Найдёнов, Сергей Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Найдёнов
Имя при рождении:

Сергей Александрович Алексеев

Псевдонимы:

Найдёнов, Рогожин

Дата рождения:

14 (26) сентября 1868(1868-09-26)

Место рождения:

Казань

Дата смерти:

5 декабря 1922(1922-12-05) (54 года)

Место смерти:

Ялта

Гражданство:

Российская империя Российская империя, РСФСР РСФСР

Род деятельности:

драматург, писатель

Язык произведений:

русский

Награды:

Премия имени А. С. Грибоедова

[az.lib.ru/n/najdenow_s_a/ Произведения на сайте Lib.ru]

Серге́й Алекса́ндрович Найдёнов (настоящая фамилия — Алексе́ев; 14 (26) сентября 1868, Казань, — 5 декабря 1922, Ялта) — русский драматург.





Ранние годы

Сергей Александрович родился в купеческой семье. Театром будущий драматург увлёкся уже в юные годы. В 1883 году он даже был исключен из Казанского реального училища за то, что давал «дерзкие» объяснения задержавшему его в театре инспектору. Отказавшись продолжать дело отца, в 1886 году Сергей отправился в Москву и поступил на драматическое отделение филармонического училища, которое окончил в 1889 г. по классу А. И. Сумбатова-Южина и О. А. Правдина.

В 18911893 годах Сергей Александрович под псевдонимом Рогожин выступал на вторых ролях в провинциальных труппах: в Вологде, Воронеже, Твери, Саратове.

В 1893 году молодой актёр увлёкся религиозно-этическим учением Льва Толстого, покинул сцену и поселился в земледельческой трудовой колонии в Уфимской губернии. Впрочем, это увлечение довольно быстро прошло, и уже в 1897—1898 годах он стал пайщиком артели торговых и страховых агентов. Наблюдения Найдёнова-толстовца, а позже страхового агента подскажут ему темы для первых пьес — «Культурный скит» и «Дыхание весны».

Осенью 1900 года Сергей Александрович переехал в Москву и по просьбе П. Н. Орленева занялся инсценированием «Братьев Карамазовых» Достоевского[1]. Тогда же он решил посвятить себя литературной деятельности. Дебютными публикациями стали несколько стихотворений в журналах и роман в одной из петербургских газет. К разочарованию автора, все его первые литературные опыты остались не замеченными критиками. Убедившись в том, что на ниве поэзии и прозы успех к нему не приходит, молодой литератор решил посвятить себя драматургии. «Это было время, — позже вспоминал он, — когда я сам мечтал, нет, не мечтал, а решил твёрдо сделаться драматургом. Я купил себе письменный стол, кресло, лампу и дорожную чернильницу сундучком. Я разделил оставшиеся у меня наследственные деньги 900 рублей на год по 75 рублей на месяц и приводил в исполнение свой роковой план. Год работать, а там, если ничего не выйдет — уйти… Это была последняя ставка»[2].

«Дети Ванюшина»

В 1901 году в Москве 33-летний Сергей Найдёнов написал свою первую и самую лучшую пьесу — «Дети Ванюшина». Пьеса была построена на автобиографическом материале, — земляк Сергея Найдёнова журналист Н. Шебуев утверждал: «Я знаю всё до мельчайших подробностей о семье Ванюшиных. Ведь ни для кого не тайна, что автор списал с натуры — точнее, со своей семьи»[3]. У второстепенных действующих лиц пьесы также были прототипы[4]. В «Детях Ванюшина» наиболее отчётливо проявилась присущая Найдёнову тенденция воплощать социальные проблемы в форме интимной психологической драмы.

Осенью 1901 года Найденов отослал только что законченную пьесу в 2 адреса: 1) в Санкт-Петербург на конкурс театра Литературно-художественного общества, — его пьеса оказалась в числе премированных и, согласно условиям конкурса, была принята к постановке в театре общества; 2) в Москву в театр Фёдора Корша.

10 декабря 1901 года в Санкт-Петербурге в частном театре Литературно-художественного общества состоялась премьера пьесы «Дети Ванюшина» в постановке Е. Карпова. Пьеса никому не известного автора собрала примерно половину зрительного зала, однако те, кто пришли, не были разочарованы. Одобрительные хлопки после первого действия сменились после второго бурными аплодисментами и дружными вызовами автора. «Это удивительно жизненная пьеса, — писал на следующий день обозреватель „Новостей и Биржевой газеты“. — …Кажется, что перед нами приподняли завесу настоящего человеческого горя, непонятных надежд, разбитых мечтаний» (1901, 11 декабря, № 341). «Детей Ванюшина» похвалила и «Петербургская газета»: «Очень хорошая эта пьеса. В ней так много правды, настоящей жизни; ничего нет деланного, придуманного». «Драма подкупает реализмом изображения будничной жизни средней семьи», — отметили 11 декабря 1901 года «Биржевые ведомости»[5].

14 декабря 1901 года состоялась премьера пьесы и в частном театре Фёдора Корша в Москве. Эта постановка стала значительным событием в истории дореволюционного театра[5].

В дальнейшем «Дети Ванюшина» ставились во многих городах страны; 11 января 1903 года Общество русских драматических писателей присудило Сергею Найдёнову за его пьесу премию имени А. С. Грибоедова[6].

1902—1909 годы

В 1902 году Найдёнов вошёл в организованный Н. Д. Телешовым кружок прогрессивных писателей «Московская литературная среда», тогда же он сблизился с А. П. Чеховым, И. А. Буниным и особенно М. Горьким. Найдёнов начал печататься в издательстве «Знание»; именно там в 1904 году вышел сборник его пьес.

В 1903 году одна за другой появились три пьесы Найдёнова: «Номер тринадцатый» и «Богатый человек», в том же году поставленные в Театре Корша, а также «Блудный сын», принятый к постановке Художественным театром. В пьесах «Номер тринадцатый» и «Блудный сын» чувствуется влияние Чехова: автор рисует страдания и беды «маленького человека» в капиталистическом обществе. Драма «Богатый человек», показывающая нравственную ущербность дельца-миллионера, выдержана в стиле А. Островского.

Из пьес 1904—1907 годов выделяются «Авдотьина жизнь» (1904), получившая высокую оценку М. Горького, и романтическая драма «Стены» (1907), в которой, однако, центральный образ — юной революционерки, получился схематичным и уступает в яркости второстепенным персонажам.

Всем пьесам Найдёнова, созданным до Первой мировой войны, присущи динамичность в развитии конфликта, тонкость и лаконизм психологических характеристик, живость диалога. Автор пытается соединить принципы «театра Островского» и «театра Чехова». Позже Найдёнов напишет, что он занимался «сочинительством героев жизни».

Ялтинский период

В 1909 году у Найдёнова обнаружили туберкулёз лёгких, и по совету врачей он поселился в Ялте. Здесь он провёл последние годы жизни. Несмотря на болезнь, Найдёнов продолжал сочинять пьесы, принимал активное участие в культурной жизни города. В его доме бывали А. М. Горький, И. А. Бунин, Н. Д. Телешов и многие другие писатели и артисты. Вместе с женой — актрисой И. И. Мальской — он организовал в Ялте драматическую труппу. Найдёнов был одним из учредителей «Российского общества по изучению Крыма».

В этот период написаны, в частности, мещанская комедия «Хорошенькая» (1907), психологическая драма «Роман тёти Ани» (1912), пьеса о жизни артистической богемы «Жертвы нашего времени (Безбытники)» (1917; в новой редакции — «Полотняное небо», 1919). Особенно удалась драматургу пьеса «Работница» (1915), создававшая крупный характер женщины-врача.

Октябрьскую революцию Найдёнов приветствовал. В 1921 году он создал хронику «Москва. Сцены из московской жизни 1905 года» — первую советскую пьесу о Революции 1905—1907 годов. В ней изображены массовые революционные собрания, показано отношение различных социальных слоев к Манифесту 17 октября, сделана попытка создать образ большевистского руководителя. В 1922 году, незадолго до смерти Найдёнов заканчивает историко-революционную драму «Неугасимый свет» (1922), в которой очень восторженно отзывался об Октябрьской революции, придавая ей некий сакральный смысл.

О себе и своём творчестве С. А. Найдёнов в конце жизни скажет: «Так или иначе, я долго служил делу разрушения, если не социального строя, то разрушению мещанского идеала […] Жизнь русского обывателя, его семья, дела, жизнь исключительно плотская, ради своего тела, претила мне. Я протестовал, я писал против этой жизни».

Умер Сергей Александрович Найдёнов 5 декабря 1922 года. На могиле драматурга в мемориальном комплексе «Поликуровский мемориал» установлен памятник, на котором выгравированы слова из его последней пьесы «Неугасимый свет»: «О, Боже мой, какой простор! Какие блещущие дали! Под мною звёзд певучих хор, над мною мир, где нет печали. Светлеет ум… За гранью смерти нет невежд. И нет законов дикаря. Живите, полные надежд. … Неугасимая заря. Неугасимый свет повсюду. Я жив. Я буду жить. Я буду»[7].

После смерти Найдёнова его ялтинская квартира, благодаря стараниям жены и поддержке общественности, была превращена в музей. До Великой Отечественной войны он был одной из достопримечательностей Ялты. Его посещали во время приезда многие советские писатели, артисты. Неоднократно здесь бывали А. В. Луначарский и Н. А. Семашко, которые всячески поддерживали музей. В период немецкой оккупации Крыма много ценных экспонатов музея было расхищено. Те, которые удалось сохранить, переданы литературному филиалу Ялтинского краеведческого музея, где находятся в настоящее время[8].

Экранизации

Театральные постановки

«Дети Ванюшина»

«Номер тринадцатый»

  • 1903 — Театр Корша

«Богатый человек»

«Блудный сын»

«Авдотьина жизнь»

«Стены»

  • 1907 — Московский Художественный театр. В роли Матрены — М. Лилина

Напишите отзыв о статье "Найдёнов, Сергей Александрович"

Примечания

  1. «Новости дня», 1901, 20 декабря, № 6654
  2. Найдёнов С. А. Чехов в моих воспоминаниях. // «Театральная жизнь», 1959, № 19, октябрь, стр. 25.
  3. «Обозрение театров», 1910, 17 декабря, № 1264, стр. 19.
  4. Пожилова Л. В. Казанские материалы в пьесе С. А. Найдёнова «Дети Ванюшина». — Казань, 1957. — С. 12.
  5. 1 2 История русского драматического театра. — М.: Искусство, 2002. — Т. Т. 7. 1808—1914. — С. 304, 335, 348, 374—377, 402.
  6. ЦГАЛИ, ф. 117, оп. 1, ед. хр. 69, л. 1
  7. [memento.sebastopol.ua/grave.php?code=95 Найденов (Алексеев) Сергей Александрович (1868—1922) Поликуровский холм — Крымский виртуальный некрополь]
  8. [crimean.info/page-id-268.html Улица Володарского, 11 — Ялта]

Ссылки

В Викитеке есть статья об этом авторе — см. Найдёнов, Сергей Александрович
  • [az.lib.ru/n/najdenow_s_a/ Найденов Сергей Александрович: Драматургия]
  • [rulex.ru/01140246.htm Найденов. Статья в ЭСБЕ]
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/112149/%D0%9D%D0%B0%D0%B9%D0%B4%D1%91%D0%BD%D0%BE%D0%B2 Найдёнов Сергей Александрович] // БСЭ

Литература

  • Воровский В. В. Раскол в «тёмном царстве», в его кн.: Литературно-критические статьи. — М., 1956.
  • Горький М. Письма С. А. Найдёнову // Архив А. М. Горького. — Т. 7. — М., 1959. 
  • «Дети Ванюшина» на сцене. Статьи о драме С. А. Найдёнова и её сценической истории. — М., 1940.
  • История русской литературы конца XIX ‒ нач. XX века. Библиографический указатель. — М.-Л., 1963.
  • Майский Ф. О чём рассказали архивы // Крым. — 1958.
  • Чернышёв А. А. Путь драматурга. С. А. Найдёнов. — М., 1977.

Отрывок, характеризующий Найдёнов, Сергей Александрович

Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.