Наполеоновское (яйцо Фаберже)
| «Пасхальное яйцо Наполеоновское» Яйца Фаберже | |
 Пасхальное яйцо с сюрпризом ширмой-миниатюрой | |
| Год изготовления |
1912 |
|---|---|
| Заказчик | |
| Первый владелец | |
| Текущий владелец | |
| Владелец |
|
| Год получения |
1972 |
| Дизайн и материалы | |
| Мастер |
? |
| Материалы |
яйцо: жёлтое золото, прозрачная изумрудная зелёная эмаль, рубины, алмазы, бархат и атлас; |
| Высота |
117 мм |
| Сюрприз | |
|
ширма с шестью портретами-миниатюрами | |
«Наполеоновское» — ювелирное яйцо, одно из пятидесяти двух императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Яйцо было создано в 1912 году по заказу Николая II, который подарил его своей матери Марии Фёдоровне в качестве традиционного подарка на Пасху 1912 года в честь сотой годовщины победы России над армией Наполеона, в том числе и Бородинского сражения (1812)[1].
Содержание
Описание
Ювелирное пасхальное яйцо сделано из жёлтого золота покрыто прозрачной изумрудной зелёной эмалью и украшено рубинами, алмазами, бархатом, атласом. Изготовленно для вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны в ознаменование столетия Отечественной войны 1812 года. Зелёное ювелирное яйцо украшено двуглавыми орлами и трофеями сражений. На вершине яйца под алмазом изображены корона и монограмма Марии Фёдоровны. Императорское пасхальное яйцо «Наполеоновское» фирмы Фаберже раскрывается и внутри содержит сюрприз — ширму с шестью миниатюрами, изображающими представителей полков, почётным полковником которых была императрица[2][3].
Сюрприз
Сюрприз в виде ширмы из шести портретов-миниатюр сделан из жёлтого золота, алмазов, платины, прозрачной изумрудной зелёной, и непрозрачной белой эмали, расписан гуашью по слоновой кости. Императрица Мария Фёдоровна числилась почётным полковником шести полков российской армии, изображённых на акварели, и её монограмма украшает обратную сторону каждой миниатюры. Все портреты-миниатюры выполнены в форме экрана, стержни которого выполнены в виде топора (военной эмблемы, используемой с римских времён), подписаны «Василий Зуев» и датированы 1912 годом[2].
Владельцы
Император Николай II подарил ювелирное пасхальное яйцо «Наполеоновское» своей матери Марии Фёдоровне на Пасху 1912 года. После революции, вместе с другими сокровищами императорской семьи, оно было конфисковано большевиками. В 1930 году ювелирное яйцо «Наполеоновское» стало одним из десяти императорских яиц, проданных галерее Хаммер, Нью-Йорк. С 1951 года принадлежало Матильде Хеддингс Грей, с 1972 года хранится Фондом Матильды Геддингс Грей, Новоорлеанский Музей Искусства, США[1][2][3].
Напишите отзыв о статье "Наполеоновское (яйцо Фаберже)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.equal.lv/rus/eggskolection/5490.html Коллекция яиц Фаберже: Наполеоновское, 1912]. Коллекция яиц Фаберже. equal.lv. Проверено 10 мая 2014.
- ↑ 1 2 3 Mieks [www.mieks.com/eng/1912-Napoleonic-Egg.htm Napoleonic Egg, 1912] (англ.). mieks.com (9 September 2007). Проверено 16 декабря 2007. [web.archive.org/web/20071222105506/mieks.com/Faberge2/1912-Napoleonic-Egg.htm Архивировано из первоисточника 22 декабря 2007].
- ↑ 1 2 [faberge-eggs.info/jajco_napoleonovskoe_1912.html Яйца Фаберже: Наполеоновское, 1912]. Яйца Фаберже. faberge-eggs.info. Проверено 10 мая 2014.
Ссылки
|
Это заготовка статьи по искусству. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Наполеоновское (яйцо Фаберже)
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
