Нападение на бар «Байардо»
| Нападение на бар «Байардо» | |
 Памятник жертвам теракта | |
| Место атаки |
Бар «Байардо», Абердин-Стрит, Белфаст |
|---|---|
| Дата | |
| Способ атаки |
стрельба и взрыв бомбы |
| Оружие |
самодельное взрывное устройство |
| Погибшие |
5 |
| Раненые |
более 50 |
| Число террористов |
3 |
| Террористы |
Брендан Макфарлэйн, Питер Хэмильтон и Шеймус Кларк |
| Организаторы |
Временная ИРА: Белфастская бригада, 3-й батальон, рота А |
Нападение на бар «Байардо» было совершено 13 августа 1975 в Белфасте группой боевиков Ирландской Республиканской Армии во главе с Бренданом Макфарлэйном: они организовали взрыв и перестрелку в пабе на Абердин-Стрит, который «крышевался» ольстерскими лоялистами. В результате нападения погибли четверо гражданских лиц и один ольстерский доброволец (все протестанты). По версии журналистов Алана Мюррэя и Питера Тейлора, это была месть за расстрел шоубэнда «Майами», совершённый двумя неделями назад. По обвинению во взрыве и перестрелке, помимо Макфарлэйна, были задержаны боевики Питер Хэмильтон и Шеймус Кларк: все трое были приговорены к пожизненному лишению свободы.
Предыстория
Спустя шесть лет после начала конфликта, 10 февраля 1975 представители Временной ИРА и британского правительства возобновили переговоры: боевики согласились прекратить нападения на британские силы безопасности в обмен на отказ британцев от обысков и рейдов[1]. Однако у обеих сторон были свои провокаторы: некоторые ирландские националисты считали, что только путём военного вмешательства можно будет добиться полной победы в конфликте, в то время как британское командиры игнорировали приказы о прекращении огня[1], а сотрудники спецслужб продолжали внедрять своих агентов в ряды ИРА[1].
Вплоть до начала 1976 года не прекращались стычки между католиками и протестантами: ольстерские лоялисты, не желавшие объединения со всей Ирландией и опасавшиеся, что британское правительство пойдёт на уступки и заставит их принять законы Республики Ирландия[2], возобновили террористические атаки против ирландского гражданского населения, состоявшего из католиков и симпатизировавшего националистам. Они рассчитывали выдавить ИРА и заставить прекратить сопротивление[3]. Стремясь не вступать в стычки со спецслужбами, боевики ИРА обратили внимание на лоялистов, однако это серьёзно подорвало дисциплину в движении[1].
31 июля 1975 шоубэнд «Майами», популярный в Ирландии, совершал переезд в Дублин из Бэнбриджа на микроавтобусе. Близ Баскхилла (пригород Ньюри), около погранпоста их остановили ольстерские добровольцы (часть из них служила в Ольстерском оборонном полку), переодетые в форму британских войск. Пока один из «лжесолдат» проверял документы у музыкантов, двое других заложили бомбу под автобус, однако та сдетонировала преждевременно и погубила двух невезучих солдат. Оставшийся «личный состав» погранпоста открыл огонь по музыкантам: трое погибли на месте, двое были ранены[4]. Спустя две недели, как утверждают Питер Тейлор и Алан Мюррэй, боевики ИРА решили отомстить за зверское нападение[5][6].
Атака
13 августа 1975 в баре «Байардо» находилось много людей. Незадолго до закрытия бара к нему подъехал зелёный Audi, где находились трое боевиков ИРА из Белфастской бригады. Автомобилем управлял 24-летний уроженец Ардойна Брендан Макфарлэйн[7][8][9]. Ещё двое боевиков, Шеймус Кларк (младший брат Теренса Кларка, бывшего телохранителя Джерри Адамса) и Питер «Скит» Хэмильтон выбрались из машины и встали у входа в паб на Абердин-Стрит[10][11]. Один из них открыл огонь из собственного оружия AR-15 по стоявшим Уильяму Грэйси (63 года) и его родственнику Сэмюэлю Ганнингу (55 лет), которые разговаривали друг с другом снаружи. Оба были убиты на месте[6][12].
Второй из боевиков вошёл в паб, где развлекались его владельцы, и оставил у входа сумку, в которой находилась 10-фунтовая бомба. Оба боевика тут же убежали к автомобилю.[11]. Запаниковавшие посетители стали разбегаться, и бомба тут же взорвалась, разрушив кусок стены и обрушив часть конструкции на посетителей. От взрыва погибли 29-летняя Джоанн МакДоуэлл (посетительница бара) и 21-летний ольстерский доброволец Хью Харрис, чьи тела обнаружили под развалинами[6]. Пятой жертвой стала 17-летняя (или 19-летняя) Линда Бойл[6][13], которую удалось достать из-под завалов, но спустя 8 дней, 21 августа, она умерла от ранений. Всего пострадали ещё более 50 человек[6].
Газета Belfast Telegraph утверждала, что боевики ИРА, скрываясь по Агнес-Стрит, ещё и обстреляли толпу женщин и детей около таксопарка, однако жертв и пострадавших не было[6]. Спустя 20 минут после взрыва всех троих задержала полиция на блокпосте: в салоне автомобиля был найден автомат AR-15, из которого велась стрельба, с использованными гильзами. Отпечатки пальцев на нём принадлежали всем троим боевикам[7][11].
Месть за нападение
ИРА не сразу признала ответственность за взрывы: сначала она вовсе отрицала факт участия в нападении, а затем заявила, что это была антитеррористическая операция против ольстерских добровольцев, которые собирались устроить теракт против ирландского католического населения[6]. Бар располагался в центре зоны Шенкилл-Роуд, которая была под контролем ольстерцев, откуда можно было видеть везде ольстерские знамёна. Мартин Диллон утверждает, что боевики Ольстерских добровольческих сил часто посещали бар, и одни из самых известных посетителей был Ленни Мёрфи, глава банды «Шенкиллских мясников»[14]. Стив Брюс считает, что в начале 1970-х годов ольстерских лоялистов можно было увидеть чаще всего именно в этом баре: из штаб-квартиры, располагавшейся над магазином «The Eagle», можно было быстро добраться до бара «Байардо»[15]. В конце концов, утверждения ИРА имели долю истины: один из арестованных боевиков от друга Ленни Мёрфи узнал, что лидер ольстерцев ушёл из бара после окончания встречи с соратниками за 10 минут до нападения[16].
Лоялисты, взбешённые дерзким нападением, устроили очередную волну терактов против католиков: через два дня на Фоллз-Роуд взрыв автомобиля покалечил 35 человек[17]; 22 августа в Арма в баре «МакГлинан» была предпринята точно такая же атака, какую провели боевики ИРА — перестрелка и взрыв бомбы, которые унесли жизни трёх человек (один умер от ран 28 августа) и покалечили ещё несколько[18]. Параллельно с терактом в Арма в Блэкуотертауне прогремел ещё один взрыв в баре, однако пострадавших не был[19]. Боевики ИРА, прикрываясь названием «Республиканские силы реагирования», отвечали ольстерцам тем же террором, что возмущало Джерри Адамса и Брендана Хьюза, которые считали, что боевики разрушают все попытки наладить мир[20].
Последствия
В мае 1976 года Брендан Макфарлэйн, Шеймус Кларк и Питер Хэмильтон были осуждены Диплокским судом и приговорены к пожизненному лишению свободы в тюрьме «Мэйз»[5][10][11]. Макфарлэйн в тюрьме не прекратил попытки освобождения и в 1983 году организовал побег 38 заключённых, в том числе своих сообщников по теракту. Хэмильтона удалось схватить на территории тюрьмы, а вот Кларк и Макфарлэйн скрылись. После этого Макфарлэйн отказывался что-либо рассказывать о нападении: ИРА не вынуждали его делать какие-либо признания и сами признавали это нападение совершённым по религиозным мотивам[5], хотя Джерри Адамс убеждал всех, что Макфарлэйн никогда не разжигал межрелигиозную рознь[6]. Хэмильтон 25 февраля 2011 скончался от рака в Дандалке[10].
Бар вскоре был снесён. Группа активистов, желавшая, чтобы совершённый террористический акт не был предан забвению[6], установила мемориал жертвам теракта на месте, где когда-то стоял бар. Мемориал представляет собой часть конструкции бара с плакатом, на котором изображены фотографии бара до и после взрыва, а также фотографии погибших[21].
См. также
Напишите отзыв о статье "Нападение на бар «Байардо»"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [cain.ulst.ac.uk/events/truce/kelley88.htm Extracts from The Longest War: Northern Ireland and the IRA by Kevin J. Kelley]. Zed Books Ltd, 1988. Conflict Archive on the Internet (CAIN)
- ↑ Taylor, Peter (1999). Loyalists. London: Bloomsbury Publishing Plc. p.142
- ↑ Taylor, Peter. Brits: The War Against the IRA. Bloomsbury Publishing, 2001. p.182
- ↑ Taylor, pp.147–149
- ↑ 1 2 3 Taylor, p.149
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.belfasttelegraph.co.uk/opinion/news-analysis/bayardo-murders-lost-in-rubble-of-mcgurks-15107917.html "Bayardo murders lost in rubble of McGurk's". Belfast Telegraph. Alan Murray. 10 March 2011] Retrieved 8 November 2011
- ↑ 1 2 "McFarlane – The Inside Story". Magill magazine. Derek Dunne. April 1986.
- ↑ Bishop, Patrick Joseph & Mallie, Eamonn (1987). The Provisional IRA. London: Heinemann. p.223
- ↑ [www.belfasttelegraph.co.uk/opinion/columnists/liam-clarke/sinn-fein-on-the-brink-of-new-era-of-openness-16059819.html "Sinn Fein on the brink of new era of openness". Belfast Telegraph. Liam Clarke. 7 October 2011] Retrieved 10 November 2011
- ↑ 1 2 3 "Last vote for dying IRA chief; he backs Adams in election". The Mirror (London). Maurice Fitzmaurice. 2 March 2011
- ↑ 1 2 3 4 O'Malley, Padraig (1990). Biting the Grave: the Irish hunger strikes and the politics of despair. Boston: Beacon Press. p.68
- ↑ McKittrick, David (1999). Lost Lives. UK: Mainstream. p.560
- ↑ [cain.ulst.ac.uk/sutton/chron/1975.html CAIN Web Service Sutton Index of Deaths – 1975] Retrieved 8 November 2011. CAIN gives Linda Boyle's age as 19.
- ↑ Dillon, Martin (1989). The Shankill Butchers: the real story of cold-blooded mass murder. New York: Routledge. p.7
- ↑ Bruce, Steve (1992). The Red Hand: Protestant paramilitaries in Northern Ireland. Oxford University Press. p.190
- ↑ Stevenson, Jonathan (1996). We Wrecked the Place: contemplating an end to the Northern Irish troubles. Free Press. p.54
- ↑ Brian Hanley & Scott Millar. The Lost Revolution: The Story of the Official IRA and the Workers' Party. Chapter 8: Brothers Fighting Brothers. Penguin UK, 2010
- ↑ McKittrick, David. Lost Lives. p.565
- ↑ [news.google.com/newspapers?id=QfpMAAAAIBAJ&sjid=LTMDAAAAIBAJ&dq=bayardo-bar&pg=6209%2C2960809 "Northern Ireland expects violence"]. Rome News Tribune. 24 August 1975
- ↑ Taylor, Peter (1998). Provos: The IRA and Sinn Fein. London: Bloomsbury. p. 195
- ↑ [cain.ulst.ac.uk/cgi-bin/AHRC/photos.pl?id=1104&mon=693 CAIN Bayardo Bomb memorial]
Отрывок, характеризующий Нападение на бар «Байардо»
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
