Нападения акул у побережья Нью-Джерси (1916)

Нападения акул у побережья Нью-Джерси в 1916 году — серия нападений акул, произшедшая в период с 1 по 12 июля 1916 года, в результате которых погибли четыре человека и один был ранен. До сих пор учёные не пришли к единому мнению, к какому биологическому виду принадлежали нападавшие акулы и каково было их количество. Наиболее часто упоминаются белая акула и бычья акула. Серия нападений пришлась на аномально жаркое лето. Жара и страх перед эпидемией полиомиелита, накрывшей северо-восток США, привела тысячи отдыхающих на курорты побережья Нью-Джерси. Нападения акул на атлантическом побережье США находящемся севернее побережий субтропических штатов Флориды, Джорджии, Северной и Южной Каролины происходили редко, поэтому учёные полагают, что нападения 1916 года были вызваны возросшим присутствием людей в воде.

Реакция на нападения в местном и национальном масштабе выразилась в волне паники, побудившей рыбаков начать охоту с целью искоренения поголовья «акул-людоедов» и применения мер по защите экономики приморских общин Нью-Джерси. Чтобы обеспечить безопасность купающихся курортные города загородили свои общественные пляжи стальными сетями. Нападения вынудили ихтиологов пересмотреть общие представления о поведении акул и характере их нападений, т.к. до 1916 года знания человечества об акулах состояли только из гипотез и предположений.

Эти события сразу же вошли в американскую популярную культуру. Акулы стали темой издательских карикатур, показывающих их как опасные для человека. Вдохновлённый этими событиями американский писатель Питер Бенчли в 1974 году написал роман «Челюсти», в котором большая белая акула терроризировала вымышленный курортный городок Эмити. По сюжету романа в 1975 году режиссёр Стивен Спилберг снял культовый одноимённый фильм. Были выпущены несколько документальных фильмов, вышедших на каналах History Channel, National Geographic Channel и Discovery Channel, включая телефильм «Blood in the Water» (2009).

Нападения и жертвы

В период с 1 по 12 июля 1916-го года атакам акул у побережья Нью-Джерси подверглись пять человек и только одной из жертв посчастливилось выжить. Первая атака произошла 1 июля у Бич-Хейвен (курортный город на острове Лонг-бич) на южном побережье Нью-Джерси. Жертвой стал 25-летний Чарльз Эптинг Вансант из г. Филадельфия, пребывавший со своей семьёй на отдыхе в отеле «Англсайд» (Engleside Hotel). Перед обедом Вансант решил совершить краткий заплыв в океане с ретривером чесапикской породы, с которым играл на пляже. Войдя в воду, Вансант начал кричать, остальные купальщики подумали, что он зовёт собаку, но причиной крика была акула, терзавшая ногу Вансанта. Спасатель Александр Отт бросился на помощь Вансанту и вытащил его из воды. По его словам, акула преследовала их до пляжа, пока он не вытащил истекающего кровью Вансанта из воды. Мясо с бедра Вансанта было обгрызено до кости, он истёк кровью и в 18:45 умер на столе менеджера отеля.

После гибели Вансанта пляжи вдоль побережья Нью-Джерси продолжали оставаться открытыми. Капитаны судов, заходящих в порты Ньюарка и Нью-Йорк-сити, докладывали о наблюдениях акул, плававших вдоль побережья Нью-Джерси, но их сообщения оставлялись без внимания. Вторая атака случилась в 75 км к северу от Бич-Хэвен на побережье курортного города Спринг-лейк (Нью-Джерси) у отеля «Эссекс-энд-Сассекс» 6 июля. Погиб 27-летний швейцарский носильщик Чарльз Брудер. Он отплыл на 120 м от побережья. Акула впилась ему в грудь и изодрала ноги. Одна женщина услышала крики и уведомила спасателей, что видит перевёрнутое красное каноэ, плывущее по поверхности моря (она приняла за каноэ кровавое пятно). Спасатели Крис Андерсон и Джордж Уайт поплыли к телу Брудера на лодке и увидели, что он изгрызен акулой. Они вытащили пострадавшего из воды, но он истёк кровью и умер на пути к пляжу. Согласно газете «The New York Times», «женщин, увидевших искалеченное тело Брудера, вытащенное на пляж, охватила паника и они попадали в обморок». Гости и работники отеля «Эссекс-энд-Сассекс» и других соседних отелей собрали деньги для матери Брудера в Швейцарии.

Следующие две атаки имели место в среду 12 июля в ручье Матаван недалеко от города Матаван, в 48 км к северу от Спринг-лейк и на 24 км вглубь территории. Сам город Матаван скорее напоминал город среднего запада, а не атлантический курортный город, и поэтому само место представлялось маловероятным для нападений акул. Когда капитан и житель города Томас Котрелл заметил в ручье акулу длиной в 2,4 метра, городские жители ему не поверили. Около 14:00 местные мальчишки резвились в ручье у пристани Уайкофф и заметили нечто похожее на «старую чёрную обветренную доску или бревно». Из воды появился спинной плавник, и мальчишки поняли, что это акула. Прежде чем 11-летний Лестер Стилвелл выбрался из ручья, акула набросилась на него и утащила его под воду.

Мальчишки побежали в город за помощью. Несколько человек, включая местного бизнесмена, 24-летнего Уотсона Стенли Фишера, прибыли для расследования. Фишер и остальные спустились в ручей для поисков тела Стилвелла, и на него, стоявшего посередине остальных, набросилась акула. Его вытащили из ручья, рука несчастного была сильно искусана, он истёк кровью и в 17:30 умер в мемориальной больнице Монмута в Лонг-Бранч. Тело Стилвелла было найдено 14-го июля в 46 м вверх по течению в Wyckoff dock.

Пятой, последней и единственной выжившей жертвой стал 14-летний Джозеф Данн из Нью-Йорк-сити. Он был атакован в полумиле от Уайкофф через полчаса после нападений на Стилвелла и Фишера. Акула укусила его за левую ногу, но ему пришли на помощь брат и друг и вытащили его, как будто соревнуясь с акулой в перетягивании каната. Джозефа отправили в Университетскую Больницу Святого Петра в Нью-Брансуике, откуда он был выписан 15 сентября.

Реакция

Как только национальные СМИ снизошли до Бич-Хэвена, Спринг-лейк и Матавана, побережье Нью-Джерси охватила паника. Согласно Капуццо, паника была «непревзойдённой в американской истории», «накрывшей побережья Нью-Йорка и Нью-Джерси и распространяющейся по телефону и радиотелеграфу, письмами и открытками». Сначала после атаки у Бич-Хэвен учёные и пресса с неохотой признавали причиной смерти Чарльза Вансанта нападение акулы. Газета The New York Times написала, что Вансант «был сильно искусан в воде… рыбой, предположительно акулой». Всё же Джеймс М. Михан из комиссии (en) штата Пенсильвания по рыбной ловле и бывший директор Филадельфийского аквариума (en) утверждал в интервью для ежедневной филадельфийской газеты «Public Ledger (en)», что акула охотилась за собакой и напала на Вансанта по ошибке. Он особенно отметил, что не следует делать акцента на угрозе, которую акулы представляют для людей.

Несмотря на гибель Чарльза Вансанта и доклад о недавней поимке двух акул поблизости, я не считаю, что людям следует опасаться купаться на пляжах из-за страха перед людоедами. Знания об акулах неполны, и я не считаю, что на Вансанта напал людоед. Вансант играл в воде с собакой, и, возможно, небольшая акула плыла на небольшой глубине и наткнулась на него, подброшенная волной. Она не смогла быстро скрыться оттуда, и, будучи голодной, была вынуждена атаковать собаку и человека.

Оригинальный текст (англ.)  

Despite the death of Charles Vansant and the report that two sharks having been caught in that vicinity recently, I do not believe there is any reason why people should hesitate to go in swimming at the beaches for fear of man-eaters. The information in regard to the sharks is indefinite and I hardly believe that Vansant was attacked by a man-eater. Vansant was in the surf playing with a dog and it may be that a small shark had drifted in at high water, and was marooned by the tide. Being unable to move quickly and without food, he had come in to attack the dog and snapped at the man in passing.

—

Реакция прессы на вторую атаку была более шумной. Крупнейшие американские газеты, такие как «Boston Herald (en)», «Chicago Sun-Times (en)», «Philadelphia Inquirer», «Washington Post» и «San Francisco Chronicle», поместили рассказ на своих первых полосах. Газета «The New York Times» вышла с заголовком «Shark Kills Bather Off Jersey Beach»» (Акула убивает купальщиков на побережье Нью-Джерси). Растущая паника причинила ущерб владельцам отелей на побережье Нью-Джерси на сумму около 250 тыс. долларов (по ценам 2012 года — 5,3 млн долларов) ввиду снижения туризма и купания на 75 % в данных областях. 8-го июля 1916-го учёные Фредерик Август Лукас, Джон Тредвелл Николс и орнитолог Роберт Кастман Мёрфи (в качестве члена комиссии) провели пресс-конференцию в американском музее естественной истории. Чтобы погасить растущую панику, трое учёных заявили, что третья атака акул крайне маловероятна, хотя, по общему признанию, они были удивлены всеми этими нападениями. Тем не менее Джон Николс (единственный ихтиолог из всей троицы) предупредил купальщиков, чтобы они держались поближе к пляжу и купались в специальных местах, огороженных сетками после первой атаки.

По всему побережью среднеатлантических штатов возросло число наблюдений акул. 8-го июля вооружённые катера, патрулирующие побережье у Спринг-крик, погнались за животным, похожим, по их мнению, на акулу. Пляж на Ашбури-авеню (город Ашбури-парк) был закрыт после того, как спасатель Бенджамин Эверингхэм заявил, что отбил веслом нападение 4-х метровой акулы. Акулы были замечены у Байонны (Нью-Джерси), Роки-пойнт (Нью-Йорк), Бриджпорта (Коннектикут), Джексонвиля (Флорида) и Мобиля (Алабама). Обозреватель из журнала Field & Stream поймал серо-голубую акулу в бурунах у Бич-Хэвен. Актриса Гертруда Хоффман купалась у побережья Кони-Айленд вскоре после нападения у Матавана и заявила, что встретила акулу. По замечанию The New York Times, Хоффман «сохранила присутствие духа и вспомнила, что прочитала в Times что купальщик может отпугнуть акулу всплесками и начала бешено молотить по воде». Хоффман была уверена, что едва не стала жервой «Джерсийского людоеда», но позднее согласилась, что «не была уверена …испугалась ли понапрасну или действительно избежала смерти».

Местные власти городов штата предприняли усилия для защиты купальщиков и экономики от акул-людоедов. Акватория пляжа на 4-м авеню в Ашбури-парк была перегорожена ограждением из проволочной сетки и патрулировалась вооружёнными катерами, этот пляж единственный оставался открытым после инцидента с Эврингхэмом. После нападений на Стилвелла, Фишера и Данна жители Матавана перегородили ручей сетями и бросали в воду динамит, чтобы поймать или убить акулу. По распоряжению мэра Матавана Арриса Б. Хендерсона Matawan Journal напечатал постеры с предложением награды в сотню долларов (по меркам 2012 года — 2100 долларов) любому, кто прикончит акулу, плавающую в ручье. Несмотря на все усилия жителей города, в ручье Матаван не было поймано или убито ни одной акулы. «Matawan Journal» поместил на первой полосе статью об инциденте с акулой в выпуске от 13-го июля 1916-го года вместе с заметкой о поимке акулы в водах у соседнего города Кейпорта в выпуске от 20-го июля 1916-го года.

Курортные города вдоль побережья Нью-Джерси написали петиции федеральному правительству помочь действиям местных властей по защите пляжей и охоте на акул. Палата представителей одобрила выплату в 5 тыс. долларов (110 тыс. по ценам 2012 года) для устранения угрозы нападений акул на побережье Нью-Джерси, президент Вудро Вильсон провёл совещание в своём кабинете для обсуждения нападений. Министр финансов Уильям Хобс МакАду предложил мобилизовать береговую охрану для осуществления патрулирования побережья Нью-Джерси и охраны купающихся. На побережьях Нью-Джерси и Нью-Йорка началась охота на акул. Ежедневная газета «Atlanta Constitution» написала 14-го июля: «Сегодня вооружённые охотники на акул патрулируют на моторных лодках побережья Нью-Джерси и Нью-Йорка, другие выстроились вдоль пляжей в согласованных усилиях по уничтожению людоедов». Губернатор Нью-Джерси Джеймс Ферман Филдер и местные власти предложили награды охотникам на акул. В результате у Восточного побережья были пойманы сотни акул. Охота на акул у Восточного побержья описывалась как «Самая масштабная охота на животных в истории».

Нападение на Стивелла и Фишера также были пересказаны в книге Ирвинга Уоллеса «The Book of Lists» в конце 1970-х.

Опознание «Джерсийского людоеда»

После второго инцидента учёные и публика выдвигали и обсуждали гипотезы, какой из видов акул участвовал в нападениях (или нападали акулы нескольких видов). Лукас и Николс выдвинули версию, что нападения совершала акула-изгой, плывшая на север. Они полагали, что акула появится у побережья Нью-Йорка: «Пока акула не проплыла через Нью-Йоркскую бухту и не пошла на север через Адские врата и пролив Лонг-Айленд, она пойдет вдоль южного побережья Лонг-Айленда и по глубине попадёт в бухту Джамейка».

По описаниям очевидцев, напавшая у Бич-Хэвен акула была 3 м длины. Капитан, который видел нападение, полагал, что это обыкновенная песчаная акула, изгнанная из Карибского моря обстрелами в ходе испано-американской войны. В последующие дни некоторые рыбаки заявляли, что изловили «джерсийского людоеда». 14 июля у Лонг-Бранч была изловлена синяя акула, четыре дня спустя Томас Коттрел, который увидел акулу в ручье Матаван, заявил, что поймал в устье ручья сетью серо-голубую акулу.

14 июля гарлемский таксидермист и укротитель львов, работавший на компанию Барнум и Бейли, Майкл Шлейсер выловил 2,3 м акулу весом в 143 кг у Раритан-бэй всего в нескольких милях от устья ручья Матаван. Акула едва не потопила лодку, прежде чем Шлейсеру удалось прикончить её сломанным веслом. Когда он вскрыл брюхо акулы, там обнаружились «подозрительный мясистый материал и кости», которые «заняли две трети ящика молока» и «совокупно весили пятнадцать фунтов». Учёные опознали в добыче молодую белую акулу, а в проглоченных останках — фрагменты человеческого тела. Шлейссер сделал из акулы чучело и поставил его на витрину манхэттенского магазина на Бродвее, но впоследствии чучело было утеряно. Единственная сохранившаяся фотография находится в номере Bronx Home News.

После поимки акулы Шлейссером летом 1916 года на побережье Нью-Джерси не произошло ни одного нападения. Мёрфи и Лукас объявили, что пойманная акула и есть «джерсийский людоед». Однако скептики выдвигали альтернативные гипотезы. В письме, отправленном в газету «The New York Times», Баретт П. Смит из Саунд-бич (Нью-Йорк) пишет:

Прочитав с большим интересом отчёт о трагедии в Спринг-лейк, я хотел бы выдвинуть предположение о несоответствии в акульей теории. По моему мнению, весьма маловероятно, что нападала акула, и я полагаю, наиболее вероятно, что нападения совершала морская черепаха. Я провёл немало времени на море и на побережье и несколько раз видел черепах, достаточно больших для того, чтобы причинить подобные ранения. Эти создания наделены злобным характером, когда они раздражены, приближаться к ним крайне опасно. Моя идея заключается в том, что Брудер [(жертва)] потревожил одну из них, спящую у поверхности воды.

Оригинальный текст (англ.)  

Having read with much interest the account of the fatality off Spring Lake, N.J., I should like to offer a suggestion somewhat at variance with the shark theory. In my opinion it is most unlikely that a shark was responsible, and I believe it much more likely that the attack was made by a sea turtle. I have spent much time at sea and along shore, and have several times seen turtles large enough to inflict just such wounds. These creatures are of a vicious disposition, and when annoyed are extremely dangerous to approach, and it is my idea that Bruder may have disturbed one while it was asleep on or close to the surface.

—

Другое письмо, пришедшее в газету «The New York Times», возлагает вину за появление акул на манёвры германских U-подлодок у Восточного побережья. Анонимный автор заявляет: «Эти акулы могли пожирать человеческие тела в германской зоне военных действий и сопровождать океанские лайнеры, идущие к этому побережью, или даже сопровождать саму [подлодку] „Deutschland“, ожидая обычной мзды в виде утопающих мужчин, женщин и детей». Писатель заключает: «Это должно служить объяснением их дерзости и стремлению к человеческому мясу».

Десятилетия спустя исследователи не достигли согласия по поводу расследования и выводов Лукаса и Мёрфи. Ричард Г. Ферникола опубликовал два исследования этих событий, и отмечает, что «существует множество теорий о нападениях у побережья Нью-Джерси» и что все они неубедительны. Другие исследователи, такие как Томас Хелм, Гарольд У. МакКормик, Томас Б. Аллен, Уильям Янг, Жан Кэмпбелл Батлер и Майкл Капуццо, в общем, соглашаются с Лукасом и Мёрфи. Однако доклад Национального географического общества, сделанный в 2002, гласит, что «некоторые эксперты полагают, что большая белая акула на деле не могла быть виновной в большинстве атак, которые приписывают этому виду. Эти люди говорят, что настоящим виновником многих освещённых инцидентов, включая знаменитые нападения акул у побережья Нью-Джерси, может быть менее известная акула-бык».

Биологи Джордж А. Лиано и Ричард Эллис полагают, что акула-бык может быть виновником нападений у побережья Нью-Джерси. Акулы-быки заплывают из океана в пресноводные реки и ручьи и нападают на людей по всему миру. В своей книге «Sharks: Attacks on Man» (1975) Лиано пишет:

Одним из наиболее удивительных моментов нападений в ручье Матаван является расстояние от открытого моря. Во многих книгах встречаются отчёты о хорошо документированных нападениях акул у Ахваза (Иран), находящегося в 140 км (верх по реке) от моря. Также интересно отметить, что акулы живут в пресноводном озере Никарагуа и в 1944 году была предложена награда за убитых пресноводных акул, поскольку они «недавно убили и серьёзно ранили нескольких купающихся в озере».

Оригинальный текст (англ.)  

One of the most surprising aspects of the Matawan Creek attacks was the distance from the open sea. Elsewhere in the book are accounts of well-documented shark attacks at Ahwaz, Iran, which is 90 miles (140 km) upriver from the sea. It may also be of interest to note that sharks live in Lake Nicaragua, a fresh-water body, and in 1944 there was a bounty offered for dead freshwater sharks, as they had "killed and severely injured lake bathers recently.

—

Эллис указывает, что большая белая акула «есть океанский вид и Шлейссер поймал свою акулу в океане. Найти акулу этого вида в ручье, надо сказать, по меньшей мере, необычайно и даже может невозможно». Акула-бык, однако, пользуется дурной славой за свои появления в руслах пресноводных рек, как и за свой драчливый и агрессивный характер. Он признаёт что «акула-бык не обитает в водах у Нью-Джерси, но встречается там намного чаще, чем белая [акула]».

В интервью с Майклом Капуццо ихтиолог Джордж Г. Бёрджесс высказывает предположение: «Неясно, какой их видов участвовал в нападениях, и, возможно, это будет в дальнейшем порождать оживлённые споры». Бёрджесс, однако, не исключает участия большой белой [акулы].

[Мы слышали] несколько голосов, высказанных за участие акулы-быка, поскольку вода в ручье Матаван солоноватая или пресная, акула-бык обитает в такой среде, а белая акула таких вод избегает. Однако наше исследование показывает, что размер ручья, его глубина и солёность воды близки к показателям морского залива, и, благодаря этому, маленькая белая [акула] могла туда забрести. Поскольку вскоре после нападений была поймана белая акула подходящего размера, в её потрохах были обнаружены человеческие останки (и новых нападений более не случалось), похоже, что именно она нападала на людей в ручье Матаван. Временная и пространственная последовательность нападений также даёт повод судить, что эта акула совершила более ранние нападения.

Оригинальный текст (англ.)  

The bull draws a lot of votes because the location, Matawan Creek, suggests brackish or fresh waters, a habitat that bulls frequent and whites avoid. However, our examination of the site reveals that the size of the "creek," its depth, and salinity regime were closer to a marine embayment and that a smallish white clearly could have wandered into the area. Since an appropriate sized white shark with human remains in its stomach was captured nearby shortly after the attacks (and no further attacks occurred), it seems likely that this was the attacker involved in at least the Matawan attacks. The temporal and geographical sequence of attacks also suggests that earlier attacks may have involved the same shark.

—

Жертвы нападений акул в 1916 году перечислены в международной базе нападений акул (International Shark Attack File) (директором базы является Бёрджесс) как жертвы большой белой акулы.

Возрастающее присутствие людей в воде служит причиной нападений: «Поскольку мировое человеческое население продолжает увеличиваться год за годом, также …растёт интерес к отдыху на воде. Количество нападений акул прямо зависит от числа людей входящих в воду». Однако вероятность того что нападала одна акула, оспаривается. Учёные, такие как Виктор М. Копплсон и Жан Батлер, полагаются на данные, представленное Лукасом и Мёрфи в 1916-м году, на утверждение, что нападения совершала одна акула. С другой стороны Ричард Ферникола замечает, что 1916-й был «акульим годом»: рыбаки и капитаны докладывали о сотнях акул, плавающих у среднеатлантического побережья США. Эллис отмечает, что «пытаться подогнать известные нам факты в соответствие с теорией „акулы-злодейки“ — это растягивание сенсуализма и вероятности за разумные пределы». Он признаёт: «Доказательства давно уже утеряны и мы никогда не узнаем, была ли это одна акула или несколько, один вид или другой участвовал в нападениях».

В 2011 году в документальном фильме The Real Story:Jaws канала Smithsonian Channel сделана попытка рассмотреть последовательность событий с различных точек зрения. Показано, что нападения в ручье Матаван произошли в полнолуние, благодаря чему солёность воды увеличилась более чем в два раза, чем за несколько часов до прилива. Это поддерживает теорию о том, что нападения совершала большая белая акула. Следы ранений Джозефа Данна показывают что прикус более характерен для акулы-быка, чем для большой белой акулы, что даёт основание предполагать, что пять нападений совершили несколько акул.

Пересмотр научных знаний об акулах

До 1916-го года американские исследователи высказывали сомнения, что акулы смогут без подстрекательства атаковать живого человека в водах умеренного климата США. Один из скептически настроенных учёных написал: «Есть большая разница между атакой и укусом акулы». Он полагал, что акулы, запутавшиеся в рыболовных сетях или питающиеся падалью, могут случайно укусить оказавшегося поблизости человека. В 1891 году банкир-миллионер и искатель приключений Герман Ульрих на страницах газеты «New York Sun» предложил награду в 500 долларов за «достоверный случай нападения акулы на человека в водах умеренного климата севернее от мыса Гаттерас, Северная Каролина». Он хотел получить доказательства того, что «акулы никогда не атакуют живых мужчин, женщин, детей в водах умеренного климата». Награда так и осталась невостребованной, и учёные остались при убеждении, что в водах у восточного побережье США обитают безвредные акулы.

Учёные сомневались и в том, что акула сможет нанести человеческой жертве смертельные ранения. Ихтиолог Генри Уид Фаулер и куратор Генри Скиннер из академии естественных наук Филадельфии доказывали, что челюстям акулы не хватит мощи, чтобы перегрызть человеческую ногу за один укус. Фредерик Лукас, директор американского музея естественной истории, сомневался в том, что даже большая по размерам акула (9 м) сможет сломать человеческую кость. В начале 1916-го года он рассказал газете «Philadelphia Inquirer», что «даже у самой большой белой акулы не хватит сил, чтобы перегрызть ногу взрослого человека». Лукас подводит итоги, указывая на невостребованную награду Ульриха и считая, что шансы быть атакованным акулой «бесконечно малы, даже меньше, чем шанс получить удар молнии, и практически не существует опасности нападений акул у наших берегов».

Нападения акул у побережья Нью-Джерси побудили американских учёных пересмотреть свои предположения о том, что акулы боязливы и беспомощны. В июле 1916-го года ихтиолог и редактор Национального географического общества Хьюго МакКормик Смит опубликовал статью в газете «Newark Star-Eagle», описывающую некоторые виды акул как «безвредные, а другие как воплощение свирепости». Он продолжает: «одним из наиболее больших и возможно наиболее ужасной из акул является людоед Carcharodon carcharias. Он плавает по всем морям: умеренного климата и тропическим и повсюду наводит страх. Его максимальная длина — сорок футов, его зубы 76 мм длиной».

К концу июля 1916-го года Джон Николс и Роберт Мёрфи стали относиться к большой белой акуле с большей серьёзностью. В журнале «Scientific American» Мёрфи пишет, что «большая белая акула возможно редчайшая из заслуживающих внимания акул … условия их обитания малоизвестны, но говорят, что частью их рациона являются большие морские черепахи… Судя по их физическому виду, они не побоятся напасть на человека в открытой воде». Он приходит к такому выводу, «поскольку доказано, что даже сравнительно небольшая белая акула, весящая две сотни фунтов, легко сможет сломать самую большую человеческую кость рывком своего тела после того, как прокусит до мяса».

Роберт Мёрфи и Джон Николс написали в октябре 1916-го года:

Есть что-то особенно зловещее в виде акулы. Видение её тёмного спинного плавника, нарезающего зигзаги по поверхности тихого сверкающего летного моря, и затем исчезновение его из вида говорит о [её] злом духе. Её плотоядная морда, большой рот с рядами острых как ножи зубов, она слишком хорошо знает, как использовать их в качестве снасти рыбака, неослабная ярость, с которой они бьются на палубе, когда приходит их последний час, и с которой они дробят кости врагов, её твёрдость, жестокость, бесчувственная энергия и нечувствительность к физическому ранению не вызывает восхищения, когда думаешь о её энергичном, выдающемся, разрушительном, гастрономическом потреблении поголовья луфаря, тунца или лосося.

Оригинальный текст (англ.)  

There is something peculiarly sinister in the shark's make-up. The sight of his dark, lean [dorsal] fin lazily cutting zig-zags in the surface of some quiet, sparkling summer sea, and then slipping out of sight not to appear again, suggests an evil spirit. His leering, chinless face, his great mouth with its rows of knife-like teeth, which he knows too well to use on the fisherman's gear; the relentless fury with which, when his last hour has come, he thrashes on deck and snaps at his enemies; his toughness, his brutal, nerveless vitality and insensibility to physical injury, fail to elicit the admiration one feels for the dashing, brilliant, destructive, gastronomic bluefish, tunny, or salmon.

—

После нападения в ручье Матаван Фредерик Лукас признал на первой полосе «The New York Times», что недооценивал акул. Статья сообщает, что «выдающийся авторитет страны по акулам высказывал сомнения, что акула сможет напасть на человека, и опубликовал свои сомнения, но недавние происшествия изменили его точку зрения». Николс позднее описал появление большой белой акулы в своём биологическом обзоре Fishes of the Vicinity of New York City (1918), «Carcharodon carcharias (Linn.) White Shark. „Man-eater.“ Accidental in summer. June to July 14, 1916.».

Влияние на культуру

Маятник общественного мнения быстро сместился от точки зрения на акул как на безобидных существ к другой крайней точке зрения, на акул стали смотреть не только как на «поедательных» машин, но также как и на неустрашимых беспощадных убийц.

После первого нападения акулы стали объектом творчества газетных карикатуристов, в виде акул представлялись политические фигуры, германские U-подлодки, викторианская мода и мораль, полиомелит, страшная жара, накрывшая северо-восток. Ферникола замечает: «С 1916-го года американцы годами пытались порвать с жестокостью и консерватизмом викторианской эпохи, один из юмористов изобразил рискованный купальник в горошек и разрекламировал его как секретное оружие, чтобы удержать акул на расстоянии от наших пловчих». Другая карикатура под заголовком «Что делать семейному человеку?» отображает «раздражённого индивидуума у конца причала на котором установлен знак ОПАСНО: НЕ КУПАТЬСЯ и подчёркнуты три наиболее опасные темы дня: детский паралич (полиомелит), волна жаркой погоды и акулы в океане». Карикатура озаглавлена: "What's a Family Man to Do?" С растущим недоверием американского общества к Германии в 1916 году карикатуристы отобразили дядю Сэма, переходящего море вброд, и окружённого U-подлодками с мордами акул.

В 1974-м году был опубликован роман «Челюсти» писателя Питера Бенчли о большой белой акуле, терроризирующей вымышленный прибрежный городок Эмити. Шеф полиции Мартин Броди, ихтиолог Мэт Хупер и рыбак Куинт ловят акулу после того как она убила четверых человек. В 1975 режиссёр Стивен Спилберг снял одноимённый фильм по мотивам романа. В фильме Спилберга показывается как Броди (Рой Шнейдер) и Хупер (Ричард Дрейфус) пытаются убедить мэра Эмити Вогана (Мюррей Хамильтон) закрыть пляжи в праздничный день 4-го июля после гибели двух купающихся и рыбака. Хупер объясняет мэру: «Смотрите, ситуация такова что большая белая акула по-видимому решила поплавать в водах острова Эмити. И она собирается промышлять здесь, пока не иссякнет пища». Броди добавляет: «И нет предела тому что она собирается делать! Я думаю: у нас уже было три нападения, два человека погибли за неделю. И это будет продолжаться, это уже случалось раньше! Побережье Нью-Джерси! …1916-й год! Пятерых человек загрызли в воде!». Ричард Эллис, Ричард Ферникола и Майкл Капуццо полагают что на написание романа Питера Бенчли вдохновили нападения акул 1916-го года на побережье Нью-Джерси, теория об акулах-изгоях Копплсона и экспонаты нью-йоркского рыбака Фрэнка Мундуса. Об атаках также кратко упоминается в романе Бенчли «Белая акула» (1994).

Нападения 1916-го года стали предметом трёх исследований: Ричарда Г. Ферниколы «In Search of the „Jersey Man-Eater“» (1987) и «Twelve Days of Terror» (2001) и Майкла Капуццо «Close to Shore» (2001). Капуццо предлагает углублённую инсценировку инцидента, а Ферникола изучает научные, медицинские и социальные аспекты нападений. Исследование Ферниколы стало основой сюжета документального фильма «Shark Attack 1916» (2001) из серии документальных фильмов «In Search of History» канала History Channel и документальной драмы «12 Days of Terror» (2004) канала Discovery Channel. Ферникола также написал сценарий и стал режиссёром 90-минутного документального фильма «Tracking the Jersey Man-Eater», снятого George Marine Library в 1991 году (этот фильм так никогда и не выходил в широкий прокат).

В 2008 году вышел короткометражный художественный фильм «Shore Thing» режиссёра Ловари и Джеймса Хилла, показанный на нескольких американских кинофестивалях. В декабре 2009 года фильм удостоился награды в номинации Best Suspense Short на нью-йоркском международном независимом фестивале фильмов и видеофильмов.

В 2009 году в серии программ Shark Week канала Discovery Channel вышли два документальных фильма под заголовком «Blood in the Water» об атаках и днях после этих событий. Нападения в ручье Матаван послужили темой документального фильма «Attacks of the Mystery Shark» (2002) канала National Geographic Channel где рассматривается вероятность нападения акулы-быка на Стенли Фишера и Лестера Стилвелла.

В 2011 вышел фильм «The Real Story: Jaws» канала Smithsonian Channel который рассматривает ряд событий в деталях и исследует различные точки зрения.

Рок-группа Giant Squid жанра пост-металл выпустила в 2005 году альбом «Monster in the Creek», на обложке альбома показана фотография ручья Матаван.

Литература

• Michael Capuzzo. [books.google.com.ua/books?id=Jzjc_S51_OwC Close to Shore: A True Story of Terror in an Age of Innocence]. — Thorndike Press, 2001. — 476 с. — ISBN 9780783895932.

• Fernicola, Richard G. In Search of the «Jersey Man-Eater»: An Exhaustive Investigation of the Infamous Shark Attacks that Plagued the New Jersey Shore during the Summer of 1916. Deal, N.J.: George Marine Library, 1986. ISBN 0-944852-00-9
• Fleming, Thomas J. New Jersey: A History. New York: W. W. Norton, 1984. ISBN 0-393-30180-X.
• Genovese, Peter. The Jersey Shore Uncovered: A Revealing Season on the Beach. New Brunswick, N.J.: Rutgers University Press, 2003. ISBN 0-8135-3315-5.
• Henderson, Helen. Matawan and Aberdeen: Of Town and Field. Charleston, S.C.: Arcadia Publishing, 2003. ISBN 0-7385-2403-4.
• May, Nathaniel. Shark: Stories of Life and Death from the World’s Most Dangerous Waters. New York: Thunder’s Mouth Press, 2002. ISBN 1-56025-397-5.
• Nichols, John T. Fishes of the vicinity of New York city, by John Treadwell Nichols, with an introduction by William K. Gregory. New York, Printed at the Museum, 1918. www.biodiversitylibrary.org/bibliography/1951.
• Stansfield, Charles A., Jr. Vacationing on the Jersey Shore: The Past and Present, with a Guide to the Beach Resorts. Mechanicsburg, Penn.: Stackpole Books, 2004. ISBN 0-8117-2970-2.

Ссылки

• [richard.arthur.norton.googlepages.com/newjerseysharkattack Jersey Shore shark attacks of 1916 bibliography]
• [www.archive.org/details/SpokenVersionOfThejerseyShoreSharkAttacksOf1916FromEn.wikipedia.org Listen to this article or download mp3 of Jersey Shore shark attacks of 1916 from the Internet Archive]

Отрывок, характеризующий Нападения акул у побережья Нью-Джерси (1916)

Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!