Назаров, Михаил Викторович

Михаил Назаров
Имя при рождении:	Михаил Викторович Назаров
Род деятельности:	публицист, издатель, общественный деятель
Отец:	Пахомов (Назаров) Виктор Афанасьевич
Мать:	Дмитренко Вера Григорьевна
Супруга:	Селезнева Надежда Николаевна
Дети:	Филипп (1972), Мария (1976), Алексей (1978)

Михаи́л Ви́кторович Наза́ров (18 сентября 1948, Макеевка, Сталинская область) — русский писатель, публицист, общественный и религиозный деятель. Основатель издательства «Русская идея». Монархист. Известен как автор так называемого «Письма 500/5000», вызвавшего международный скандал.

Биография

Родился в семье инженеров. Дед, белый офицер, и прадед — священник были расстреляны большевиками в 1920 году.

После окончания техникума (1967 год) работал электромехаником на острове Диксон и полярной станции мыса Челюскин.

В 1975 году окончил переводческий факультет Московского государственного педагогического института иностранных языков им. М. Тореза, затем работал в Алжире переводчиком на строительстве металлургического комбината.

Жизнь в Германии

По словам самого Назарова, отказавшись в Алжире сотрудничать с КГБ, он скрылся вместе с женой и в 1975 году нелегально эмигрировал в Германию. В Германии — член Народно-трудового союза, ответственный секретарь журнала «Посев», один из учредителей Российского национального объединения в ФРГ, член Союза немецких журналистов.

Составитель сборников «Жить без Бога нельзя…», «Россия возвращается к Богу», «Нам нужна великая Россия» и др. Много времени уделял переправке подобной литературы в СССР, с этой целью в 1985—1986 годах в двух длительных командировках объехал крупные портовые города Северной Америки от Аляски до Нового Орлеана и Ньюфаундленда. Делегат от Германской епархии Русской Православной Церкви заграницей на Всезарубежных съездах русской молодежи (1979 год — Торонто, 1981 год — Сан-Франциско, 1985 год — Наяк, 1990 год — в Монреале уже как докладчик).

С 1987 года выступает как независимый публицист. Публиковался в изданиях «Литературная Россия», «Русский вестник», «Москва», «Наш современник» и др.

В 1991 году издал в России сборник «Русское зарубежье в год тысячелетия Крещения Руси», который историк Д. В. Хмыров назвал заметной вехой в изучении русской церковной эмиграции на родине.

О Западе отзывался: «Здесь есть разные силы, есть и достойные люди, организации. Но правят всё же деньги. А они могут быть высшей властью лишь в таком обществе, где подавлены все другие ценности, главное — духовные» («Завтра», 1993, № 2).

В России

В 1994 году вернулся на постоянное место жительства в Россию и был избран секретарём Союза писателей России. Был членом руководства Российского христианского державного движения (руководитель Виктор Аксючиц), движения «Держава» (руководитель Александр Руцкой), членом правления Союза русского народа (глава Вячеслав Клыков).

В 1996 году основал издательство «Русская идея», издающее книги православного исторического и политического содержания.

Вся продукция издательства «Русская Идея» (кроме книги Михаила Назарова «Тайна России») напечатана в особом варианте русской орфографии, который отличается как от русского дореволюцинного правописания, так и от общепринятого ныне советского.

Михаил Назаров был участником состоявшейся с 13 по 16 ноября 2001 года в Сентендре (Венгрия) конференции на тему: «История Русской Православной Церкви в XX веке», посвящённая русской церковной истории 1917—1930-х годов, где выступил с докладом «Русское зарубежное Православие в эпоху ускорения апостасии». Также, был участником прошедшей с 13 по 16 ноября 2002 года II конференции «История Русской Православной Церкви в ХХ-м веке» (основной тематический период 1930—1948 гг.), где выступил с докладом «Собор в Карловцах 1921 г. и Всезарубежный Собор 1938 года»

С 25 марта 2007 года — председатель Московского отдела Союза русского народа. Неоднократный участник Русских маршей.

В марте 2007 года признал, что именно он предал широкой огласке обращение епископа Чукотского Диомида.

Не принял подписанного 17 мая 2007 года «Акта о каноническом общении» между Русской православной церковью заграницей и Русской православной церковью, будучи критически настроенным по отношению к последней, и перешёл в неканоническую РПЦЗ Агафангела (Пашковского).

После того, как Михаил Назаров начал критиковать Агафангела (Пашковского), последний 16 февраля 2014 года отлучил его от причастия, а затем и от своей Церкви. 29 мая 2014 года Агафангел (Пашковский) издал указ, предписывающий не иметь с Михаилом Назаровым «ни молитвенного, ни бытового общения», а 15 июня издал указ «об отлучении от Св. Причастия всех, сообщающихся с М. В. Назаровым». Назаров считает отлучение незаконным Кроме того, 21 октября того же года архиепископ РПЦЗ(А) Георгий (Кравченко) постановил «не совершать никаких молитвенных действий и не устраивать иного рода собраний в его доме, а также в любом другом месте в его присутствии».

Женат. Имеет троих детей. Живёт в Москве.

«Письмо 500» и «Письмо 5000»

Составитель открытого письма (так называемого «Письма 500»). По мнению целого ряда СМИ, общественных, религиозных и политических деятелей это письмо является антисемитским. Письмо было названо антисемитским в официальных заявлениях Министерств иностранных дел России и Израиля.

В частности, руководитель правозащитного центра «Сова» Александр Верховский в годовом отчете «Антисемитизм в России. 2005 год. Основные события и новые тенденции» написал, что «Михаил Назаров совместил антисемитскую интерпретацию „Кицур Шульхан Арух“ с классическими мифами о еврейском заговоре и получил теорию, согласно которой все еврейские организации руководствуются „человеконенавистническими“ идеями в отношении неевреев и, следовательно, все должны быть запрещены».

Однако, по мнению прокуратуры это письмо не нарушило законодательство Российской Федерации. Прокуратура пришла к выводу: «текст обращения не содержит информации, побуждающей к действиям против какой-либо нации, расы, религии или отдельных лиц как её представителей». Впоследствии Назаровым было инициировано составление другого письма, под которым поставили свои подписи уже 5000 человек, и которое получило название «Письмо 5000». Один из координаторов возникшего на этой основе движения «Жить без страха иудейска!». По утверждениям самого Назарова, оно стихийно возникло из протеста православных людей против клеветы СМИ на Письмо 5000 (само письмо было подписано многими православными клириками, в их числе около 50 священников).

Все три попытки еврейских лидеров возбудить уголовное дело против автора «Обращения 5000» М. В. Назарова по обвинению в разжигании национальной розни были прокуратурой отвергнуты (постановления от 24.06.2005, 31.08.2005 и 14.03.2006).

В свою очередь, Михаил Назаров расценил высказывания представителей ряда организаций, называвших его «нацистом» и «антисемитом», как клеветнические и оскорбительные и подал заявление в суд. 11 апреля 2006 года Басманный районный суд города Москвы отказал Назарову во всех его исковых требованиях в полном объёме.

Взгляды

По оценке ряда источников, включая исследователей из Тель-Авивского университета, Михаил Назаров является активным участником антисемитской пропаганды, включая кровавый навет и отрицание Холокоста.

Назаров утверждает, что в России существует талмудическая иудейская секта, которая практикует ритуальные убийства..

При этом Назаров отрицает подлинность Протоколов сионских мудрецов. Назаров считает, что Протоколы, хотя и не являются документальным источником, но тем не менее, отражают реальность. Специалист по антисемитизму Вадим Россман отмечает, что Назаров делает утверждения о существовании еврейского-масонского заговора.

По мнению историка Семена Чарного, Назаров выражал положительное отношение к нацизму, связанное с его, по мнению Чарного, антисемитскими взглядами. В статье под заголовком «Перл-Харбор на Большой Бронной» Назаров утверждал, что резня в московской синагоге, устроенная Александром Копцевым, была спровоцирована самими евреями для того, чтобы «добиться ужесточения репрессий против т. н. „антисемитов“» и «легализованного расширения военизированных структур „еврейской самообороны“ типа „Бейтара“», а также «отвлечь внимание от человеконенавистнического еврейского кодекса „Шулхан Арух“» и «подготовить почву для наступления на православное учение о сатанинской сути еврейского вопроса и требовать от Церкви соответствующих „реформ“». В других статьях Назаров возложил на евреев ответственность за развязывание Первой мировой войны, доказывал, что число евреев среди чекистов составляло более 70 %, что жестокости объясняются «предписаниями кодекса „Шулхан Арух“ по отношению к христианам», а большевики якобы сами отождествляли свою власть с еврейством.

При этом официальная экспертиза в России относительно его книги «Тайна России» и работы «Жить без страха иудейска!» (написанной в связи с дискуссией о Письме 5000) дала следующее заключение: «Претензии в адрес М. В. Назарова лишены оснований, так как автор лишь придерживается православно-христианского учения — признанной мировой духовно-нравственной традиции… Высказывания Назарова являются проявлением православной религиозно-философской концепции мировой истории, а не проявлением антисемитизма и фашизма».

Публикации

Автор книг

• «Миссия русской эмиграции» (2 дополн. изд.)
• «Радио „Свобода“ в борьбе за мір»
• «Кто наследник российского престола?» (3 изд.)
• «Тайна России. Историософия XX века» (4 изд.)
• «Вождю Третьего Рима» (2 изд.)
• «Жить без страха иудейска!» (5 изд.)
• «Диалог РПЦЗ и МП: „Соединение может быть только в Истине“»
• «Диспут Назарова с Кацманом о „православном антисемитизме“» и др.

Ссылки

• [www.rusidea.org/ Сайт «Русская идея», где публикуются статьи автора]

Публикации в сети

• М. В. Назаров [www.rusidea.org/?a=430000 Тайна России]
• М. В. Назаров [www.rusidea.org/?a=420000 Кто наследник Российского престола?] — М.: Русская идея, 2004. — 336 с. 3-е издание, исправленное и дополненное. ISBN 5-98404-004-2
• М. В. Назаров [www.rusidea.org/?a=410000 Вождю Третьего Рима]
• М. В. Назаров [www.rusidea.org/?a=40100 Диалог РПЦЗ и МП: «Соединение может быть только в Истине»]
• М. В. Назаров [www.rusidea.org/?a=2200 Жить без страха иудейска!]
• [www.rusidea.org/?a=16000 Диспут Назарова с Кацманом о «православном антисемитизме»] — М.: Русская идея, 2011. — 472 с. ISBN 978-5-98404-011-2

Отрывок, характеризующий Назаров, Михаил Викторович

Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.