Найробский договор об охране олимпийского символа
Поделись знанием:
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Найробский договор | |
---|---|
Найробский договор об охране олимпийского символа | |
Дата подписания | 26 сентября 1981 |
— место | Найроби, Кения |
Вступление в силу | 25 сентября 1982 |
Место хранения | Депозитарием является Генеральный директор ВОИС [1] |
Языки | Английский, Испанский, Русский, Французский [2] |
Сайт | [www.wipo.int/treaties/ru/ip/nairobi/ WIPO Lex] (англ.) (ар.) (исп.) (кит.) (рус.) (фр.) |
Найробский договор (англ. Nairobi Treaty on the Protection of the Olympic Symbol) предусматривает обязанность всех государств-участников охранять олимпийскую эмблему (пять переплетенных колец) от использования в коммерческих целях без разрешения Международного олимпийского комитета.
Административные функции договора выполняет Всемирная организация интеллектуальной собственности.
Напишите отзыв о статье "Найробский договор об охране олимпийского символа"
Примечания
См. также
- Всемирная организация интеллектуальной собственности
- Олимпийская символика
- Международный олимпийский комитет
- WIPO Lex
Ссылки
- Текст [www.wipo.int/wipolex/ru/treaties/text.jsp?file_id=287435 Найробского договора об охране олимпийского символа] (рус.) в базе данных WIPO Lex — официальный сайт ВОИС.
Это заготовка статьи по международному праву. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Найробский договор об охране олимпийского символа
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.