Названов, Михаил Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Названов
Профессия:

актёр

Годы активности:

19311964

Театр:

МХАТ СССР им. Горького;
Театр имени Моссовета;
Московский театр им. А. С. Пушкина

Награды:

Михаил Михайлович Назва́нов (30 января [12 февраля1914, Москва, — 13 июля 1964, Москва) — советский актёр. Заслуженный артист РСФСР (1949). Лауреат трёх Сталинских премий (1948, 1949, 1950).





Биография

Михаил Названов родился в Москве в обеспеченной семье крупного техника-технолога, методом которого обрабатывали сахар на Украине. Мать будущего актёра была известной камерной певицей. Она хотела, чтобы Михаил стал пианистом, и он окончил музыкальный техникум при Московской консерватории по классу фортепиано, прекрасно пел.

Тем не менее Названов предпочёл стать актёром: в 1931 году в возрасте 17 лет он пришёл в Малый театр и был зачислен во вспомогательный состав. В том же году стал актёром Художественного театра[1].

30 апреля 1935 года по доносу коллеги Названов был арестован и в июле приговорён к пяти годам исправительно-трудовых лагерей по статье 58.10 УК РСФСР. Срок отбывал в Ухтпечлаге, с 1936 года выступал на сцене лагерного театра в Ухте (ныне — Ухтинский филиал республиканского драматического театра В. Гой[2])[1].

После освобождения в 1940 году актёр служил в Симферопольском театре им. М. Горького; в 1942 году в Чимкенте был принят в труппу находившегося там в эвакуации Театра им. Моссовета. В театре Названов познакомился со своей будущей женой Ольгой Артуровной Викландт. В августе 1943 года театр вернулся из эвакуации в Москву, супруги были вынуждены расстаться, так как у Названова не было разрешения на проживание в Москве.

В марте 1944 года актёр был реабилитирован, с него была снята судимость, и в мае он вернулся в Москву; выступал на сцене Театра им. Моссовета до 1950 года[3].

В 1950—1957 годах был актёром Московского театра им. А. С. Пушкина. В 1957 году вернулся во МХАТ, где служил до 1960 года.

Не оставлял Названов и музыку: выступал как певец и с успехом исполнял песни советских и зарубежных композиторов. Большая разносторонняя культура, своеобразный драматический талант, музыкальность и исключительная работоспособность определили его быстрый профессиональный рост, совершенствование актёрского мастерства, его индивидуальность. Всё это в свою очередь выдвинуло Названова в число наиболее популярных артистов театра и кино. Он много работал и на радио, участвуя в радиоспектаклях (например, «Дон Кихот» в постановке 1945 года) и радиопередачах («Клуб знаменитых капитанов» и других).

В роли Олеко Дундича С. М. Эйзенштейн увидел Названова в Театре им. Моссовета, куда пришёл в надежде найти исполнителя на роль Курбского для фильма «Иван Грозный». Кандидатура Названова показалась Эйзенштейну вполне подходящей. Но, пока шла подготовка к съёмке «Ивана Грозного», Названов по приглашению режиссёра Александра Столпера снялся в его фильме «Жди меня» в роли Андрея Панова. Эта роль стала его дебютом в кино.

Скончался 13 июля 1964 года в Москве. Его супруга О. А. Викландт развеяла прах мужа над морем в Крыму.

Фильмография

Актёрские работы

Озвучивание мультфильмов

Телеспектакли

Режиссёрские работы

Сценарные работы

Признание и награды

Напишите отзыв о статье "Названов, Михаил Михайлович"

Примечания

  1. 1 2 Гаврилов, И. [kinoart.ru/archive/2000/05/n5-article28 Светлый путь Михаила Названова] // Искусство кино : журнал. — Май 2000. — № 5.
  2. [www.nbrkomi.ru/kk/base/raiony/uhta/kultura/teatry Театры Ухты] // Сайт Национальной библиотеки Республики Коми
  3. Гаврилов, И. [kinoart.ru/archive/2000/06/n6-article22 Светлый путь Михаила Названова] // Искусство кино : журнал. — Июнь 2000. — № 6.

Литература

  • Гаврилов И. [kinoart.ru/archive/2000/05/n5-article28 Светлый путь Михаила Названова] // Искусство кино : журнал. — Май 2000. — № 5.

Ссылки

  • [www.filmopark.ru/artist/index_187.php Михаил Названов на filmopark.ru]
  • www.peoples.ru/art/cinema/actor/nazvanov/
  • [www.russkoekino.ru/books/star/star-0069.shtml Михаил Названов. Творческая биография]
  • actors.khv.ru/n/nazvanov.htm

Отрывок, характеризующий Названов, Михаил Михайлович

– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.