Накиб
Книги и законы
|
Наки́б (мн. ч. нукаба'; «старейшина», «глава»; «уполномоченный») — исламский термин, широко употреблявшийся в практике мусульманских конфессиональных общин и религиозно-политических движений. Во времена правления Аббасидов накиб осуществлял юрисдикцию над потомками пророка Мухаммеда и членами их семей. С XV века в Османской империи делами Алидов занимались накиб аль-ашрафы.
Помимо хашимитских накибов в Багдаде существовали также накибы ансаров. В суфизме накиб — уполномоченный главы тариката в обителях. Накибами также называли старейшин городских профессиональных объединений. В исмаилизме накиб является одним из высших званий духовной иерархии и уполномоченным имама.
Содержание
Хашимиты
- Аббасиды
В VIII веке о приказу аббасидского халифа ас-Саффаха (749—754) был составлен первый официальный генеалогический список (тумар) потомков пророка Мухаммеда (Хашимитов), имевших право на государственное пособие. Сложение института накибов проходило в условиях обострения отношений между Аббасидами и Алидами, претендовавших на ближайшее родство Пророком. Составление списка было поручено накибу, который должен был быть избран из потомства аббасидского имама Ибрахима ибн Мухаммада (убит в 748 г.). Должность накиба была очень почётной в мусульманском обществе[1]. Первым уполномоченным Хашимитов стал сын Ибрахима ибн Мухаммада, Мухаммад ибн Ибрахим (749—801)[2]. Накиб осуществлял юрисдикцию над потомками пророка Мухаммеда и членами их семей, которые освобождались от уплаты милостыни, получали пособие и т. д. В каждом городе имелся накиб, которого назначал халиф. Накибы часто возглавляли караваны паломников, совершавших хадж[2].
- Алиды
До начала X в. Алиды и Аббасиды находились под юрисдикцией общего накиба, назначаемого Аббасидами. В период правления халифов Харуна ар-Рашида и аль-Мамуна Алиды носили специальные отличительные знаки в виде зелёных повязок. Эта традиция была возрождена мамлюкскими правителями Египта и существовала в Османской империи[1]. В 917 году в результате Алиды возвысились и получили право иметь автономного накиба из их числа[2]. В Багдаде за должность накиба боролись хасанидская и хусейнидская ветви Алидов[2]. Известный Накиб — хусейнид аш-Шариф зуль-манакиб аль-Хусейн ибн Муса аль-Мусави с 965 по 1006 год шесть раз смещался и восстанавливался в этой должности[3]. Его преемниками в должности багдадских накибов талибитов были последовательно его сыновья ар-Ради (ум. 1016 г.) и аль-Муртада (ум. в 1044 г.). В XI в. наряду с багдадской линией талибитских накибов сложилась линия рейских талибитских накибов. Первым накибом этой линии был ученик Абу Джафара ат-Туси, Али ибн Мутаххар ад-Дибаджи (ум. в 1067 г.)[3].
В обязанности Алидских накибов входило распределение ежемесячного пособия, рассмотрение жалоб и вершение суда[3]. Они вели дела Хашимитов, были осведомлены об их родословных, фиксировали факт и точную дату рождения их детей[1].
- Османская империя
В 1400 году, при султане Баязиде I, в Османской империи был учрежден специальный государственный орган, занимающийся делами Алидов. В период правления султана Мехмета II он был временно упразднен. С 1494 года на должность почётного накиба (накиб аль-ашраф) был назначен Саййид Махмуд, учитель султана Баязида II. Должность почётного накиба сохранялась в Османской империи до конца её существования. Они имели большой штат работников. В их обязанность входило ведении родословных списков для потомков Пророка, регистрация фактов рождения, наблюдении за их поведением, улаживании ссор, забота о сиротах и слабоумных и т. п[4]. Каждому потомку пророка Мухаммада выдавался специальный документ, подтверждающий факт родства. Почётные накибы Османской империи носили специальные одежды. В их обязанности также входило установление личности людей, заявлявших о себе как о потомках пророка Мухаммада. Тех, кто фабриковал свои родословные и приписывали себя к Алидам называли мутасаййидами[1].
Суфизм
В суфизме накиб — представитель главы (кутб, авлия) тариката на местах[3]. Накибами назначались самые опытные дервиши, которые добились значительных успехов на пути духовного совершенства[1].
Прочее
В системе аббасидской пропаганды и исмаилитского «призыва» установлено 12 накибов (по примеру 12 учеников Христа). В исмаилизме накиб исполнял роль уполномоченного имама. В духовной иерархии исмаилитов накиб был одним из высших званий[2].
Помимо хашимитских накибов в Багдаде существовали также накибы ансаров (накиб аль-ансар), среди которых был известный ханбалит Абдуссалам ибн Ахмад (ум. в 1075 г.)[3].
Накибами также называли «старейшин городских профессиональных объединений (купцов, ремесленников и т. д.)»[5].
Напишите отзыв о статье "Накиб"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Али-заде, А. А., 2007.
- ↑ 1 2 3 4 5 Исалм: ЭС, 1991, с. 185.
- ↑ 1 2 3 4 5 Исалм: ЭС, 1991, с. 186.
- ↑ Накиб-оль-эшраф // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Гогиберидзе, 2009, с. 164.
Литература
- Али-заде, А. А. Накиб : [[web.archive.org/web/20111001002856/slovar-islam.ru/books/n.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
- Гогиберидзе Г. М. Исламский толковый словарь. — Ростов н/Д: Феникс, 2009. — 266 с. — (Словари). — 3000 экз. — ISBN 978-5-222-15934-7.
- Прозоров С.М. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 Накиб] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 185—186.</span>
Отрывок, характеризующий НакибВ отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно. Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица. Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе. Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна. Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории. Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий. Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его. Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила. «Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов. Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза. Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны. Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний. |