в современном мире // Вопросы философии, 1991, №8.
- Назаров В.Н. Загадочный Лев Тихомиров (Предисловие к публикации писем Л.А. Тихомирова к М.В. Лодыженскому о мистике // Вопросы философии, 1992, №5
- Назаров В.Н. Этика магов: этюд о неогуманизме // Начала, 1991, №1.
- Назаров В.Н. Нравственно-богословские искания С.Н. Булгакова: идея богочеловеческой этики // Русское богословие в европейском контексте. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2006.
- Назаров В.Н. Обоснование соборной этики в богословии А.С. Хомякова // Философская этика и нравственное богословие. М.: Институт философии РАН, 2003.
- [www.intelros.ru/readroom/yeticheskaya-mysl/1-2000/14674-opyt-hronologii-russkoy-etiki-hh-v-pervyy-period-19001922.html Назаров В.Н][www.intelros.ru/readroom/yeticheskaya-mysl/1-2000/14674-opyt-hronologii-russkoy-etiki-hh-v-pervyy-period-19001922.html . Опыт хронологии русской этики XX века: первый период (1900-1922) // Этическая мысль: Ежегодник. — М.: Инс. Фил. РАН, 2000. С. 107-131.]
- [www.intelros.ru/readroom/yeticheskaya-mysl/eticheskaya-mysl-vyp-2-2001/13085-opyt-hronologii-russkoy-etiki-xx-veka-vtoroy-period-1923-1959.html Назаров В.Н][www.intelros.ru/readroom/yeticheskaya-mysl/eticheskaya-mysl-vyp-2-2001/13085-opyt-hronologii-russkoy-etiki-xx-veka-vtoroy-period-1923-1959.html . Опыт хронологии русской этики XX века: второй период (1923-1959) // Этическая мысль. Вып. 2. — М.: Инс. Фил. РАН, 2001. С. 169-191.]
- [iph.ras.ru/elib/EM4_11.html Назаров В.Н][iph.ras.ru/elib/EM4_11.html . Опыт хронологии русской этики XX века: третий период (1960-1990) // Этическая мысль. Вып. 4. — М.: Инс. Фил. РАН, 2003. С. 179-198.]
- Назаров В.Н. Моральный ресентимент как симптом современной квазитолерантности // Научные ведомости БелГУ. Серия "Философия. Социология. Право". Белгород, 2011. - №8 (103). - Вып. 16. — С. 310-317.
- Назаров В.Н. Неизвестная русская этика (идеи к развитию и обновлению современной этической мысли) // Философия морали. Тоска по русскому аристократизму: материалы международного этико-философского семинара им. Андрея Платонова. М., - Наука, 2012. С. 279-285.
Напишите отзыв о статье "Назаров, Владимир Николаевич"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Алексеев, 2002.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [www.tsput.ru/faculties_and_departments/departments/faculty_of_arts_social_sciences_and_humanities/kaf_filosofii/prepodavateli.php?ELEMENT_ID=3331 Назаров Владимир Николаевич] // Официальный сайт Тульского государственного педагогического университета имени Л. Н. Толстого
Литература
- Алексеев П. В. [az-libr.ru/index.htm?Persons&0B5/84e77bbb/0001/1bfdefd0 Назаров, Владимир Николаевич] // Философы России XIX-XX столетий. Биографии, идеи, труды. — 4-е изд., перераб. и доп. — М.: Академический проект, 2002. — 1152 с. — ISBN 5-8291-0148-3.
Отрывок, характеризующий Назаров, Владимир Николаевич
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
