Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё
Поделись знанием:
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё (яп. 南無 妙 法 蓮 華 経, англ. Nam(u) Myōhō Renge Kyō[1], Преданность Таинственному Закону Сутры Лотоса или Слава Сутре Лотоса Высшего Закона[2][3]) — мантра, исполняемая в качестве центральной практики всех форм буддизма Нитирэн, уделяющих особое внимание изучению Лотосовой сутры (японское название Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё). Мантру называют Даймоку (яп. 題目[3]) или, в почётной форме, О-Даймоку (お題目). Её впервые ввёл через личную практику японский буддийский учитель Нитирэн на 28-й день четвёртого месяца 1253 года нашей эры в Сэйтё-дзи (англ.) (также называемом Киёсуми-дэра) вблизи Коминато нынешней Тибы, Япония[4][5].
Практика распевания Даймоку называется Сёдай (唱題).
Целью пения Даймоку является достижение совершенного и полного пробуждения[6] (бодхи).
Значение
Как Нитирэн объяснил мантру в его Онги Кудэн[8] (御義口傳) Нам(у) (南無) является транслитерацией на японский язык санскритского намас, и МёХо РэнГэ Кё (妙法 蓮華 経) является японским произношением китайского названия Лотосовой Сутры в переводе Кумараджива (отсюда Даймоку, что является японским словом со смыслом заголовок).
- 南無 — Нам(у) (от санскр. Намас) — преданность
- 妙 — Мё — тайна, чудо, разум
- 法 — Хо — закон, учение
- 蓮 — Рэн — лотос
- 華 — Гэ — цветок
- 経 — Кё — сутра или учение
Эти символы написаны в центре Гохонзона (англ.) — мандалы, почитаемой большинством нитирэн-буддистов.
Иероглифы 南無 妙 法 蓮 華 経 (Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё) также написаны по краям мембран специальных барабанов[6] для монашеской миротворческой практики,[7] которой уделил должное внимание Махатма Ганди.[9]
Встречаются и камни разного размера с высеченной на них каллиграфией
- 南
- 無
- 妙
- 法
- 蓮
- 華
- 経
Точная интерпретация Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё, как оно произносится, и его положение в буддийской практике немного отличается среди многочисленных школ Нитирэн-буддизма, но Я беру прибежище в удивительном законе Сутры цветка лотоса может служить универсальным переводом.
См. также
- Ганди, Махатма
- Каменка. Гора Всех Религий
- Нитирэн
- Паньковка. Строительство Ступы Мира
- Тэрасава, Дзюнсэй
- Фудзии, Нитидацу
Напишите отзыв о статье "Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё"
Примечания
- ↑ SGDB 2002, [www.sgilibrary.org/search_dict.php?id=1492 Namu]
- ↑ SGDB 2002, [www.sgilibrary.org/search_dict.php?id=1321 Lotus Sutra of the Wonderful Law]
- ↑ 1 2 Kenkyusha 1991
- ↑ Anesaki 1916, с.34
- ↑ SGDB 2002, [www.sgilibrary.org/search_dict.php?id=1526 Nichiren]
- ↑ 1 2 RISU 2010
- ↑ 1 2 Шмыгля 2009
- ↑ Watson 2005
- ↑ NEPP 2013
Ссылки
- Anesaki Masaharu. Nichiren, the Buddhist prophet. — Cambridge: Harvard University Press, 1916.
- Kenkyusha. Kenkyusha's New Japanese-English Dictionary. — Tokyo: Kenkyusha Limited, 1991. — ISBN 4-7674-2015-6.
- Lotus Seeds: The Essence of Nichiren Shu Buddhism / Monguchi-McCormick, Yumi (translator). — Nichiren Buddhist Temple of San Jose, 2000. — ISBN 0970592000.
- NEPP [www.xanatos.com/newenglandpeacepagoda/about.asp Most Venerable Nichidatsu Fujii] (англ.). New England Peace Pagoda (2013). — «Достопочтенный Нитидацу Фудзии, основатель Нипондзан Мёходзи <...> стал монахом в 19 лет <...> В 32 года после долгой аскетической практики, он понял, как воплотить основную практику, которой он мог бы следовать для достижения мира: битьё в ручной барабан и воспевание Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё. Достопочтенный Фудзии считал, что его миссия была исполнить пророчества Маха Бодхисаттвы Нитирэна. Это включало возврат истинного духа и учения Будды в Индию, которая утратила эти учения более 1000 лет. Во время своей миссионерской деятельности в Индии, он развил глубокую духовную связь с Махатмой Ганди, кто назвал его "Гуруджи", и в самом деле взялся за практику воспевания с барабаном. (англ. The Most Venerable Nichidatsu Fujii, founder of Nipponzan Myohoji <...> became a monk at 19 years of age <...> At age 32, after much ascetic practice, he came to realize the basic practice he would follow to bring about peace: beating a hand-drum an chanting Na Mu Myo Ho Ren Ge Kyo. The Most Ven. Fujii believed his mission was to carry out the prophecies of Maha Bodhisattva Nichiren. This included returning the true spirit and teaching of Buddha to India, which had lost those teachings for more than 1,000 years. During his missionary work in India, he developed deep spiritual ties with Mahatma Gandhi, who named him "Guruji", and actually took up the practice of drumming and chanting.)» Проверено 31 октября 2013.
- RISU [theology.in.ua/article_print.php?id=38288&name=blog&_lang=ua& Нам нужна совершенно новая музыка во всем] (07-10-2010). — «В левой руке у меня барабан, похожий на шаманский бубен, я бью в него палочкой, которую держу в правой руке и произношу нараспев фразу Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё, написанную на барабане иероглифической вязью. Она содержит в себе имя и сердце главного учения Будды — Лотосовой Сутры. Её смысл бесконечно глубок и велик, она истинная реальность за пределами пространства и времени, жизни и смерти, божественная природа, которой наделен каждый и цель моей молитвы пробуждать её звуками барабана. На рынке мне нужно собрать подаяние – подношение от людей; жить на подаяние это важная часть духовной практики буддийского монаха.» Проверено 29 октября 2013.
- Ryuei, Rev. [nichirenscoffeehouse.net/Ryuei/lotus_sutra.html Lotus Sutra Commentaries] (англ.). Nichiren's Coffeehouse (1999). Проверено 30 октября 2013.
- SGDB [www.sgilibrary.org/dict.html The Soka Gakkai Dictionary of Buddhism] (англ.). Soka Gakkai International (2002). Проверено 30 октября 2013.
- Watson Burton. The Record of the Orally Transmitted Teachings (trans.). — Soka Gakkai, 2005. — ISBN 4-412-01286-7.
- Шмыгля, Алексей [sidoso.com/index.php?page=lektsiya-dostopochtennogo-terasavy-senseya Лекция Достопочтенного Тэрасавы-Сэнсэя 11 сентября 2009 года, Кыргызская Республика, Тянь-шаньское Место Пути] (2009). — «до сих пор люди не верят в силу практики Лотосовой Сутры с барабаном. Европейцы во время маршей мира собирались в многотысячные манифестации и все вместе повторяли «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё!» под звуки барабана. Но как только исчезла Берлинская стена и закончилась холодная война, я покинул Европу — все там забыли силу этой практики Дхармы, создавшей духовные причины для таких перемен. Я бил в барабан и произносил «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё!» в майское полнолуние 1988 года на Красной площади и на встрече с М.С.Горбачевым в Кремле. Во время августовского путча в Москве я был единственным религиозным деятелем на баррикадах перед Белым Домом, где я тоже бил в барабан. В самые критические моменты истории новой России не только я, но и многие мои ученики практиковали в Москве. Но, тем не менее, наша практика «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё!» с барабанами остается непризнанной в России. Во время трагической войны в Чечне многие члены нашей сангхи вместе со мной поехали туда и, ударяя в барабан, произносили «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё!». И тогда первая чеченская война была остановлена. Российской армии пришлось отступить. Но народ Чечни не признал силу практики «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё!» с барабанами и никто из чеченце не принял её. Поэтому единство народа было потеряно и началась еще более трагическая, вторая война на Северном Кавказе. Все это время в Европе, России, Чечне происходили столь большие перемены, однако люди там так и не признали истинную силу практики Лотосовой Сутры» Проверено 6 мая 2015.
Дополнительные материалы
|
Это заготовка статьи о буддизме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
