Накамура Кинносукэ I
Поделись знанием:
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
| Накамура Кинносукэ I | |
| 初代 中村 錦之助 | |
|
| |
| Профессиональная информация | |
| Профессия | актёр |
| Альтернативные псевдонимы |
Ёродзуя Кинносукэ (с 1971 года) |
| Гильдии и труппы |
гильдии Харимая (яп.), Ёродзуя (яп.) (с 1971 г.) |
| Направление в кино |
Дзидайгэки |
| Карьера | 1936—1996 |
| IMDb | ID 0620168 |
| Персональная информация | |
| Имя при рождении | Кинъити Огава |
| Дата рождения | 20 ноября 1932 |
| Место рождения | Токио, Япония |
| Дата смерти | 10 марта 1997 (64 года) |
| Место смерти | Касива, префектура Тиба, Япония |
| Отец | Накамура Токидзо III (яп.) |
| Жена | Инэко Арима (яп.) (1961—1965 гг, развод) Кэйко Авадзи (англ.) (1966—1987 гг, развод) Нисики Ко (яп.) (1990 — до его смерти) |
| Дети | (все от Кэйко Авадзи) Эцуо Сима (яп.), Данси (пасынки) Акихиро Огава (погиб в 1990 г., авария) Китиносукэ Ёродзуя (самоубийство в 2010 г.) |
Накамура Кинносукэ I (яп. 初代 中村 錦之助 Сёдай Накамура Кинносукэ?, 20 ноября 1932 года, Токио — 10 марта 1997 года, Касива), он же с 1971 года Ёродзуя Кинносукэ (яп. 萬屋 錦之介?) — японский актёр театра кабуки, кино и телевидения, председатель профсоюза актёров кинокомпании «Тоэй» в конце 1950-х — начале 1960-х годов, впоследствии основавший собственную киностудию и спродюсировавший несколько фильмов.
Содержание
Биография
Будущий актёр Накамура Кинносукэ родился в районе Акасака в Токио 20 ноября 1932 года в большой театральной семье актёра кабуки, оннагаты Накамуры Токидзо III (яп.), под именем Кинъити Огава. Он родной брат актёров Накамуры Токидзо IV, Накамуры Сидо I, Накамуры Касё II (Кароку IV) и Накамуры Кадзуо.
Карьера кабуки
Сценический дебют актёра (хацубутай) и присвоение ему имени Накамура Кинносукэ состоялись в 4-летнем возрасте в ноябре 1936 года на сцене театра Кабукидза (англ.), с исполнением им танца «Itsukushima Manekuhi Ōgi».
В 1971 году Накамура выделяет из родительской гильдии Харимая собственную гильдию Ёродзуя, возглавив её и сменив имя по названию гильдии. Последнее его появление на театральной сцене состоялось там же, где и первое, в «Кабукидза», где он исполнил роли в «Edokko Hanjōki», «Genroku Chûshingura» (еще одной постановки «Мести Ако») и «Sasurai no Ōkami».
Его основное кабуки-имя было унаследовано (как Накамура Кинносукэ II) в 2007 году его племянником (от брата Накамуры Токидзо IV) Синдзиро Огавой, прежде выступавшим под именем Накамура Синдзиро.[1]
Карьера в кино и на телевидении
В 1954 году Накамура, как и ряд его коллег из кабуки, попробовал свои силы в кинематографе, сыграв впоследствии в более чем 140 фильмах в жанре дзидайгэки на студии «Тоэй», а также, после ухода оттуда в 1966 году, на ряде других, в том числе, с собственным продюсерством. Обладая универсальным талантом, Накамура неоднократно играл в одном фильме по нескольку ролей — вплоть до семи (в «Повести о жестокости бусидо»[ja] 1963 года) — предвосхищая этим более поздние достижения, например, комика Эдди Мёрфи.
В его кинорепертуаре присутствует множество исторических или полуисторических деятелей, в которое входят, в частности:
- Мастера меча, включая Ягю Мунэнори[en] (в сериале NHK Haru no Sakamichi 1971 года и фильмах 1978 и 1982 года), Сакамото Рёму (в фильме 1970 года) и знаменитого мастера Миямото Мусаси — пожалуй, наиболее известную и «фирменную» роль Накамуры, которую актёр играл, в кино, как минимум, шесть раз (в одноменной серии из пяти фильмов 1961—1965 годов и в 1971 году).
- Даймё и самураи, в том числе несколько героев в различных постановках по преданию Месть Ако (известному также как «47 ронинов/самураев») — злосчастный даймё Асано «такуми-но-ками» Наганори[en] (1959) и оставшиеся верными ему ронины-мстители Оямада Сёдзаэмон (1956), Вакисака Авадзи-но-Ками (1961) и Оиси Кураносукэ[en] (1978), а также Сога Торимунэ (1956), Датэ Масамунэ (1959), Мацудайра Ёрицунэ (1959) и Мацудайра Катамори (1980), судья, магистрат и детектив Оока Этидзэн, испытавший на себе милость правителей зять Токугавы Тоётоми Хидэёри (1962) и брат Оды Нобунаги Ода Нагамасу[en] (1989).
- Полководцы и правители: Минамото-но Ёсицунэ (1957, 1958, 1962), Такэда Сингэн (1969), уже упомянутый Ода Нобунага (1959 и 1965), сёгун Токугава Иэмицу (1958) — вплоть до императора Японии.
- Религиозные деятели: основатели течений японского буддизма Синран (1960) и Нитирэн (1979).
- Известный оябун якудза и филантроп Симидзу-но Дзиротё (несколько фильмов в 1960—1962 годах) и его ближайшие помощники, в том числе Мори-но Исимацу (1957, 1958, 1960).
- Ряд современных деятелей, в том числе основатель компании Mitsubishi Ятаро Ивасаки (1970).
Кроме того, актёр сыграл многих других популярных героев, таких как Тангэ Садзэн (1966) и популярный персонаж кабуки, «японский Робин Гуд» Бентэн Кодзо Кикуносукэ (1955), а с 1973 по 1976 годы и в 1984 году играл заглавную роль «одинокого волка» Огами Итто (известную также в киноисполнении Томисабуро Вакаямы) в сериалах студий NTV и Fuji TV Kozure Ōkami на основе одноименной манги Кадзуо Коикэ.
Актёр умер 10 марта 1997 года от пневмонии, развившейся на фоне рака глотки.
Премии различных кинофестивалей
Премии Азиатско-тихоокеанского кинофестиваля
- 1958 — 江戸の名物男 一心太助 (The Town Hero / Благородный Тасукэ, 1958) — приз за «Лучшую мужскую роль».
Премии Японской Академии (японский аналог Оскара)
- 1979 — 赤穂城断絶 (The Shogun’s Samurai / Заговор клана Ягю, 1978) — номинация на «Лучшую мужскую роль».
- 1990 — 千利休 本覺坊遺文 (Death of a Tea Master, 1989) — номинация на «Лучшую мужскую роль второго плана».
- 1996 — Специальный приз за жизненные достижения.
- 1998 — Специальный приз по итогам карьеры (посмертно).
- 1959 — Приз в категории «Самый популярный» (Most Popular Award).
- 1964 — 武士道残酷物語 (Cruel Tales of Bushido, 1963) — приз за «Лучшую мужскую роль».
- 1998 — Специальный приз по итогам карьеры (посмертно).
Память об актёре
Книги актёра и о нем
- «Моя жизнь — без сожалений и прикрас» (яп. わが人生 悔いなくおごりなく Вага дзинсэй — куи наку, огори наку)[2]
- «Накамура Кинносукэ — Золотой век тямбара студии Тоэй» (яп. 中村錦之助 東映チャンバラ黄金時代 Накамура Кинносукэ То:эй тямбара о:гондзидай)[3]
- Фотоальбом «Ёродзуя Кинносукэ: Оглядываясь на 60 лет в искусстве» (яп. 萬屋錦之介 芸道六十年回顧写真集 Ёродзуя Кинносукэ : Гэйдо: рокудзю:нэн кайко сясинсю:)[4]
- "Отцовские слезы Ёродзуя Кинносукэ - специальное интервью с Кэйко Авадзи" (яп. 親父の涙万屋錦之介―淡路恵子特別インタビュー Оядзи но намида Ёродзуя Кинносукэ - Авадзи Кэйко токубэцу интабю:)[5]
- "Всем сердцем с Кинносукэ - в память о Накамуре Кинносукэ・Ёродзуя Кинносукэ" (яп. 一心錦之助―オマージュ中村錦之助・萬屋錦之介 Иссин Кинносукэ — ома:дзю Накамура Кинносукэ・Ёродзуя Кинносукэ)[6].
Документальные фильмы
- 1981 — Chambara graffiti: Kill! (яп. ちゃんばらグラフィティー 斬る！ Chanbara gurafiti: Kiru!) — документальный фильм о жанре самурайского боевика, содержащий эпизоды съемок ряда популярных актёров.
Фильмография
Серии фильмов
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1954 | 新諸国物語 笛吹童子 第一部 どくろの旗 | Shin Shokoku Monogatari Fuefuki Dōji 1: Dokuro no Hata | Clan revival | Кикумару | |
| 1954 | 新諸国物語 笛吹童子 第二部 幼術の闘争 | Shin Shokoku Monogatari Fuefuki Dōji 2: Yōjutsu no Tōsō | |||
| 1954 | 新諸国物語 笛吹童子 第三部 満月城の凱歌 | Shin Shokoku Monogatari Fuefuki Dōji 3: Mangetsu-jō no Gaika |
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1954 | 里見八犬伝 第一部 妖刀村雨丸 | Satomi Hakkenden 1 | Sorcerer’s Orb | Псы-Воины клана Сатоми | Синдо |
| 1954 | 里見八犬伝 第二部 芳流閣の龍虎 | Satomi Hakkenden 2 | Sorcerer’s Orb 2 | Псы-Воины клана Сатоми 2 | |
| 1954 | 里見八犬伝 第三部 怪猫乱舞 | Satomi Hakkenden 3 | Sorcerer’s Orb 3 | Псы-Воины клана Сатоми 3 | |
| 1954 | 里見八犬伝 第四部 血盟八剣士 | Satomi Hakkenden 4 | Sorcerer’s Orb 4 | Псы-Воины клана Сатоми 4 | |
| 1954 | 里見八犬伝 完結篇 暁の勝鬨 | Satomi Hakkenden Z | Sorcerer’s Orb 5 | Псы-Воины клана Сатоми 5 |
Obōzu Tengu
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1954 | 新諸国物語 紅孔雀 第一篇 那智の小天狗 | Shin Shokoku Monogatari Beni Kujaku 1: Nachi no Kotengu | Нати но Косиро | ||
| 1955 | 新諸国物語 紅孔雀 第二篇 呪いの魔笛 | Shin Shokoku Monogatari Beni Kujaku 2: Noroi no Mateki | |||
| 1955 | 新諸国物語 紅孔雀 第三篇 月の白骨城 | Shin Shokoku Monogatari Beni Kujaku 3: Tsuki no hakotsu shiro | |||
| 1955 | 新諸国物語 紅孔雀 第四篇 剣盲浮寝丸 | Shin Shokoku Monogatari Beni Kujaku 4: Kenmō Ukinemaru | |||
| 1955 | 新諸国物語 紅孔雀 完結篇 廃墟の秘宝 | Shin Shokoku Monogatari Beni Kujaku Z: Haikyo no Hihō |
Minamoto no Yoshitsune (Минамото-но Ёсицунэ)
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1955 | 源義経 | Minamoto no Yoshitsune | Minamoto no Yoshitsune | Минамото-но Ёсицунэ | Минамото-но Ёсицунэ |
| 1956 | 続源義経 | Zoku Minamoto no Yoshitsune | Minamoto no Yoshitsune 2 | Минамото-но Ёсицунэ 2 |
Shishimaru Ippei (Сисимару Иппэй)
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1955 | 獅子丸一平 | Shishimaru Ippei | Shishimaru Ippei | Сисимару Иппэй | Сисимару Иппэй; император Японии |
| 1955 | 続獅子丸一平 | Zoku Shishimaru Ippei | Сисимару Иппэй: Продолжение | ||
| 1956 | 獅子丸一平 第三部 | Shishimaru Ippei 3 | Сисимару Иппэй 3 | ||
| 1956 | 危し！獅子丸一平 | Abunai! Shishimaru Ippei | Берегись! Сисимару Иппэй | Сисимару Иппэй | |
| 1956 | 獅子丸一平 完結篇 | Shishimaru Ippei Z | Сисимару Иппэй 5 |
Ikoku Monogarari Himaraya no Maō
Shin Shokoku Monogatari Nanatsu no Chikai (Семеро Поклявшихся)
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1956 | 新諸国物語 七つの誓い 黒水仙の巻 | Shin Shokoku Monogatari Nanatsu no Chikai: Kuro Suisen no Kan | The Seven Vows, Part 1 | Семеро Поклявшихся: Черный Нарцисс | Горо |
| 1957 | 新諸国物語 七つの誓い 奴隷船の巻 | Shin Shokoku Monogatari Nanatsu no Chikai: Doreimone no Kan | The Seven Vows, Part 2 | Семеро Поклявшихся: Невольничий корабль | |
| 1957 | 新諸国物語 七つの誓い 凱旋歌の巻 | Shin Shokoku Monogatari Nanatsu no Chikai: Gaisen uta no Kan | The Seven Vows, Part 3 | Семеро Поклявшихся 3: Песнь победы |
«Рыцарская» трилогия о клане якудза Симидзу но Дзиротё
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1957 | 任侠清水港 | Ninkyō shimizu-minato | Port of Honor | Рыцари порта Симидзу / Порт чести | Мори но Исимацу (яп.) |
| 1958 | 任侠東海道 | Ninkyō Tōkaidō | A chivalrōs spirit | Рыцари Токайдо / Дух благородства | бондарь Ониёси |
| 1960 | 任侠中仙道 | Ninkyō Nakasendō | Gambler’s Code on the Nakasendo / Road of Chivalry | Рыцари Накасэндо / Путь благородства |
Genji Kuro Sassoki
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1957 | 源氏九郎颯爽記 濡れ髪二刀流 | Genji Kuro Sassoki Nuregami Nitoryu | Tales of yōng Genji Kuro | Гэндзи Куро | |
| 1958 | 源氏九郎颯爽記 白狐二刀流 | Genji Kuro Sassoki Byakko Nitoryu | Tales of yōng Genji Kuro 2 | ||
| 1962 | 源氏九郎颯爽記 秘剣揚羽の蝶 | Genji Kuro Sassoki Hiken Ageha no Cho | Tales of yōng Genji Kuro 3 | Гэндзи Куро, Хацунэ но Хибики |
Dai-bosatsu tōge (Перевал Бодхисаттвы / Меч Судьбы[11])
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1957 | 大菩薩峠 | Dai-bosatsu tōge | Swords in the Moonlight | Перевал Бодхисаттвы / Меч Судьбы | Уцуги Хёма |
| 1958 | 大菩薩峠 第二部 | Dai-bosatsu tōge 2 | Swords in the Moonlight 2 | Перевал Бодхисаттвы 2 / Меч Судьбы 2 | |
| 1959 | 大菩薩峠 完結篇 | Dai-bosatsu tōge Z | Swords in the Moonlight 3 | Перевал Бодхисаттвы 3 / Меч Судьбы 3 |
Yureifune (Корабль Призраков)
Isshin Tasuke (Иссин Тасукэ)
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1958 | 江戸の名物男 一心太助 | Edo no Meibutusu Otoko: Isshin Tasuke | Noble Tasuke | Благородный Тасукэ | рыбак Иссин Тасукэ, сёгун Токугава Иэмицу |
| 1958 | 一心太助 天下の一大事 | Isshin Tasuke Tenka no Ichi Daiji | Isshin Tasuke: A World in Danger | Иссин Тасукэ: Дело мировой важности | |
| 1959 | 一心太助 男の中の男一匹 | Isshin Tasuke: Otoko no Nakano Otoko Ippiki | Isshin Tasuke: The Man of Men | Иссин Тасукэ: Мужчина из мужчин | |
| 1961 | 家光と彦左と一心太助 | Iemitsu to Hikoza to Isshin Tasuke | The king and his vassals | Иэмицу, Хикодза и Иссин Тасукэ | |
| 1963 | 一心太助 男一匹道中記 | Isshin Tasuke: Otoko ippiki dōchūki | Иссин Тасукэ: Дорожные заметки |
Tonosama Yajikita
Mito Kōmon (Мито Комон / Советник Мито)
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1957 | 水戸黄門 | Mito Kōmon | Унокити | ||
| 1959 | 水戸黄門 天下の副将軍 | Mito Kōmon Tenka no Fuku Shogun | Lord Mito 2 | Мито Комон 2: Правая рука сёгуна | Мацудайра Ёрицунэ |
| 1960 | 水戸黄門 | Mito Kōmon | Lord Mito Komon | Мито Комон | Ханарэгома но Сирокити |
Shinran (Синран)
Wakakihi no Jirochō (Молодость Дзиротё)
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1961 | 若き日の次郎長 東海一の若親分 | Wakakihi no Jirochō: Tōkaiichi no Waka Oyabun | Симидзу но Дзиротё | ||
| 1962 | 若き日の次郎長 東海道のつむじ風 | Wakakihi no Jirochō: Tōkaidō no tsumujikaze |
Miyamoto Musashi (Миямото Мусаси)
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1961 | 宮本武蔵 | Miyamoto Musashi | Miyamoto Musashi | Миямото Мусаси | Миямото Мусаси |
| 1962 | 宮本武蔵 般若坂の決斗 | Miyamoto Musashi: Hannyazaka no Kettō | |||
| 1963 | 宮本武蔵 二刀流開眼 | Miyamoto Musashi: Nitōryū Kaigan | |||
| 1964 | 宮本武蔵 一乗寺の決斗 | Miyamoto Musashi: Ichijōji no Kettō | |||
| 1965 | 宮本武蔵 巌流島の決斗 | Miyamoto Musashi: Ganryūjima no Kettō |
Chiisakobe
Hana to Ryū (Дракон и цветы)
Индивидуальные фильмы студии «Тоэй» (до 1966 года), а также других студий
Фильмы студии «Тоэй» 1950-х годов
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1954 | ひよどり草紙 | Hiyodori sōshi | Книга соловья | ||
| 1954 | 花吹雪御存じ七人男 | Hanafubuki Gozonji Shichinin Otoko | Ёсабуро | ||
| 1954 | 唄しぐれ おしどり若衆 | Uta Shigure Oshidori Wakashū | Рюносукэ | ||
| 1954 | 唄ごよみいろは若衆 | Uta go yomi: Iroha wakashū | Инаба Яносукэ | ||
| 1954 | 八百屋お七 ふり袖月夜 | Yaoyaoshichi Furisode Zukiyo | Икута Китидзабуро | ||
| 1954 | 満月狸ばやし | Mangetsu Tanuki Bayashi | Мамэтаро, Гэнносукэ | ||
| 1954 | 新選組鬼隊長 | Shinsengumi Onitaichō | The Last of Samurai | Окита Содзи (англ.) | |
| 1955 | 勢ぞろい喧嘩若衆 | Seizoroi Kenka Wakashū | Бентэн Кодзо Кикуносукэ (англ.) | ||
| 1955 | 越後獅子祭 やくざ若衆 | Echigojishi Matsuri Yakuza Wakashū | Катагай но Хансиро | ||
| 1955 | 青春航路 海の若人 | Seishun Kōro Umi no Wakōdo | Ямадзато Эйитиро | ||
| 1955 | あばれ纏千両肌 | Abarematoi Senryōhada | Нокицунэ Сандзи | ||
| 1955 | 紅顔の若武者 織田信長 | Kōgan no Wakamusha: Oda Nobunaga | Ода Нобунага | ||
| 1955 | あばれ振袖 | Abare Furisode | Рютаро | ||
| 1956 | 羅生門の妖鬼 | Rashōmon no Yōki | Хэйдзабуро Ацудзи; Саюри; Ибараки Кидодзи (яп.); монах Хикару | ||
| 1956 | 晴姿一番纏 | Hare Sugata Ichiban Matoi | Хогуми но Ятаро | ||
| 1956 | 赤穂浪士 天の巻 地の巻 | Akō Rōshi: Ten no Maki, Chi no Maki (англ.) | Замок Ако: Книга Небес, Книга Земли | Оямада Сёдзаэмон (яп.) | |
| 1956 | 悲恋 おかる勘平 | Hiren Okaru Kanpei | Хаяно Кампэй | ||
| 1956 | 怪談 千鳥ケ淵 | Kaidan Chidorigafuchi | Миносукэ | ||
| 1956 | 青年安兵衛 紅だすき素浪人 | Seinen Yasuhyōe Kurenai Dasuki Surōnin | Накаяма Ясухёэ | ||
| 1956 | 曽我兄弟 富士の夜襲 | Soga Kyōdai Fuji no Yashū | Сога Токимунэ (яп.) | ||
| 1957 | 青雲の鬼 | Seiun no Oni | Хаями Адзума | ||
| 1957 | 雨の花笠 | Ame no Hanagasa | Тогэ но Синтаро | ||
| 1957 | 隼人族の叛乱 | Hayato-Zoku no Hanran | Rebellion | Кэйхара Мондосукэ | |
| 1957 | 恋風道中 | Koikaze Dōchū | Breeze of Love | Дзироку но Тёкити | |
| 1958 | おしどり駕籠 | Oshidori kago | A Bull’s Eye for Love / Bull’s Eyes of Love | Любовь — прямо в «яблочко» | штукатур Гэнта (наследник-даймё Минагути но Гэндзиро) |
| 1958 | 風と女と旅鴉 | Kaze to Onna to Tabigarasu | Wind, woman and road | Ветер, женщина и бродяга | Кадзама но Гиндзи |
| 1958 | 清水港の名物男 遠州森の石松 | Shimizukō no Meibutsuotoko Enshū Mori no Ishimatsu | Мори но Исимацу (яп.), дебют продюсерства | ||
| 1958 | 旗本退屈男 | Hatamoto Taikutsu Otoko | The Bored Hatamoto | Агэха но Тёдзи | |
| 1958 | 剣は知っていた 紅顔無双流 | Ken Wa Shitte Ita: Kogan Muso Ryu | The Sword Knows | Маядоно Кёносукэ | |
| 1958 | 隠密七生記 | Onmitsu Shichishoki | The Abandoned Swords | Брошенные мечи | Сагара Санпэй |
| 1958 | 浅間の暴れん坊 | Asama no Abarenbō | Roughneck from Asama / Free spirit of Asama | Якудза из Асамы | Асама но Итари |
| 1959 | 忠臣蔵 桜花の巻 菊花の巻 | Chushingura: Ōka no maki, Kikka no maki | The Great Avengers / 47 Masterless Samurai | Асано Такуми но Ками | |
| 1959 | 美男城 | Binanjo | Forbidden Castle / Castle of Handsome Men | Уманосукэ | |
| 1959 | お役者文七捕物暦 蜘蛛の巣屋敷 | Oyakusha Bunshichi Torimono-reki, Kumonosu-Yashiki | Оякуся Бунсити | ||
| 1959 | 独眼竜政宗 | Dokuganryu Masamune | Hawk of the North | Сокол Севера | Датэ Масамунэ |
| 1959 | 血闘水滸伝 怒濤の対決 | Ketto Suikoden Dotō no Taiketsu | A Spectacular Showdown | Сюносаки но Сэйкити | |
| 1959 | 浪花の恋の物語 | Naniwa no Koi no Monogatari | Their own world | Камэя Тюбэй | |
| 1959 | 風雲児 織田信長 | Fūnji Oda Nobunaga | Oda Nobunaga | Ода Нобунага |
Фильмы студии «Тоэй» 1960-х годов
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1960 | 弥太郎笠 | Yataro Gasa | Yakuza of Ina / My friend Death | Рянко но Ятаро | |
| 1960 | 暴れん坊兄弟 | Abarenbō Kyōdai | Unwieldy brothers | ||
| 1960 | 森の石松鬼より怖い | Mori no Ishimatsu Oni yori kowai | Мори но Исимацу (яп.) | ||
| 1960 | 若き日の次郎長 東海の顔役 | The Woman’s Testament | Симидзу но Дзиротё (яп.) | ||
| 1961 | 江戸っ子奉行 天下を斬る男 | Edokko Bugyo Tenka wo Kiru Otoko | An Edo Magistrate | Оока Этидзэн (англ.) | |
| 1961 | 赤穂浪士 | Akō Rōshi | Ako Roshi | Замок Ако / Ронины из Ако / Месть Ако | Вакисака Авадзи но Ками |
| 1961 | 江戸っ子繁昌記 | Edokko Hanjo-ki | Сэйдзан Харима, рыботорговец Кацугоро | ||
| 1961 | 反逆児 | Hangyakuji | The Conspirator | Заговорщик | Сабуро Нобуясу |
| 1962 | 瞼の母 | Mabuta no Haha | In search of mother | В поисках матери | Тютаро |
| 1962 | 千姫と秀頼 | Sen-hime to Hideyori | Lady Sen and Hideyori | Принцесса Сэн и Хидэёри | Тоётоми Хидэёри |
| 1962 | 次郎長と小天狗 殴り込み甲州路 | Jirocho to Kotengu Nagurikomi Koshuji | A revengeful raid | Симидзу но Дзиротё (яп.) | |
| 1963 | 勢揃い東海道 | Seizoroi Tōkaidō | Омаэда Эйдзиро | ||
| 1963 | 武士道残酷物語 | Bushido Zankoku Monogatari | Cruel Tales of Bushido / Bushido, Samurai Saga | Повесть о жестокости бусидо | Иикура Дзиродзаэмон, Садзиэймон, Кютаро, Сюдзо, Синго, Осаму, Сусуму (7 человек с фамилией Иикура) |
| 1963 | 真田風雲録 | Sasuke and his Comedians | Ханарэсару но Сасукэ | ||
| 1963 | 関の弥太ッぺ | Seki no Yatappe | Yakuza from Seki | Ятаппэ из Сэки / Якудза из Сэки | Ятаппэ (Сэки но Ятаро) |
| 1964 | 鮫 | Same | Акула | ||
| 1964 | 日本侠客伝 | Nihon Kyokakuden | Chivalrous story of Japan | Сэйдзи | |
| 1964 | 仇討 | Adauchi | Revenge | Эсаки Симпати | |
| 1965 | 徳川家康 | Tokugawa Ieyasu | Lord Tokugawa Ieyasu | Токугава Иэясу | Ода Нобунага |
| 1965 | 冷飯とおさんとちゃん | Hiyameshi to Osan to Chan | Cold Rice, Osan, Chan | Последыш. Осан. Тян (три короткие истории) |
Сибаяма Тайсиро, плотник Санта, ремесленник Дзюкити |
| 1965 | 股旅三人やくざ | Matatabi San-Nin Yakuza | Three Yakuza | Кадзэ но Кютаро | |
| 1966 | 沓掛時次郎 遊侠一匹 | Kutsukake Tokijirō: Yukyo ippiki | Куцукакэ Токидзиро | ||
| 1966 | 丹下左膳 飛燕居合斬り | Tange Sazen: Secter of the urn | Тангэ Садзэн |
Фильмы Mifune Productions, студии Тосиро Мифуне
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1968 | 祇園祭 | Gion Matsuri | Праздник Гион | Синкити | |
| 1969 | 風林火山 | Fūrinkazan | Samurai Banners | Фуринкадзан[12] / Знамена самураев | Такэда Сингэн |
| 1969 | 新選組 | Shinsengumi | Band of Assassins / Shinsengumi | Синсэнгуми | Арима Сёта |
| 1970 | 待ち伏せ | Machibuse | Засада на кровавом перевале | Ибуки Хёма |
Фильмы студии Дайэй
Фильмы студии Тохо
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1969 | 地獄変 | Jigokuhen | Portrait of Hell | Картины Ада[14] | даймё Хорикава |
| 1970 | 商魂一代 天下の暴れん坊 | Shōkon Ichidai Tenka no Abarenbō | Will to Conquer | Ивасаки Ятаро | |
| 1971 | 真剣勝負 | Shinken Shōbu | Swords of Death | Миямото Мусаси |
Фильмы собственной студии Nakamura Productions (основана в 1968, обанкротилась в 1982 году)
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1970 | 幕末 | Bakumatsu | Bakumatsu | Бакумацу | Сакамото Рёма |
Фильмы с участием под именем Ёродзуя Кинносукэ
| Год | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1978 | 柳生一族の陰謀 | Akō-jō Danzetsu | Падение замка Ако | Ягю Тадзима-но-Ками Мунэнори (англ.) | |
| 1978 | 赤穂城断絶 | Yagyū Ichizoku no Inbou | The Shogun’s Samurai / Intrigue of the Yagyu clan / Yagyu Clan Conspiracy | Заговор клана Ягю | Оити Курасукэ (англ.) |
| 1979 | 日蓮 | Nichiren | Nichiren | Нитирэн | Нитирэн (основатель одноименной школы японского буддизма) |
| 1979 | 真田幸村の謀略 | Sanada Yukimura no Boryaku | Хитрость Санады Юкимуры | Токугава Иэясу | |
| 1980 | 徳川一族の崩壊 | Tokugawa Ichizoku no Hōkai | Падение дома Токугава | Мацудайра Катамори (англ.) | |
| 1981 | 仕掛人梅安 | Shikakenin Baian | |||
| 1982 | 青春の門 自立篇 | Seishun no Mon Jiritsu Hen | The Gate of Youth 2 | ||
| 1985 | 最後の博徒 | Saigo no Bakuto | The Last Gambler | Харунобу | |
| 1989 | 千利休 本覺坊遺文 | Sen no Rikyū Hongakubō Ibun | Death of a Tea Master | Смерть мастера чайной церемонии | Ода Уракусай (Ода Нагамасу (англ.)) |
Телесериалы
Сериалы телекомпании Tokyo Broadcasting System Television (англ.)
Сериалы телекомпании Nippon Television
| Годы | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1968 | 江戸一番の大泥棒 | Edo Ichiban Oodoborō | |||
| 1973-1976 | 子連れ狼 | Kozure Okami | Lone Wolf and Cub | Одинокий волк и его ребенок | Огами Итто |
| 1975 | 長崎犯科帳 | Nagasaki Hankachō | Хирамацу Тюсиро | ||
| 1987 | 田原坂 | Tabaruzaka | Кацу Кайсю (англ.) | ||
| 1987 | 銭形平次 | Zenigata Heiji | Zenigata Heiji | Дзэнигата Хэйдзи / Детектив Хэйдзи-«монетка» |
Сасано Ясабуро |
| 1990-1992 | 柳生武芸帳 | Yagyū bugeichō | Династия боевых искусств Ягю |
Сериалы телекомпании NHK
| Годы | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1971 | 春の坂道 | Haru no Sakamichi | Ягю Мунэнори (англ.) | ||
| 1986 | 武蔵坊弁慶 | Musashibō Benkei | Musashibo Benkei | Мусасибо Бэнкэй | Фудзивара но Хидэхира (англ.) |
| 1987 | ばら色の人生 | Barairo no Jinsei | |||
| 1994 | 花の乱 | Hana no Ran | Ямана Содзэн (англ.) | ||
| 1996 | 土曜ドラマ カンパニー | Kanpanī | Компания / Фирма | сам себя |
Сериалы телекомпании TV Asahi
| Годы | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1966 | 暗闇の丑松 | Kurayami no Ushimatsu | |||
| 1966 | いのち | Inochi | Жизнь | ||
| 1971 | 大忠臣蔵 | Daichūshingura | Вакисака Ясутэру (яп.) | ||
| 1972 | さすらいの狼 | Sasurai no Ookami | Хаями Рюносин | ||
| 1973 | 長谷川伸 | Hasegawa Shin | |||
| 1973 | 弥太郎笠 | Yatarō Gasa | |||
| 1974-1977 | 破れ傘刀舟悪人狩り | Yaburega Satōshū Akunin Gari | |||
| 1977 | 破れ奉行 | Yabure Bugyō | Хаями Укон | ||
| 1978-1979 | 破れ新九郎 | Yabure Shinkurō | Синкуро | ||
| 1979 | 赤穂浪士 | Akō Rōshi | Ako Roshi | Оиси Кураносукэ (англ.) | |
| 1980-1982 | 鬼平犯科帳 | Onihei Hankachō | Хасэгава Нобутамэ (яп.) | ||
| 1991 | 若さま侍捕物帖 | Wakasama Zamurai Torimomochō | |||
| 1995 | 鬼麿斬人剣 | Onimaro Zanjinken | Минамото Киёмаро |
Сериалы телекомпании TV Tokyo
| Годы | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1981 | それからの武蔵 | Sorekara no Musashi | Миямото Мусаси | ||
| 1982 | 竜馬がゆく | Ryōma Gayuku | Сакамото Рёма | ||
| 1982 | 柳生新陰流 | Синкагэ-рю клана Ягю | Ягю Мунэнори (англ.) | ||
| 1996 | 文吾捕物絵図 張り込み | Bungo torimono ezu: Harikomi | Усукэ |
Сериалы телекомпании Fuji Television
| Годы | Японское название[7] | Транслитерация | Английское название[8] | Русское название[9] | Роли[10] |
|---|---|---|---|---|---|
| 1981 | 宿命剣 鬼走り | Shukumeiken Onibashiri | Одзэки Дзюдаю | ||
| 1981-1982 | 日本犯科帳・隠密奉行 | Nihon Hanka-chō Onmitsu Bugyō | |||
| 1982 | 大岡越前 | Ōoka Echizen | Ooka Echizen | Оока Этидзэн | Оока Этидзэн-но-ками |
| 1984 | 子連れ狼 | Kozure Okami | Lone Wolf and Cub | Одинокий волк и его ребенок | Огами Итто |
| 1984 | 弐十手物語 | Nijutte Monogatari | |||
| 1984 | 真夜中の匂い | Mayonaka no Nioi | |||
| 1991 | 雲霧仁左衛門 | Kumokiri Nizaemon | Kumokiri Nizaemon | Кумокири Нидзаэмон (по манге Сётаро Икэнами) |
Кумокири Нидзаэмон |
| 1992 | 御金蔵破り | Gokinzo Yaburi | Кэмури но Томидзо |
Сериалы других телекомпаний
Напишите отзыв о статье "Накамура Кинносукэ I"
Примечания
- ↑ www.kabuki21.com/kinnosuke.php Накамура Кинносукэ на сайте Kabuki21.net
- ↑ Ёродзуя Кинносукэ (яп. 萬屋錦之介?). [www.amazon.co.jp/わが人生-悔いなくおごりなく-萬屋-錦之介/dp/4808305429 Моя жизнь — без сожалений и прикрас] = わが人生 悔いなくおごりなく. — Токио: Издательство Токио Симбун Кикэйдэ (яп. 東京新聞出版), 1995. — 222 с. — ISBN 4-80-830542-9.
- ↑ Общество исследования кинотворчества Кинносукэ (яп. 錦之介映画研究会 Кинносукэ эйга кэнкю:кай?). [www.amazon.co.jp/中村錦之助-東映チャンバラ黄金時代-錦之介映画研究会/dp/4948735655 Накамура Кинносукэ] = 中村錦之助. — Токио: Издательство Wiesner (яп. ワイズ出版), 1997. — 198 с. — (Золотой век тямбара студии Тоэй (яп. 東映チャンバラ黄金時代 То:эй тямбара о:гондзидай)). — ISBN 4-94-873565-5.
- ↑ Ёродзуя Кинносукэ (яп. 萬屋錦之介?). [www.amazon.co.jp/萬屋錦之介-芸道六十年回顧写真集-萬屋-錦之介/dp/4808305828 Фотоальбом «Ёродзуя Кинносукэ: Оглядываясь на 60 лет в искусстве»] = 萬屋錦之介 芸道六十年回顧写真集. — Токио: Издательство Токио Симбун Кикэйдэ (яп. 東京新聞出版), 1997. — 136 с. — ISBN 4-80-830582-8.
- ↑ 島 英津夫 (яп. 島 英津夫?). [www.amazon.co.jp/親父の涙万屋錦之介―淡路恵子特別インタビュー-島-英津夫/dp/4083330074 Отцовские слезы Ёродзуя Кинносукэ - специальное интервью с Кэйко Авадзи] = 親父の涙万屋錦之介―淡路恵子特別インタビュー. — Токио: Издательство Сюэйся (яп. 集英社), 1999. — 227 с. — ISBN 4-08-333007-4.
- ↑ Сообщество поклонников кино с Кинносукэ (яп. 錦之助映画ファンの会 Кинносукэ эйгафан но кай?). [www.amazon.co.jp/一心錦之助―オマージュ中村錦之助・萬屋錦之介-錦之助映画ファンの会/dp/490243105X Всем сердцем с Кинносукэ - в память о Накамуре Кинносукэ・Ёродзуя Кинносукэ] = 一心錦之助―オマージュ中村錦之助・萬屋錦之介. — Токио: Издательство Экору・Сэдзаму (яп. エコール・セザム), 2009. — 148 с. — ISBN 4-90-243105-X.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 По материалам [www.jmdb.ne.jp/person/p0274300.htm Japanese Movie Database] (яп.) и [movie.walkerplus.com/person/96603/ MovieWalker] (яп.).
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 По материалам Internet Movie Database, а также баз магазинов японского кино kurotokagi.com и samuraidvd.net.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 Фильмы с Тиёносукэ Адзумой, за исключением «Зипанга», никогда не переводились на русский язык; все остальные названия неофициальные, взяты с сайтов AsiaFilm.tv и Shinema.ru, либо переведены с японского, где это не вызывает сомнений.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 По материалам Japanese Movie Database (яп.), базы MovieWalker (яп.) либо из английских аннотаций фильмов; ввиду отсутствия по многим фильмам информации об эпохе и происхождении персонажей, все полностью расшифрованные имена оставлены в японском порядке «Фамилия Имя» или «Место/Клан но Имя»
- ↑ Первый из вариантов русского названия — перевод японского названия серии, по одноименному серийному роману Кайдзана Накадзато; второй — от одноименного фильма 1966 года с Тосиро Мифунэ
- ↑ Сокращенный девиз на знаменах войск Такэды Сингэна, сложенный из двух цитат их «Искусства войны» Сунь-цзы, полностью «故其疾如風，其徐如林，侵掠如火，不動如山» («Будь стремителен как ветер, таен как лес, нападай яростно как огонь, обороняйся незыблемо как гора»)
- ↑ Гоёкин (яп. 御用金 гоё:кин) — ист. чрезвычайный единовременный налог (в эпоху Токугава)
- ↑ По новелле «Муки Ада»Рюноскэ Акутагавы (1918)
- ↑ Английские и русское названия — аналогично одноименному фильму того же года с Ёродзуя Кинносукэ в роли Оити Курасукэ
Отрывок, характеризующий Накамура Кинносукэ I
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
