Назаров, Николай Николаевич (генерал)

Николай Николаевич Назаров
Дата рождения	4 февраля 1828(1828-02-04)
Дата смерти	27 июня 1907(1907-06-27) (79 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	9-й Туркестанский линейный батальон, 5-й Оренбургский линейный батальон, 140-й пехотный Зарайский полк, 2-я бригада 35-й пехотной дивизии, 1-я бригада 3-й пехотной дивизии, 15-я пехотная дивизия, 3-я пехотная дивизия
Сражения/войны	Венгерский поход 1849 года, Крымская война, Кавказская война, Туркестанские походы, Русско-турецкая война 1877—1878
Награды и премии	3-й ст. (1855) 2-й ст. (1867) 4-й ст. (1867) (1869) 3-й ст. (1869) 1-й ст. (1877) 1-й ст. (1880) 2-й ст. (1883)

Никола́й Никола́евич Наза́ров (4 февраля 1828 года — 27 июня 1907 года) — генерал-лейтенант, герой Туркестанских походов.

Биография

Николай Николаевич Назаров получил образование в Новгородском графа Аракчеева кадетском корпусе, из которого выпущен прапорщиком 13 января 1848 года в армейскую кавалерию.

Венгерское восстание и Крымская война

Принимал участие в походе в Венгрию в 1849 году и 28 июля 1853 года произведён в поручики. В 1854 году на Дунайском театре Восточной войны был ранен и награждён в 1855 году орденом св. Анны 3-й степени с бантом.

Кавказская война

После излечения перевёлся в армейскую пехоту на Кавказ, где принимал активное участие в походах против горцев. За отличия на Кавказе получил чины штабс-капитана (12 января 1858 года), капитана (9 мая 1861 года) и майора (17 ноября 1863 года).

Туркестан

В 1866 году Назаров был переведён в Туркестан, где 28 января 1867 года был назначен командиром 9-го Туркестанского линейного батальона и 14 марта получил чин подполковника. 1 июля возглавил 5-й Оренбургский линейный батальон. В том же году Назаров принимал участие во множестве дел с кокандцами и бухарцами и был удостоен ордена св. Станислава 2-й степени с императорской короной и мечами, особо отличился Назаров при штурме Ходжента, где командовал общим резервом и первым занял городскую цитадель.

27 июня 1867 года Назаров был удостоен ордена св. Георгия 4-й степени (№ 10244 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова)

В воздаяние за отличие, оказанное при штурме Бухарской крепости Ура-Тюбе, 2 Октября 1866 года, где, под убийственным огнём неприятеля, овладел несколькими барбетами с орудиями.

В сражении с бухарцами на Чапан-Атинских высотах под Самаркандом Назаров, вернувшись к командованию 9-го Туркестанского линейного батальона, руководил центром русских войск, однако после занятия Самарканда Назаров, назначенный в подчинение полковнику А. В. Пистолькорсу для преследования бегущих бухарских войск, по словам В. В. Верещагина, ослушался приказа последнего, был арестован генералом Кауфманом и заключён в Самаркандскую крепость.

Когда основные силы под командованием генерала Кауфмана двинулись далее к Бухаре, то Назаров остался в Самарканде в заключении (М. А. Терентьев сообщает что Назаров громко поссорился с полковником А. К. Абрамовым и остался в Самаркандском госпитале сославшись на болезнь), а когда в город ворвались шахрисябзские войска Джурабека, был освобождён комендантом крепости майором Штемпелем и принял живейшее участие в защите цитадели от атак шахрисябзцев. Василий Васильевич Верещагин, познакомившийся с Назаровым как раз во время этих событий, впоследствии писал:

«Сильный шум, но ничего ещё нет, шум всё увеличивается, слышны уже крики отдельных голосов: очевидно, они направляются к пролому невдалеке от нас; мы перешли туда, притаились у стены, ждём.

— Пойдём на стену, встретим их там, — шепчу я Назарову, наскучив ожиданием.

— Тсс, — отвечает он мне, — пусть войдут.

Этот момент послужил мне для одной из моих картин».

6 июня 1868 года Назаров был произведён в полковники. 30 июня 1869 года он за отличие при штурме города Карши получил золотую саблю с надписью «За храбрость» и вслед за тем орден св. Владимира 3-й степени с мечами.

Русско-турецкая война 1877—1878

12 сентября 1874 года Назаров был назначен командиром 140-го пехотного Зарайского полка, в рядах которого в 1877—1878 годах совершил кампанию против турок.

18 августа 1877 года Назаров действовал в отряде генерал-майора Леонова 2-го, с двумя ротами Зарайского полка и двумя орудиями Донской конной № 9 батареи атаковал турецкие позиции у Садины и вытеснил оттуда неприятеля. Затем Леонов приказал Назарову отойти от Садины назад и на Карагассанкиойских позициях прикрывать левый фланг его отряда. За отличие в этом деле Назаров был награждён орденом св. Станислава 1-й степени с мечами.

25 ноября того же года Назаров за отличие был произведён в генерал-майоры (со старшинством от 18 августа 1877 года) и отчислен от должности командира полка с назначением состоять при штабе Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича Старшего. Во время сражения 28 ноября под Мечкой Назаров командовал 2-й бригадой 35-й пехотной дивизии, а 19 мая 1878 года возглавил 1-ю бригаду 3-й пехотной дивизии.

Генерал-лейтенант

По окончании военных действий Назаров продолжал командовать бригадой до 9 апреля 1889 года, когда был назначен командиром 15-й пехотной дивизии, однако уже 31 июля того же года был переведён на должность командира 3-й пехотной дивизии. В генерал-лейтенанты произведён 30 августа 1888 года.

Отставка

В конце 1891 года Назаров вышел в отставку и поселился в Санкт-Петербурге, где скончался 27 июня 1907 года, похоронен на кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря.

В. В. Верещагин отмечал что Назаров был отчаянным и бесподобным матершинником и характеризовал его следующими словами: «Этот человек был храбр какой-то особенной, залихватской храбростью».

Награды

Среди прочих наград Назаров имел ордена св. Анны 1-й степени (1880 год) и св. Владимира 2-й степени (1883 год).

См. также

• Оборона Самарканда (1868)

Источники

• Верещагин В. В. Повести, очерки, воспоминания. М., 1990
• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. М., 2009
• Список генералам по старшинству на 1885 год; то же на 1891 год.
• Старчевский А. А. Памятник Восточной войны 1877—1878 гг. СПб., 1878
• Терентьев М. А. История завоевания Средней Азии. Т. 1. СПб., 1903
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869
• Бондаренко В.В. 100 великих подвигов России. М., 2011

Отрывок, характеризующий Назаров, Николай Николаевич (генерал)

– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.