Накусов, Дагко Еламурзаевич

Дагко Накусов
Имя при рождении:	Дагко Еламурзаевич Накусов
Род деятельности:	механизатор колхоза "Кавказ"
Отец:	Еламурза Алезорович
Мать:	Александра Дахцикоевна
Супруга:	Адоша Юсуповна
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Дагко́ Еламурза́евич На́кусов (2 февраля 1919, Эльхотово, РСФСР) — советский механизатор. Заслуженный механизатор РСФСР (1986). Герой Социалистического Труда (1973).

Биография

Родился 2 февраля 1919 года в селе Эльхотово, в семье Еламурзы Алезоровича (1880—1967) и Александры Дахцикоевны (1882—1969) Накусовых.

В 1941 году ушёл на фронт. Служил разведчиком. Участник битв за Кавказ и Сталинград. Победу встретил в Берлине. Имеет боевые награды.

В 1945 году, вернувшись с фронта, принят механизатором в колхоз «Кавказ». Всю свою жизнь он трудился именно в этом колхозе. Несколько раз, благодаря его новаторствам, колхоз давал рекордные урожаи. Так, в 60-е годы, за рекордый урожай его наградили Орденом Ленина, в 1971 году, опять же, за рекордный урожай — Орденом Октябрьской революции.

В 1973 году, Накусов, очередной раз совершил трудовой подвиг: было собрано 50 центнеров кукурузы с каждого гектара, и 40 центнеров пшеницы с гектара. За это, указом Президиума Верховного Совета СССР, Накусову Дагко Еламурзаевичу присвоено звание «Герой Социалистического Труда» с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

Награды

• Герой Социалистического Труда (1973) — за рекордный урожай кукурузы и пшеницы, собранный в страду 1973 года
• Два ордена Ленина
• Орден Октябрьской Революции (1971)
• Орден Отечественной войны 1 и 2 степени
• Орден Красной Звезды
• Медали, в том числе:
  • Две медали «За отвагу»
  • Медаль «За оборону Сталинграда»
  • Медаль «За оборону Кавказа» и другие.
  • Заслуженный механизатор РСФСР (1986).

См. также

• Герои Социалистического Труда Республики Северная Осетия-Алания

Отрывок, характеризующий Накусов, Дагко Еламурзаевич

Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.