Направления индуизма

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Статья по тематике
Индуизм

История · Пантеон

Направления

Вайшнавизм  · Шиваизм  ·
Шактизм  · Смартизм

Дхарма · Артха · Кама
Мокша · Карма · Сансара
Йога · Бхакти · Майя
Пуджа · Мандир · Киртан

Веды · Упанишады
Рамаяна · Махабхарата
Бхагавадгита · Пураны
другие

Родственные темы

Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша

Портал «Индуизм»

Индуизм включает в себя много течений и философских школ, которые принято относить к одному из направлений индуизма.

Индуизм является очень разнообразной и сложной религией. Каждому направлению в индуизме присущ набор богатых религиозных практик. В индуизме принято выделять четыре основных направления:

Все эти четыре направления имеют общие ритуальные практики, верования, традиции и концепции личностного Бога, но каждое из них исповедует свою собственную философию, разные способы достижения конечной цели жизни — мокши (освобождения) и имеет разные взгляды на Бога и девов. Каждое направление следует разным методам самоосознания и поклоняется разным аспектам или формам Верховной личности Бога. Каждое направление, однако, принимает и уважает другие традиции и любого рода конфликты случаются крайне редко. Среди последователей индуизма существует сильная вера в то, что есть много путей, ведущих к Единому Богу или Источнику, независимо от того, каким именем Его называют.

В каждом из направлений индуизма, установившаяся философская школа называется сампрадаей, а традиционная цепь ученической преемственности каждой сампрадаи носит название парампары.

Присутствие различных направлений и школ в индуизме не должно рассматриваться как схизма. Совсем наоборот, между разными направлениями индуизма не существует вражды или противостояния. Между ними преобладает здоровый обмен идей и философское обсуждение, которые служили и служат для оттачивания философии каждой школы.

Около 70 % индуистов являются последователями вайшнавизма,[1] хотя часто и с примесью некоторых аспектов традиции смарта.





Вайшнавизм

Последователи монотеистической традиции вайшнавизма, которых называют вайшнавами, поклоняются Вишну и его аватарам (в основном Кришне и Раме) как различным формам, или ипостасям, Бога. Вайшнавизм является самым крупным течением в индуизме — примерно 70 % от общего числа индуистов (около 700 млн человек) исповедуют эту разновидность индуизма.[1] Как отмечает Г. М. Бонгард-Левин, вайшнавизм возник раньше шиваизма и всегда имел больше последователей.[2]

В вайшнавизме существуют четыре основных богословских традиции, называемых сампрадаи.[3] Каждая из сампрадай имеет своего учителя-основателя, называемого ачарьей, и свою собственную философскую систему, в которой даётся толкование взаимоотношений между дживой и Богом.

Некоторые современные вайшнавские движения, принадлежащие к одной из основных сампрадай:

Шиваизм

Последователи шиваизма, называемые шиваитами или шайвами, в основном поклоняются Шиве как имманентной и трансцендентной Верховной Личности Бога. Последователи шиваизма насчитывают более 200 млн.

Шиваизму одновременно присущи монизм и дуализм. Он основывается на йоге, медитации и любви ко всем живым существам.

Основные богословские школы шиваизма:

Для шиваитов, Шива одновременно имеет и не имеет формы. Он является верховным и несравненным Танцором, Натараджей. Он — лингам, который не имеет ни начала, ни конца.

Шактизм

Последователи шактизма поклоняются Божественной Матери Шакти в одной из её многочисленных форм, таких как Кали, Дурга, Лакшми, Сарасвати и др.

Шактизм является одним из самых древних направлений индуизма. Свидетельства о существовании шактизма относятся ещё ко временам Хараппской цивилизации. В том, что касается описаний Шивы и Шакти/Сати/Парвати, шиваизм и шактизм неотделимы друг от друга. Вайшнавизм также имеет определённую связь с шактизмом — богиню Дургу там называют Нараяни.

По сравнению с шиваитами и вайшнавами, шакты отличаются либеральными взглядами на поклонение и обычно отождествляют себя не как шакт, а как индусов в общем. Шактизм распространён по всей Индии, но особенно сильно развит в таких штатах, как Западная Бенгалия, Ассам, Орисса и Бихар. Поклонение Дурге также достаточно широко распространено в Махараштре и Гуджарате, где регулярно проводятся ритуалы и праздники, посвящённые Деви.

Основными центрами шактизма в Индии являются Шакти-питы — святые места паломничества в шактизме. Всего их насчитывается 51. Их история связана с Шивой, когда он, перенося в великом гневе мёртвое тело Сати, начал совершать танец гнева «тандаву», который он обычно танцует только перед разрушением Вселенной. Видя гнев Шивы, Вишну осознал, что вся сила Шивы исходит от мёртвого тела Сати/Шакти и разрезал её на кусочки своей Сударшана-чакрой, после чего гнев Шивы исчез. Тело Сати было разрезано на 51 кусок, каждый из которых упал на землю в определённом месте — каждое из этих мест превратилось в одну из Шакти-пит. Самыми знаменитыми из них являются Калигхат-мандир в Колькате, Камакхья-мандир в Ассаме, и храм Вайшнав-деви в Джамму.

В понимании последователей шактизма, все являются детьми Богини-Матери, желанием которой является то, чтобы все её чада жили в гармонии и согласии. Некоторые ведущие индийские философы, такие как Рамакришна и Вивекананда, были шактами.

Основными праздниками для шакт являются Дуссера/Дурга-пуджа, Дивали/Кали-пуджа/Лакшми-пуджа, Сатьянараяна-пуджа, Ганеша-пуджа, Сарасвати-пуджа, Картик-пуджа, Джанмаштами, Шиваратри, Санкранти и др. Шакты, в отличие от вайшнавов, никогда не отказываются поклонятся той или иной форме Бога. Шактизм обладает богатой и разнообразной философией и ритуальными практиками, к которым относятся мантра и тантра. Некоторые обряды в индуизме, такие как нанесение синдура и бинди, также как и традиционный наряд невесты, происходит от концепции богини Дурги и Лакшми.

Шактизм рассматривается рядом учёных как самая древняя форма индуизма. В поздних формах шактизм в основном базируется на таких Пуранах, как «Дурга-пурана», «Калика-пурана» и «Сканда-пурана». Другими важными текстами, которые изучают и почитают все последователи традиции шактизма, являются «Рамаяна», «Махабхарата» и «Бхагавад-гита». Обычным для последователей шактизма является также поклонение Кришне и Шиве, которым шакты часто совершают пуджу в храмах и на дому. Раме поклоняются как аватаре Нараяны. Шакты считают, что Рама также был поклонником Шакти. Согласно преданию, начало празднования Дурга-пуджи в Бенгалии положил сам Рама.

Смартизм

Последователи смартизма имеют полную свободу выбора в отношении того, какому деве или форме Бога им поклоняться. Характерной чертой смартизма является поклонение пяти богам (панча-упасана) или панча-девата как личностным формам безличного Абсолюта, Брахмана. Смарты принимают и поклоняются шести проявлениям Бога:

Какой из форм Бога поклоняться — личный выбор каждого последователя смартизма, ибо все различные проявления Бога рассматриваются как совершенно одинаковые. Традиция смарты представляет собой либеральное и эклектическое направление индуизма.

Именно смартизм до конца XX века являлся преобладающей формой индуизма на Западе — верования смарты включают в себя адвайту, и первым индусом, который вложил заметный вклад в проповедь индуизма на Западе, был последователь адвайты Свами Вивекананда. Только во второй половине XX века, такие гуру как А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада, и другие, принесли на Запад также и вайшнавскую традицию индуизма. В отличие от традиций смарты/адвайты, вайшнавизм и шиваизм следуют концепции Единого Бога — либо панентеистического монотеизма, либо панентеистического монизма.

Агама дхарма (Агама Тиртха)

Самое малочисленное на сегодняшний день течение в индуизме до XVI века было широко распространено на острове Ява и других островах Меланезийского архипелага. Позднее абсолютное большинство последователей этого направления в индуизме обратилось в ислам, а полностью индуистскими остались лишь острова провинции Бали. На остальных островах Индонезии индуизм исповедуется населением отдельных деревень. Богословски, из основных направлений индуизма, эта традиция наиболее близка шиваизму.

Термин «агама дхарма» используется также по отношению к традиционным практикам на островах Калимантан, Суматра, Сулавеси и других местах Индонезии, где люди стали определять и принимать свои агамы как индуизм.

Напишите отзыв о статье "Направления индуизма"

Примечания

  1. 1 2 Klostermaier 2007, С. 112
  2. Г. М. Бонгард-Левин. Древнеиндийская цивилизация. «Изучение индуизма как религии обычно начинают с вишнуитского культа, возникшего раньше шиваизма и всегда имевшего больше приверженцев».
  3. [www.iskcon.com/icj/4_1/satya_rsd.html The Sampradaya of Sri Caitanya, by Steven Rosen and William Deadwyler III] «the word sampradaya literally means 'a community'. A text from the Padma Purana quoted widely in Vaisnava writings speaks directly about these authorised communities. It says that 'Those mantras which are not received within a sampradaya are fruitless; they have no potency'. The text then specifically names the sampradayas. 'In the Kali-yuga, there will be four sampradayas.' ― we are talking about Vaisnava sampradayas­ ― 'They are the Brahma Sampradaya, originating with Brahma; Sri Sampradaya, starting with Laksmi; Rudra Sampradaya, starting with Siva; there’s another one starting from Sanaka and the others, the Kumaras'. Those are the four recognised Vaisnava sampradayas.»

Литература

Ссылки

  • [www.hinduism-today.com/archives/2003/10-12/44-49_four_sects.shtml Overview of the four divisions of Hinduism]
  • [hinduism.iskcon.com/tradition/1200.htm Description of four denominations.]

Отрывок, характеризующий Направления индуизма

Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.